ЗНАКОМИМСЯ ИЛЬ ВСПОМИНАЕМ. Сергей Городецкий

Потомкам

Из наших книг поймете вы,
     Что было в этот час,
Когда над миром мрак завыл,
     На солнце ополчась, 

Когда от боли жизнь кричит
     Под топором орды,
Когда народов палачи
     Убийствами горды.
 
Пред сгустком мрака всех времен
     Мы не сомкнули век.
И нами был оборонен
     От смерти человек.
 
Тот человек, который в вас
     Так радостно возрос,
Когда заря над ним зажглась
     Из-под кровавых гроз.
 
Мы не жалели сил своих,
     Струили кровь в снега,
Чтоб в этот все решивший миг
     Остановить врага.
 
Мы с Волги и с Кавказских гор
     По всем своим фронтам
Давали извергам отпор,
     Грозившим нам и вам.
 
И гневно ринулись на них,
     И стали гнать их вон,
Когда народных сил родник
     Разлился морем волн.
 
Гнались за ними по следам,
     Неслись на их плечах,
Врываясь в наши города,
     Повеженные в прах.
 
Нас кровь встречала, и зола,
     И виселиц ряды,
Детей истерзанных тела
     И женщин молодых.
 
И разгромили мы врагов
     В победе мировой
Для счастья будущих веков,
     Для счастья своего.
 
Вы дали мрамор, сталь и медь
     Художникам своим,
Чтоб подвиг наш запечатлеть
     И славные бои.
 
Вы словом, новым и живым,
     Воспели наши дни,
Но пламя то храните ль вы,
     Что мы в себе храним?
 
Иль в тихом тлеете быту,
     Уютом опьянясь,
И в вас огонь борьбы потух,
     Горящий солнцем в нас?
 
Нет, нет, потомки! Наша кровь
     И ваше сердце жжет!
Я вижу, вы готовы вновь
     Лететь на штурм высот.
 
Вы завоюете пути
     Неведомых наук,
Красою новой заблестит
     У вас и цвет, и звук.
 
Ваш гений вспыхнет, как весна,
     И не умрет вовек,
Сверкнет им каждая страна
     И каждый человек!

1943

Тревога

Напрасно ищешь тишины: 
В живой природе нет покоя. 
Цветенье трав и смерть героя, 
Восторг грозы и вой луны, 

Туч электронных табуны, 
Из улья вешний вылет роя, 
Вулкана взрыв и всплеск прибоя 
В тебе таинственно равны. 

Нирваны нет. Везде тревога! 
Ревёт у твоего порога 
Полночных хаосов прилив. 

Не бойся никакой Голгофы. 
Весь мир пленённой бурей жив, 
Как твоего сонета строфы.

Июнь 1918, Тифлис

Смерть

Настанет час, когда меня не станет, 
Помчатся дни без удержу, как все. 
Всё то же солнце в ночь лучами грянет 
И травы вспыхнут в утренней росе. 

И человек, бесчисленный, как звёзды, 
Свой новый подвиг для меня начнёт. 
Но песенка, которую я создал, 
В его трудах хоть искрою блеснёт.

1955

Кофе

Тебя сбирала девушка нагая 
По зарослям благоуханной Явы. 
Как ящерицу, дико обжигая, 
Ей кожу рыжей сделал луч кудрявый. 

Замучена полуденной работой, 
К любовнику, такому же нагому, 
Она бежала в лунное болото, 
К сплетённому из вешних прутьев дому. 

И там кричали, радуясь, как дети, 
Что труд прошёл, а ночь ещё продлится, 
Показывая на жемчужном свете 
Блестящие от долгой ласки лица. 

С утра голландец с ремешковой плёткой 
На пристани следил за упаковкой 
Клеймёных ящиков - и кровью кроткой 
Окрашивал тугую плётку ловко. 

Потом с валов могучих океана 
Корабль срезал бунтующую пену, 
Пока в каюте мягкой капитана 
Купцы высчитывали вес и цену. 

До пристани, закутанной в туманы, 
Томились, гордо засыпая, зёрна. 
А там, на Яве, кровяные раны 
На девушке горели рыже-чёрной... 

Любуешься порою, как в фарфоре 
Кипит с отливом золотистым кофе, 
И вдруг - в мозгу встаёт желаний море, 
И кровь томит тоска по катастрофе: 

Сломать насилье! Снять с дикарской воли 
Бесстыдство злое купли и продажи! 
Плетей не надо для цветов магнолий! 
Не надо солнцу океана стражи! 

Отмстить за бешенство бичей ремённых! 
Пусть хищники в туман уйдут кровавый! 
Да здравствует свобода угнетённых 
Во всех краях и на болотах Явы!

1920, Баку

Город на заре

Молчат огромные дома 
О том, что этот мир - тюрьма. 

И вывески кричат о том, 
Что этот мир - публичный дом, 

Где продаётся каждый сон, 
А кто не продан, тот смешон. 

Железных фабрик силуэт 
Кричит о том, что воли нет. 

Что эти кубы из камней 
Сдавили бешенство огней. 

Заре запели петухи. 
Порозовели стен верхи. 

Не отрываясь от земли, 
Качнулись в море корабли. 

Вспорхнул и замер лёгкий шквал. 
Седой газетчик пробежал, 

Вонзая в сонный мозг людей 
Пустые вести площадей. 

Валы согбенные сплотив, 
Грохочет утренний прилив. 

В ущелья улиц, под дома 
Бежит испуганная тьма. 

И, как бушующий народ, 
Из алых волн встаёт восход. 

Мильоны огненных знамён 
Вздымает в зыбь ночную он. 

И, как трибун перед толпой, 
С последней речью боевой, 

С могучим лозунгом: «Живи!» 
Выходит солнце, всё в крови.

1919, Баку

Нищий

О, как мне холодно, грязно, невесело 
В этой весенней, разнузданной слякоти! 
Небо под звёздами тучи развесило - 
Клочья белесой растрёпанной мякости. 

Мутно-зелёными вьётся волокнами 
Свет фонарей, темнотой искалеченных. 
Где-то вверху, за блестящими окнами, 
Светятся гнёзда людей обеспеченных. 

Нет, не обманете, комнаты-кладбища! 
Много у нищего солнечной дерзости! 
Смерти пристанища, пошлости пастбища, 
Хуже вы, чистые, уличной мерзости!

1916

Гаданье

Распахнула дверь резную,
Снег полночный заскрипел.
На поляну ледяную
Белый месяц поглядел.

Побежала на поляну
Красна девица-краса.
По цветному сарафану
Распустилася коса.

«Ты скажи мне, месяц белый,
Кто мне сужен, присужён?»
Недвижим оледенелый
И высокий небосклон.

«Ты кивни мне, месяц ясный,
Если будут сваты к нам!»
Возлетает зов напрасный
К молчаливым небесам.

«Ты не хочешь, месяц милый,
Отвечать мне! Неужель
До безрадостной могилы
Буду я как в поле ель?»

В горе руки заломила,
Слёзы искрятся, бегут.
Но в слезах красавиц сила, -
Улыбнулся месяц тут.

И сквозь слёзы видит дева:
Он кивает с облаков,
Справа, справа, а не слева, -
Много будет женихов!

1908