Колонка Катерины Муратовой: Юрий и Валентина, часть 2

Продолжение истории Юрия и Валентины, которые выросли в привилегированных семьях, в юности имели проблемы с алкоголем и запрещенными веществами, а позже, когда встретились и решили создать семью, — с зачатием. Тем не менее пара не оставляла попыток стать родителями, и через какое-то время благодаря ЭКО появились Виола и Максим, а затем и усыновленный Никита. Младшие дети родились раньше срока и имели слабое здоровье, а приемный существенно отставал в ментальном развитии. Решительно не зная, что с этим делать, молодые родители оказались на приеме у психолога Катерины Мурашовой.

— Близнецы в машине, ждут с моей мамой и няней, — сказала мне Валентина. — Если надо, мы их всех сразу позовем.

У меня маленький кабинет. Восемь человек в нем просто физически не поместятся. К тому же шестилетний Никита сразу занял собою практически все пространство. Ни на что другое места и внимания не оставалось.

— Не надо, — твердо сказала я и на всякий случай спросила: — А сколько лет близнецам?

— Два, — ответила Валентина, и я только уверилась в правильности принятого мною решения.

Спустя еще пару минут я поняла, что все они живут в Москве.

— Но мы специально приехали к вам на консультацию! — бодро заявил Юрий. Может, они думали, что мне это польстит?

— Надеюсь, что вы приехали не только для этого, — я пожала плечами. — Если бы вы жили в деревне или небольшом райцентре, данное действие было бы вполне понятно. Но везти троих маленьких детей из столицы в Петербург в период сезонной эпидемии… В Москве более чем достаточно своих специалистов.

— Конечно, нет. Мы хотели еще моих родителей навестить, — быстро сказала Валентина.

— А в Москве мы просто уже у всех были, — простодушно признался Юрий, отбирая у Никиты куклу, которой он уже оторвал одну ногу и теперь пытался открутить голову.

Когда куклу отобрали, Никита принялся выть. Не слишком громко, но противно. На одной ноте. Видно было, что он бережет дыхание и может так делать достаточно долго.

— Снимите со стола вон тот большой магнит с монетками, — велела я Юрию. — Поставьте на пол. Он у вас мелкие предметы не ест? Отлично. И еще дайте ему все ключи, которые у вас есть. И вот мои. Сломать ключ или монету или тем более этот магнит ребенок, как правило, не может. Играй, Никита. Видишь, как они друг к другу прилепляются?

Никита перестал выть и отнесся к магниту, ключам и монетам с нормальным интересом шестилетнего ребенка.

Когда мне вкратце рассказали всю историю, я спросила:

— На что вы рассчитывали изначально, когда забирали ребенка из приюта? И на что все еще надеетесь сейчас? Если ни на что не надеетесь, тоже скажите.

— Мы думали, что специалисты будут с ним заниматься, дадут нам рекомендации, мы их выполним и он постепенно будет нагонять в развитии, — подумав, сказал Юрий.

— Сдвиги в этом направлении есть?

— В общем-то да. Сейчас Никита вполне разумно употребляет пару десятков слов, ест кашу ложкой, а не лакает и не зачерпывает ее рукой, как вначале, согласился ходить в памперсах, больше не писает в углы и не размазывает экскременты по стенкам.

— Но вам этого мало?

— Безусловно. Тем более, что все вышеописанные навыки закрепились почти сразу, как он оказался у нас, а с тех пор — практически никакого прогресса, несмотря на ежедневные занятия.

— Я думала, что нормальная семья и наша любовь его излечит, — сказала Валентина.

— Не излечила? И признаков, что дело идет в нужном направлении, нет?

— Увы. Впрочем, вначале было, конечно, куда хуже. Если просто сосредоточить на нем взгляд и заговорить, он убегал, прятался или съеживался и начинал бормотать: «Не бей, не бей, не бей!» Сейчас ничего подобного уже нет. Он даже выполняет простые команды: «положи», «возьми», «дай». Но любому непосредственному физическому уходу до сих пор резко сопротивляется. Помыть ему голову — это коррида с привлечением трех взрослых людей. Обнять его взрослому человеку по собственному произволу нельзя. Иногда он сам может подойти и вроде бы даже как-то приласкаться, но и тогда в этом есть что-то такое… — Валентина явно затруднилась с определением.

