Главное из паблик-тока с Дмитрием Гутовым в ЦСИ Винзавод — «Сноб»
Дмитрий Гутов, ключевая фигура российской современной художественной сцены, представил свою монументальную работу «Стопы» на выставке «Верю!» в 2007 году, которая открыла ЦСИ «Винзавод». Спустя 17 лет эта работа вновь представлена на ретроспективной выставке «НИИ Архив. Ремонтаж». В рамках выставки состоялся паблик-ток с художником, где обсуждались ключевые этапы его творчества и эволюция культурного пространства «Винзавода». «Сноб» собрал главное из этой встречи.
О том, что непростые времена всегда были, есть и будут
«Как жили художники в 1990-е? В 1990-е они были нищие и голодные, выживали с хлеба на квас. Вспоминаю — в Трехпрудном переулке с 1991 по 1993 годы существовала одноименная галерея. Мы сквотировали в этом здании, и там никогда не гасла лампочка. Я как-то спросил, почему так? И мне ответили, что за электричество здесь не платят. Если лампочку включать и выключать, она быстрее перегорает, а денег-то нет. Под этой лампочкой мы листали журнал ArtFlash, а там — Энди Уорхол за $20 млн, Баския — за $70 млн… Это было как медитация. Если кому-то удавалось за $500 что-то продать, это был коллективный праздник»
«Потом наступили нулевые, и ситуация начала стремительно меняться. На глазах случился гигантский, совершенно исторический слом. И в 2003 году в Москве открывается галерея Stella, которая привозит того самого Баския и еще 300 классиков! Все. Мы оказались в принципиально новой Вселенной. У нас даже появились какие-то деньги на изготовление работ. Отсюда и появилась идея завода, который объединяет всех этих маргиналов, разбросанных по городу»
О выставке, с которой начался Винзавод
«Выставка «Верю!» готовилась пару лет — потому что таких масштабных выставок еще никто не делал. А дело было серьезным, поэтому Олег (Олег Кулик, художник-перформансист, представитель московского акционизма и куратор выставки «Верю!» — «Сноб») организовал чтения. Дважды в месяц в течении этих двух лет участники и те, кто интересовался, собирались в Большом винохранилище. Холод был чудовищный. Там даже летом была почти нулевая температура — помню, свечи горят, и читаются доклады. Я тоже там читал доклад, он назывался «Художник и мир потусторонних явлений» У каждого в жизни бывают невероятные случаи из ряда вон, какие-то необыкновенные стечения обстоятельств, совпадения. Об этом я и говорил»
«Два года шла работа, оставалось три-два дня до выставки, и тут выясняется, что ничего не готово. Висит только моя работа. И я Олегу говорю: «Слушай, мы два года бились, давай перенесем на неделю?». Он отказался. Сказал твердо: «Нет, выставка откроется такого-то числа. Это число рассчитано по астрологическим и нумерологическим системам, она откроется такого-то числа, в 18 часов 17 минут». И он был прав. Такой мистической атмосферы я, наверное, не видел никогда в жизни. Ты ходишь в этом тумане, а вокруг — странные люди суетятся, крепят скотчем, гвоздями прибивают… И я никогда не видел, чтобы на выставку стояли такие очереди. Она стояла с утра до вечера, для нас это было что-то принципиально новое, кластер по европейскому образцу, как в Сохо, все галеристы делают открытие в один вечер, а публика бродит из галереи в галерею»
О художественном оптимизме
«У выставки «Верю!» был подзаголовок — «Проект художественного оптимизма». Как этот оптимизм выглядел в жизни? Художники Саша Виноградов с Володей Дубосарским, которые не могли в течение семи-восьми лет продать ни одну работу вообще, начинают что-то продавать. И покупают одну машину на двоих! Это был абсолютно разбитый «жигуленок», у которого даже не было спидометра. Мне посчастливилось сидеть на заднем сиденье, когда они гоняли на нем по Москве. Если только они видели машину, которая была дороже — а практически все были дороже — то Дубосарский сразу кричал: «Саша, сделай его, сделай!». И Саша газовал. И все на дороге шарахались, потому что понимали — от этой машины надо держаться подальше. Это и был художественный оптимизм».
