Девочки. Зюзинские истории

 

— Ну, что же, девочки! Рассаживаемся, рассаживаемся побыстрее, мне еще в Управление сегодня ехать.
Елена Ивановна, закусив дужку очков, внимательно осматривала садящихся девочек, пересчитывала их по головам, потом переводила взгляд на список.
— Маргунова, Кирсанова, Дяжкина…— стала перечислять она, ставя галочки, если хозяйка фамилии ойкала и кричала, что она на месте. — Начинаем! Филипп Львович, а вы что пришли? Идите, идите, мне только девочки нужны.
Мужчина в синем халате и тапках потоптался на месте, кивнул и ушел, осторожно прикрыв за собой дверь.
— Итак, дорогие мои, хватит болтать, я не могу перекрикивать каждую! — удар рукой по огромному овальному столу конференц–зала. — Через неделю в нашем учебном заведении гости. Если мы постараемся, подготовим хорошую программу, увлечем их, покажем себя, так сказать, с лучшей стороны, то нам выделят деньги на дополнительное финансирование. Если нет, тогда так и будем сидеть со старыми компьютерами и обшарпанными стенами. Антипова, сдай мне телефон! Что значит, не отдашь?! Передавай сюда. Ты уже пять минут в нем копаешься, это неприлично! Что? У всех мамы. Ладно, еще раз увижу, отберу!
Девочки зашептались, осуждающе посмотрели на покрасневшую как рак Антипову. Та сунула телефон в карман сумочки и замерла, внимательно слушая директрису.
— Итак, мы с Мариной Владимировной всё продумали, она подготовит для вас очаровательный номер, выступите, ну а там посмотрим, насколько вы смогли растопить сердца наших гостей. Подойдите к делу серьезно, девочки, помогите мне, тогда и я вам помогу. Всё, можете идти. Колесникова! Ты почему опять в сапогах?! Я сколько раз говорила, чтобы переобувались?!
Елена Ивановна грозно сверкнула глазами на новенькие, до самого колена, сапожки, прищурилась и, покачав головой, кивнула на дверь:
— Иди, завтра чтобы сменка была!..
Всю неделю директриса подходила к дверям актового зала, прислушивалась, подсматривала в щелку. Марина Владимировна гоняла девочек нещадно. Репетиции шли по две в день, иногда по три. В зале стоял топот, визг, то и дело раздавались препирательства, кто–то скидывал артистические туфли и говорил, что не хочет выступать, что это плохая идея, и вообще… Другие успокаивали, бежали за водой, отпаивали и, так сказать, возвращали в строй…
— Раз, два, три! Раз, два, три! Платочек, пяточка, изящнее, девочки, изящнее! Голову выше! Молодцы! — растягивая слова, руководила Марина Владимировна. — Нет! Нет, Антипова! Ну, Катенька, милая, вправо шагаем! Вправо! Ты бы хоть на других смотрела, повторяла. Беркутова, теперь твой выход, давай, плавненько, ровненько, на шпагатик села, оп! Отлично! Да куда ты вскочила?! Что значит, больно?! Ради родного Дома творчества и не на такое люди идут! Ах, это невозможно! Это провал! Мы опозоримся! Ладно, соберитесь, красавицы мои, еще раз с самого начала!
Маринка кивала сидящей за скрипящим пианино Валентине Егоровне, та вскидывала руки и самозабвенно играла, а девочки, толпясь и сталкиваясь, абсолютно одурев от духоты актового зала и постоянных смен направления, пыхтели и топали. Репетиция шла полным ходом…

Филипп Львович, сидя у себя в каморке, отстукивал ритм танца тапочком и пил чай, уже третью кружку, так он переживал и волновался за девочек, за Елену Ивановну, а еще за новый слесарный станок, что ему купят, если девчата хорошо примут посетителей…
День «Х» приближался.

Елену Ивановну позвали на генеральную репетицию, но она прийти не смогла, опять ездила в Управление.
— Ладно, тогда мы без вас, — расстроенно опустила голову хореограф.
— Ничего, Мариночка, ничего. Я вчера всё посмотрела, вы славно потрудились. Девочки у нас, конечно, не танцовщицы, не та грация… Вот макраме плести – это они могут хорошо, а двигаться… Ну, что делать, коль уж гости любят танцы. Выкрутимся. Я еще сегодня позвоню, уточню насчет угощений, а вы не волнуйтесь, всё будет хорошо!
Дорогих гостей ждали к обеду. Фургон подвез закуски, работницы столовой в красиво повязанных косынках и белоснежных фартучках суетились у столов, раскладывая канапе и рыбную нарезку, тушеные баклажанчики, свернутые рогаликами, суши — для любителей. Резали овощи, колбасы и деликатесные сыры, облизывались, переглядывались и отправляли в рот кусочек – «проверить, свежая ли еда, а то мало ли» …
Такой беготни Дом творчества не видел уже много лет. Про него однажды просто забыли, пустили на самотек развитие молодых талантов, лишних денег не выделяли, ремонт откладывали. На все просьбы Елены Ивановны выкроить из бюджета хоть что–то, ей советовали привлечь сторонних инвесторов.
— Найдите заинтересованных людей, пусть вложатся в вас. А нам ваше макраме и рисование гуашью сейчас ни к месту. Вы не слышали – район идет по тропе спортивных успехов. Вон, дорожки беговые делаем, площадки… Ищите кого–то другого…
Поговаривали даже, что здание скоро заберут под офисы.