— Животное?

— Механическое, — пришел на помощь жене Юрий. — Знаете, как кошки об ноги трутся или лошадь бок чешет об загородку.

— Вы честно пытались, но все оказалось намного сложнее, чем вы думали, и теперь вы хотите вернуть Никиту обратно в государственное учреждение? — спросила я.

— Нет! — хором сказали супруги (я удивилась), и Юрий добавил: — Мы хотели бы сделать все возможное, чтобы этого избежать.

— Как далеко вы готовы зайти?

— Очень далеко.

«Интересно почему?» — подумала я и спросила:

— А как Никита с близнецами?

— Вот! — воскликнул Юрий. — Именно это! Смотрите! — и обратился к играющему на ковре мальчику:

— Никита! Максим. Виола.

К моему глубочайшему изумлению хмурое некрасивое лицо ребенка просияло радостной улыбкой, он сложил ладони одна к другой и несколько раз достаточно отчетливо произнес:

— Божьи детки! Божьи детки!

— Если бы Никита хотя бы раз направил на близнецов ту агрессию, которая вначале лилась из него бурным потоком, мы отдаем себе отчет: все сейчас было бы по-другому.

— В нем самом есть любовь, — сказала Валентина. — Мы это видим каждый день. Максим и Виола в самом буквальном смысле ездят на нем верхом. Он падает от изнеможения, но продолжает выполнять все их прихоти.

«Как большая домашняя собака, — подумала, но не сказала я. — Специалисты говорят, что у обученной восточноевропейской овчарки интеллект трех с половиной летнего ребенка. А у Никиты?»

— Что сказали специалисты, к которым вы обращались? — спросила я вслух. — Какой у него сейчас основной диагноз?

— Общее недоразвитие речи. ЗПР. Все остальное — под вопросом, «расстройство неуточненное». Очень старенькая логопед со стажем 50 лет однажды сказала нам, что, по ее мнению, у Никиты когда-то была нормальная, соответствующая его возрасту речь, а потом что-то случилось и она почти пропала. То, что мы наблюдаем сейчас, она назвала «руинами».

Я все время чувствовала, что они мне еще не все сказали. Думала, что это про «сдать Никиту обратно». Ошиблась. Но ощущение никуда не исчезло. Неужели устали друг от друга и собираются разводиться? При этой мысли просто мурашки по коже: а как же дети? Я уже знала, что и с развитием и особенно со здоровьем близнецов Максима и Виолы проблем предостаточно…

— Ваши дальнейшие планы? — спросила я, вроде бы имея в виду коррекцию Никитиных проблем, но специально не уточняя.

Муж и жена сразу заговорили, перебивая друг друга. Я слушала и ежилась. Вообще-то, у меня на такое аллергия.

— Детям плохо жить в городе. Всем хорошо есть органические продукты. В них правильно повернуты изомеры органических молекул. Надо быть ближе к природе. Природа — это воплощение Бога и Абсолюта. Гаджеты и телевизор — бездуховность и зло. Эгрегор Москвы разрушается от бездуховности и суетной корысти столичных жителей подобно озоновому слою Земли от употребления фреона. Электромагнитные излучения — зло.

— Лазером из розетки никого из вас пока не облучают? — спросила я на всякий случай, помня про алкоголизм Юрия и психоделический этап в жизни Валентины.

— Лазером из розетки? Пока нет! — переглянувшись, твердо ответили оба супруга. И продолжили, подбираясь, как ни странно, к конкретике.

Кто-то из московских специалистов сказал им, что, возможно, свободная  жизнь на природе за городом «могла бы снять зажимы с развития» Никиты. Бог весть, что он имел в виду, но Юрию и Валентине этот тезис неожиданно «зашел». В первую очередь, видимо, потому, что у них самих наступал какой-то очередной кризис самоактуализации и хотелось уже что-то поменять.

К моменту визита ко мне у них уже был план экспедиции, корабль был оснащен и загружен и на мачте был поднят хорошо знакомый мне флаг: «Все для детей. Детям так будет лучше».