О вдохновении и неуспешных проектах
«В 1993 или 1994 году я был приглашен в Великобританию на проект «Жизнь художников из Европы». От каждой страны выбрали художника и дали задание, которое я терпеть не могу — сделать что-то национальное. Когда я нахожусь в душевной тоске, то обычно иду в Третьяковскую галерею. Там я увидел потрясающую икону «Богоматерь Знамение. Битва новгородцев с суздальцами». Это чудесная история, когда летевшие стрелы остановились в воздухе перед иконой. Но, когда мы смотрим на картину, мы не понимаем, что стрелы остановились — на полотне что они летят, что они остановились, разницы никакой. Я подумал, что если оставлю стрелы и привезу их в Уэльс, то эта битва приедет к ним из глубины веков. И стрелы у меня, действительно, висели, закрепленные на лесках. Важно, что летят против энергии»
«Я сделал навскидку 150 проектов. И из них есть десяток, который я считаю неудачным. Иногда ты сталкиваешься с техническими сложностями — у тебя получилось, но не так, как было в голове. Поэтому критерии у меня чисто внутренние. Когда художник рисует, он по ходу работы что-то исправляет. Но, когда работаешь с большими проектами, не всегда есть возможность их исправить. Плюс у тебя дедлайн, и на открытие уже всех позвали»
О коммерции и авторском праве
«В 1990-х замечательный поддерживатель современного искусства Владимир Овчаренко стал владельцем Европейского торгового банка. У него было пятиэтажное здание на Мясницкой, прямо у выхода из метро Тургеневская. Как человек, любящий искусство, он первый этаж отдал под галерею. Мы можем только представить, какие это были потери для банка как для бизнеса. И он стал меня уговаривать что-нибудь там сделать. Я говорю: «Володь, у меня есть совершенно чудесная идея. Давай 25 тоннами черной грязи зальем галерею. И вся публика будет ходить по досочкам — вибрировать, как в невесомости». Он говорит: «Ты совсем спятил? Я хочу что-то продавать». Я и сам хотел продавать. Но еще больше мне хотелось оторваться. Так отрываться, конечно, можно было только в 1990-е, тогда люди по-другому относились к искусству. Это, кстати была новая для московской арт-среды ситуация, когда спрашивают, а что останется мне после выставки? Друг мой, у тебя останутся воспоминания. У тебя денег куры не клюют — $100 тыс. сюда, $100 тыс. туда… Ан-нет, давай-ка сделай, чтобы можно было продавать»
«Стопы» — это фрагмент картины Андреа Мантенья «Мертвый Христос». Его все спокойно копируют. Например, эти же ступни были сделаны Маурицио Каттеланом на Венецианской биеннале. В этом году Ватикан впервые принял участие в таком масштабном проекте современного искусства, и Каттелана пригласил Папа Римский. Он крупно воспроизвел эти ступни на фасаде женской тюрьмы. Наверное, я бы мог вступить в юридический спор — это происходит сплошь и рядом. Меня недавно попросили подготовить лекцию о подобных судебных процессах, авторском праве — особенно в области цифрового искусства. Сейчас даже с нейросетью возникают трения по авторским правам, а эта система как раз юридически не отработана, нет окончательных прецедентов».
О роли масштабе большом и малом
«Мне не надо экспериментально представлять, что такое микромасштаб — когда я начинал работать, я жил в Санкт-Петербурге, в однокомнатной квартире, с кухней 2,5 метра. Я работал на этой кухне и фактически делал выставку по кухне, потому что это были 1980-е годы — спасибо, что тебе вообще не оторвали голову, а не то, что тебя в какой-то выставочный зал пригласили. Это была совершенно нормальная практика. Все эти работы, по большому счету, на той кухне и были выдуманы, или даже в худших условиях. Масштабирование — это то, чем проверяются художники. Например, ты делаешь маленькие хорошие работы. Но в маленькой работе очень легко спрятать большую ошибку — тебя увеличили, и оказалось, что у тебя там все на самом деле все криво. Все великие художники выдерживают любое масштабирование. Можно взять квадратный сантиметр Винсента Ван Гога, разогнать его масштабом 20х30 метров — вы увидите безукоризненность».
«В 1994 году Толя Осмоловский взобрался на плечо памятника Маяковскому. Мы не понимаем, насколько Маяковский гигантский, а вот, если я покажу фотографию, где маленький Осмоловский сидит на плече гигантского Маяковского, то сразу понятен масштаб. Толя показал, что он, по сравнению с отцами-основателями авангарда, очень мал. Когда я увидел «Мертвого Христа» в подлинном виде — маленькую, у меня закралась идея масштабировать ее. Кто помнит «Путешествие Гулливера в страну в страну Бробдингнегов»? Гулливер сначала побывал в стране лилипутов, где оказался великаном, а потом — в стране великанов, где он уже сам оказался лилипутом. Мне работа с маленькими масштабами очень нравится, потому что она не такая ответственная»
О хулиганстве, непохожестях и рождении из них нового
«В 1993 году Виктора Мизиано пригласили куратором во французский город Тур сделать выставку русских художников. — тогда был бешеный интерес к постсоветской России. Выставка должна была быть в действующем храме, где было очень мало окон и света. У Вити была идея, чтобы художники работали в коллаборации, и он выбрал три совершенно несовместимые фигуры — Анатолий Осмоловский, Юрий Лидерман и я. И сказал нам: «Сделайте тотальную инсталляцию на весь храм, но так, чтобы было видно, что она сделана тремя художниками, чтобы почерк каждого в этой работе чувствовался. И давайте все три инсталляции сделаем звуковыми». Это была сложная задача — ведь первое требование любого художника к аудиоинсталляции, чтобы рядом других звуков не было»
«Мы собирались год, ходили как на работу — уже ничем нельзя было заниматься. Мы спорили, спорили… Я решил работать с Моцартом, у меня под куполом были спрятаны небольшие колонки. Потом решил, что саму партитуру сделаю веревочками: вот один слой, второй, третий, и они так друг с другом просвечивали, будто весь храм в паутине, но если присмотреться, это были ноты. Юра решил записать все наши споры в стихах, получилась поэма. А Толя пробросил провода и считывал мою музыку и Юрину — тогда он увлекался рок-музыкой, так что все это шло к микшеру рок-музыкантов и превращалось в шум. В результате, что меня поразило, вся публика сразу прочитала идею: один работает с электронным космосом, другой — с чистым дискурсом, а третий — с чистыми шумами и с общим разрушением. И визуально получилось довольно неплохо»
Подготовила Тамара Лорка