Елена Ивановна билась и отстаивала свою детище, как могла. Звонила, уточняла, экономила, а потом, бац, и покупала вонючую краску, которой Филипп Львович перекрашивал забор в веселенький желтый цвет. Пустячок, а приятно! Или вот кулер… Как просили девочки его поставить! А это лишняя статья расходов!
Но Елена Ивановна и тут нашла выход. Теперь в столовой, за специальным столиком, сидела вахтерша, тетя Рита. Она наливала всем жаждущим водичку из большого чайника. И чище, и экономнее, чем всякие там кулеры!

Вода, в отличие от покупной, у тети Риты не заканчивалась, потому как беспрерывно кипятилась в столовой в огромной кастрюле…
А паркет! Как Елена Ивановна билась, чтобы ей обновили его, чтобы блестел он лаком, как много лет назад, но всё руководству было недосуг. На помощь пришел Филипп Львович. Достал где–то циклевальную машинку, заперся в актовом зале, и давай шуметь. Девочки повыбегали из кабинетов, загудели, мол, мешает, ничего не слышно, но Елена Ивановна была непреклонна – надо потерпеть!..
… Силами денежных запасов директора соорудили приличные столы, да с белыми скатертями, да с букетиками, что набрали воспитанницы кружка «Сохраним природу» в ближнем леске. Полы натерли, окна перемыли, забор подправили. Красота! Даже, кажется, воздух стал другим – гуашево–льняно–хлористым, свеженько–гигиеническим, творческим и летне–горячим.
— Девочки! Последний прогон. Гости уже едут, надеваем костюмы, причесываемся, и в путь!
Замелькали тела, зашуршали юбки, кофточки с треском стали натягиваться на плечики и руки.
— Помоги, не могу застегнуть! Ну, кто такие крючки делает, с лупой их, что ли, застегивать!
— А мне кофта мала! Нет, не ела много я вчера! Да, мала! Девочки, кто взял мой размер! У кого пятидесятый, девочки!
— Боже! Что у меня на голове! Просила же вчера в парикмахерской, чтобы сделали прилично, а встала с утра, смотреть страшно!..
Неслись со всех сторон жалобы, причитания и шепот. Кто–то плакал в углу.
— Антипова, ты что? — удивленно склонилась над рыдающей Марина Владимировна.
— Я боюсь! — пропищала та, размазывая по лицу только что нанесенный грим.
— Кого?
— Их боюсь, комиссии! Сцены боюсь, я не выйду.
— Я тебе дам! Не выйдет она! Ишь, моду взяли – чуть что, так они капризничают! А хочешь смарт–доску, жалюзи и прочие вкусности?
— Ага…
— Тогда марш краситься заново! Кто–нибудь! Спасите Антипову!
Хореограф огляделась – вокруг хаос из красного, небесно–голубого и желтого, юбки, кокошники, голые руки и туфли, нервно стучащие по полу…
— Ладно, я тебе сама всё сделаю, садись. Закрой глаза.
Антипова послушно закрыла глаза. Мариночка нежно протирала ее лицо салфеткой, что–то напевала, а потом ее клиентка, откинувшись назад, вдруг всхрапнула.
— Антипова! Катя! Ты что?! — хореограф принялась трясти участницу сегодняшнего бала за плечи, хлопать по щекам и кричать ей в ухо, чтобы проснулась.
— Что с ней? — на крики прибежала Елена Ивановна.
— Не знаю. уснула…
— Да она снотворного по ошибке приняла. Я видела, она в аптечке копалась! — с готовностью пояснила Анна Беркутова.
— Ну что опять такое! Кем я буду дырку закрывать? Она в первом ряду же стоит!
Засуетились, забегали, а потом призвали на помощь Филиппа Львовича, обрядили его в найденный где–то костюм дерева, сказали, где встать, и велели раскачиваться.
— Но у меня спина! — возмутился тот.
— У всех спины, дорогой! У всех! А что поделать…
Мужчина осмотрел столпившихся вокруг него работниц Дома творчества. Тетеньки с раскрашенными румянами лицами, в костюмах, аля Калинка–Малинка, испуганные, торжественные и все неимоверно ему родные… Ради них можно и потерпеть!
— Ладно. Только вы мне дупло побольше откройте, дышать нечем.
Марина заботливо отогнула сделанный аккурат напротив лица вырез на стволе поролонового дерева, одними губами прошептала «спасибо», а потом, выудив из мешка еще один такой же костюм дуба, грозно потрясла им в воздухе.
— Ну, кто еще боится, дорогие женщины? Есть альтернативный вариант!
Дяжкина Тамара Васильевна, помявшись и оттянув очередной раз душный воротник рубашки с красивой, вышитой каймой, тихо сказала:
— А можно мне дуб?
— Нет! Вам нельзя. Вы наше всё. По–моему, — доверительно наклонила голову Марина Владимировна, — из всего нашего кордебалета вы единственная выучили все движения!
— Я прошу вас! Я…
— Едут! Едут! — раздался с улицы голос тети Риты.
Женщины прыснули во все стороны, потом подкрались к окнам и стали смотреть на выходивших из микроавтобуса мужчин. Те, поправляя на ходу галстуки и одергивая пиджаки, друг за другом проследовали к лучезарно улыбающейся Елене Ивановне.

 

Далее читайте в Источнике...