— Мы продадим или будем сдавать московскую квартиру. Мы купим дом и землю в деревне, подальше от цивилизации, но обязательно на берегу озера или большой реки. Мы будем выращивать. Мы будем работать удаленно. Мы будем сами учить детей. Они будут расти свободно — с животными, растениями и природой, но без гаджетов. У Максима и Виолы от свежего воздуха и органических продуктов наладится здоровье. С развития Никиты снимутся таинственные «зажимы», и он разовьется в полноценного и счастливого человека.

Закончив, они явно чего-то от меня ожидали. Моего удивления? Аплодисментов? Я молчала.

— Вы нам поможете? Мы читали ваши книги…

— Помогу, но при одном условии, — подумав, сказала я.

— Что за условие?

— Вы прямо сейчас признаете, не формально, а совершенно искренне и навсегда, и будете из этого исходить в дальнейшем, что всю эту дичь вы предпринимаете не для детей, а только и исключительно для себя. Вам так захотелось, и вы имеете на это полное право. А ваши дети лишь следуют за вами и будут в своем развитии приспосабливаться к выстроенным вами обстоятельствам.

— Екатерина Вадимовна, но разве детям не лучше…? — начала Валентина.

— Детям не лучше, — твердо ответила я. — Способы выращивания детей так разнообразны исторически и географически, что мы можем с полным основанием утверждать: детеныши вида homo sapiens могут приспособиться почти к любому «как». И если это «как» последовательно и для них умопостижимо, то в любой точке времени и пространства из них вырастают в среднем нормальные, адаптированные к той или иной жизни люди. Вы делаете это только и исключительно для себя. Вам так захотелось. Точка. И никогда вы не сможете сказать себе или кому-то другому: ради наших детей мы…

— Нам надо подумать, — сказал Юрий.

— Разумеется, — согласилась я и взглянула на него с искренним уважением.

***

Домов на участке было целых два. Оба старые, но основные срубы — крепкие и без гнили. Берег высокий, земли много, до реки метров пятьдесят вниз по склону, там — хороший пляж. Интернет-вышка с трудом, с перебоями, но досылала сигнал до второго этажа основного дома из соседнего живого села. Здесь же от когда-то вполне процветающей деревни осталось пять неразвалившихся домов и три жителя: супружеская пара за пятьдесят, которая держала коз и пасеку, и глухая старуха с огромным лохматым псом, наотрез отказавшаяся переезжать к дочери в райцентр. Электричество, по счастью, было.

В обоих домах сделали первичный ремонт, провели воду из колодца и зарыли септик для туалетов. Решили, что все прочее может подождать, — и переехали. Юрий, Валентина, трое их детей, подруга Валентины, последовательница Агни-Йоги, которая взялась за еду и время для медитаций помогать с детьми, и супружеская пара рабочих, у которых были какие-то серьезные проблемы с документами. На лето приезжали родители Валентины и еще гости.

Что же дети?

В первый год жизни «на природе» Виола и Максим вместе и порознь пять раз попадали в больницу с разными диагнозами. Один раз из-за снежных заносов Максима едва успели довезти. Везли сначала на снегоходе по льду реки, потом на вертолете. Результат — неделя в реанимации. Во второй год — три госпитализации. В третий — ни одной. Органические продукты? Свежий воздух? Кто знает. Но я больше склоняюсь к тому, что в педиатрии времен моего собственного детства называлось «не волнуйтесь, мамочка, он перерастет».

С Никитой все было сложнее.

— С чего нам начать коррекционные занятия? — спросили меня Юрий и Валентина накануне переезда.

— Ни с чего, — ответила я. — Выпустите его «на природу», назовите все правила общежития — и пусть адаптируется. К чему заметите любопытство — показывайте, объясняйте, давайте попробовать. Занимайтесь собой и близнецами, налаживайте хозяйство.

— О? — удивился Юрий. И, подумав, добавил: — Спасибо.

