Пианист и композитор Никола Мельников — о концерте с цифровыми аватарами, нейросетях и неоромантизме

11 декабря композитор и пианист Никола Мельников проведет в ДК «Кристалл» концерт Octo AI Ensemble. В шоу примут участие восемь музыкантов, при этом на сцену выйдет только сам Никола, а семь виолончелистов, один из которых — творение искусственного интеллекта, будут представлены с помощью голографических 3D-боксов. В интервью «Снобу» Никола Мельников рассказал о том, как создавался этот уникальный проект и почему нейросети никогда не заменят живое звучание.

Никола, как у вас возникла идея создать этот необычный аудиовизуальный проект, привлечь искусственный интеллект?

Все началось со знакомства с технологией.  Я увидел уникальные проекционные экраны, которые создают нереально объемное четкое изображение. Я часто работал с разными визуальными студиями, был знаком с диджитал-поверхностями, но технологии проекта Bright Fields Technologies меня просто поразили. Я подумал: а почему бы мне не сделать такой эксперимент — выступить с цифровыми голограммами музыкантов.

Ориентиром для меня стал состав моего ансамбля Octo Ensemble — октет, в составе которого есть я и семь виолончелистов. С помощью технологии Digital 3D Touch HOLLO.7 мы получили трехмерное изображение — видеопроекции музыкантов в полный рост, цифровые аватары виолончелистов.

Теперь, где бы я ни выступал, они будут всегда со мной: мне не придется искать замену, скажем, заболевшему музыканту — достаточно запустить экраны с его «двойником».

На самом деле, мы летом представляли уже похожий концерт в «Зарядье», но там моя идея только формировалась: живые и неживые музыканты находились в равных отношениях. В «Кристалле» все будет совсем по-другому — и с точки зрения концепции, и с точки зрения использования пространства.

Музыкальные композиции тоже были созданы при помощи технологий?

Да, я пропускал свою уже созданную музыку сквозь нейросеть, которая давала вариации на тему. Потом мы перезаписывали ее творение с «живым» музыкантом, потому что в том виде, в котором она выдает звучание, это какой-то пластик, это невозможно слушать, там нет души. В основном на концерте будут представлены композиции из моего альбома Last Hope, сочинения для рояля и виолончели, электронная музыка.

Сейчас искусственный интеллект постепенно проникает и в сферу искусства: нейросети пишут картины, музыку. Нет ли у вас опасения, что в будущем творчество музыкантов и художников заменят ультрасовременные технологии?

Я считаю, что без идеи человека — работы авторов, сценаристов, режиссеров, исполнителей — никакая технология не сможет существовать. Вы знаете, нейросети, связанные с музыкой, еще далеки от совершенства. Я бы никогда не доверил им создавать за меня музыку.

Я применяю нейросети только для визуализации своего замысла, когда, например, придумываю сценографию концерта: вместо того чтобы искать дизайнера и объяснять ему задачи, я при помощи нейросети за пять минут получаю результат.

По факту в сфере искусства с этой технологией просто играют, это не очень серьезно: нейросеть никогда не заменит живого музыканта, не сможет дать ту магию, неповторимость звучания живого инструмента. В остальных сферах за искусственным интеллектом, конечно, большое будущее. Очень скоро нам придется с ним идти рука об руку.

Среди других необычных проектов вы проводили концерт-медитацию, ночной концерт в оранжерее. Что вы хотите сказать этими перформансами?

Мне просто нравится играть вне концертных залов, приносить музыку в новые места. Людям очень сложно сегодня удержать внимание на чем-то одном, и я пытаюсь разнообразить им картину еще больше. Я хочу, чтобы каждый слушатель вышел с моего концерта с мощными конкретными воспоминаниями, которые останутся надолго в его памяти. Здорово, что интерес к кросс-культурному жанру с каждым годом увеличивается — я вижу, как сильно публика хочет шоу, погружения в синтез искусств.

Вас называют композитором-неоромантиком. Вы согласны с таким определением?  

В целом да. Во всех интервью меня раньше называли неоклассиком, но это неверно: я не отношу себя к этому популярному сегодня стилю. Поэтому пусть лучше я буду неоромантиком, мне это ближе. Я обожаю музыку Рахманинова, мой пианизм буквально вырос на его фортепианных сочинениях.

В том году я делал трибьют рахманиновскому творчеству — концерт Receptio, выступал в сопровождении симфонического оркестра с программой — посвящением Рахманинову. И тогда я понял, что мои композиции тоже несут романтический оттенок, продолжают традиции Рахманинова и композиторов-романтиков XIX века на современный манер.

В этом году у вас вышел альбом с симфоническим оркестром, на заглавную композицию которого был снят клип в Японии, вы провели концерт на реке и даже выступали в метро.  

Да, год вышел очень насыщенным на события. Одним из главных дня меня стал релиз моего второго альбома Last Hope. Я очень долго над ним работал, использовал материал первого альбома Album #22, о котором сейчас мало кто вспомнит — по просьбе моего британского менеджмента мне пришлось его удалить. Возможно, когда-то я сделаю его переиздание: многие спрашивают, почему альбом канул в Лету.

В этом году я отчетливо понял, что публика любит междисциплинарные проекты, форматы на стыке искусств, где объединяются музыка, визуальное искусство, перформанс, электроника. На моем концерте-медитации «Сон в летнюю ночь» слушатели могли перемещаться, сидеть, лежать — словом, в какой угодно форме воспринимать музыку. В тот вечер я, кстати, влюбился в «Кристалл»: как-то сразу понял, что это моя точка притяжения. Сейчас для меня там строят студию звукозаписи — спасибо владельцу ДК Алексею Ольховому, который сразу откликнулся на мои предложения.

А вообще хочу здесь создать современное классное пространство, в котором будут проходить перформансы, мультимедийные концерты. Мне кажется, в Москве мало площадок, которые могли бы объединить молодых музыкантов, художников, танцовщиков и, конечно, публику.

Беседовала Надежда Травина