С самого начала Никита вообще ничем не болел, но и развиваться особо не торопился. Тянулся к паре узбеков, когда они уехали, один уплыл на лодке на речной остров и два дня в дом не возвращался — сидел на берегу, смотрел на воду и жег костер. После много времени проводил с глухой старухой и ее псом. Именно она в конце концов научила его ходить на горшок. Когда ее пес сдох от старости, Никита сам вырыл для него могилу. Потом, осенью, он где-то в лесу нашел и принес на руках в старухину избу полумертвую от голода и страха собаку-потеряшку (видимо, выскочила у кого-то из машины). Старуха ее выходила и назвала Жучкой. Валентина сказала: «Агриппине Дмитриевне это уже тяжело. Надо было тебе принести собаку к нам…»

— Не надо, — ответил мальчик.

Приемных родителей Никита явно и недвусмысленно избегал. Юрий и Валентина спрашивали меня: «Что нам делать? Может быть, надо проявлять больше эмоций? Или насильно целовать его на ночь?»

Я спросила:

— А вы сами как сейчас к нему относитесь?

— Звучит парадоксально, — признал Юрий. — Но мы с Валей его, кажется, полюбили. Он наш.

«Наш — кто?» — хотелось спросить мне, но я опять удержалась и не спросила. Сам Никита называл приемных родителей Валя и Юра.

Речь у него теперь была, но очень простая: преимущественно предложения из двух-трех слов и только функционал. Близнецы уже говорили намного сложнее.

— Никита задает вопросы?

— Когда близнецы болеют, да, задает, очень много, по несколько раз может спросить одно и то же, потому что беспокоится. В другое время практически ничего не спрашивает.

— Насильно целовать и проявлять эмоции, пожалуй, не надо, — все тщательно обдумав, сказала я. — Но необходимы регулярные занятия. Как обязаловка, в одно и то же время, на рефлексе. Не уговаривать, не объяснять, просто проинформировать: тебе пора уметь читать, писать, считать, и мы с Валей решили, что будем тебя учить. Вот тогда-то, столько времени в день. Будет так.

Никита пытался пассивно сопротивляться (в городе у него получалось «переупрямить» практически любого специалиста) и даже опять проявлять агрессию, но Валентина и Юрий были абсолютно тверды: занятия у Никиты перед обедом и перед ужином. А у близнецов — после завтрака и после ужина. Никита отказывается заниматься — все ждут. Близнецы попискивают от голода: кушать хотим! Через две недели все окончательно устоялось. И, о чудо! У Никиты не оказалось ни дисграфии, ни дислексии, ни еще чего-нибудь модного. Потом он полюбил читать детские и не очень книжки — супруги купили их приблизительно кубометр в какой-то закрывающейся библиотеке. 

Близнецы тем временем ели мед и органические продукты с огорода, пили козье молоко и развивались с явным опережением — в четыре года уже читали, в пять сочиняли стихи. Максим интересно рисовал и играл на флейте. Виола сочиняла песенки и мелодии для них на электронном пианино. Родители искренне восхищались их достижениями.

При этом оба близнеца были очень своенравны. Их «я так хочу!» звучало в домах постоянно. Когда приезжали гости, они командовали гостями. Единственным, кто мог их «укротить», оставался Никита. Но он пользовался своей властью редко и вообще держался в тени. Если в доме были гости, они часто спрашивали у хозяев на второй или третий день: а где же ваш третий ребенок?

Но в целом вроде бы все получилось? Корабль пришел в нужную гавань?

— Сколько вы еще планируете жить в деревне? — спросила я у супругов.

— Начальная школа младших, — прозвучал явно продуманный ответ. — А потом, конечно, опять Москва. Или Петербург. Мы еще не решили.

Остановились в конце концов на Петербурге: «Там все-таки потише, родители на пенсии, и можно будет к вам очно прийти». Близнецы легко сдали экзамены в «продвинутую» гимназию. Для Никиты с трудом, но все же нашли «речевой» седьмой класс.

Через семь месяцев Юрий и Валентина пришли ко мне с черными кругами вокруг глаз и с порога сказали, что вот теперь они плотно подумывают о том, чтобы Никиту куда-нибудь «сдать» или «вернуть».

Окончание истории будет в следующий понедельник. Как обычно говорят в СМИ, «оставайтесь с нами».