Монолог эпохи / Александр Ярошенко / Колумнисты
В одном человеке уместилось многое. Его тестем был комдив Василий Чапаев, он принимал на работу Любимова, а Высоцкому давал подзатыльники.
В одном человеке уместились многие грани ХХ века. Его тестем был легендарный комдив Василий Чапаев, он принимал на работу Юрия Любимова, а Владимиру Высоцкому отвешивал подзатыльники. Николай Дупак. Монолог легендарного директора Театра на Таганке о войне, искусстве и жизни.
Сын ссыльных
– Я – сын ссыльных, батьку моего сослали с Украины в Архангельскую область. Донецкому краю нужен был лес, и партия решила всё очень просто: 18 теплушек битком набили молодыми мужиками и отправили на север, лес валить. В один из вагонов затолкали моего отца, он просто под руку попал.
Знаете, подходя к 95 годам своего земного бытия, я пришёл к непоколебимому выводу: источник злодеяния – это человек. Более несовершенного существа на Земле, чем человек, нет и уверен, что не будет.
Отец чудом живой в Донецк вернулся, ему мужики сделали в вагоне с лесом нишу, тесную, как нора, дали несколько бутылок воды и сухарей немного. Вот так он в этой рукотворном деревянном склепе десять дней и ехал до дому.
Подходя к 95 годам своего земного бытия, я пришёл к непоколебимому выводу: источник злодеяния – это человек. Более несовершенного существа на Земле, чем человек, нет и уверен, что не будет
Мы жили очень трудно, просто запредельно сурово, кто-то стукнул, что отец – враг народа, и нашей семье пришлось бежать в Таганрог. То, что мы остались живы, считаю настоящим чудом. Но даже в такой атмосфере всеобщего страха меня всегда тянуло к актёрскому делу, я очень много читал, никогда не стеснялся публики. Ходил в театральный кружок, меня хвалили за роль мальчика в спектакле «Бородино». После одного из спектаклей ко мне подошёл режиссёр городского театра и неожиданно предложил роль Дамиса в спектакле «Тартюф» по Мольеру. В этом спектакле играли знаменитые провинциальные актёры. Успех был потрясающий, понимаете, тогда зритель был совсем иной, безмерно верящий всему, что происходило на сцене. Тогда в зрительном зале истерики были едва не обычным явлением.
К нам в Таганрог приехал режиссёр Юрий Александрович Завадский, он работал в Ростове-на-Дону, у него был просто замечательный театр. Там играли Вера Марецкая, Ростислав Плятт, Николай Мордвинов. Так вот, Завадский посмотрел один из наших спектаклей и неожиданно говорит мне: «Молодой человек, вам бы не хотелось поучиться на артиста?» Помню, что я только и сумел выдохнуть, что это самая большая мечта моей жизни.
Телеграмма от Довженко
В тот год желающих поступить в Ростовское театральное училище, на курс к Завадскому, было человек 300. Меня зачислили, а для жилья нам снимали комнаты в частном секторе. Так получилось, что с Серёжей Бондарчуком мы жили в одной комнате.
Помню, он подошёл ко мне и сказал: «О, великое искусство, давай с тобой объединяться будем в одной комнате. Ты – артист Таганрогского театра, а я – артист Ейского театра». Так началась наша студенческая дружба.
Бондарчук был интересный мальчик. Сергей курил, а сигарет не хватало, вернее, не хватало денег на них. Он мог мне сказать: «Мыкола, пошли погуляем». А «погулять» у нас называлось – пойти на автобусную остановку и пособирать бычки, которые не докурил кто-то. Мы их собирали, приходили домой, он это всё шелушил, подогревал на печке и цигарки крутил. Потом курил. Вот такая была жизнь, вот такие были мы.
Наши отношения с Бондарчуком развела жизнь по одной простой причине: где-то в конце марта к нам приехали два сравнительно молодых человека, они обратили внимание на меня, сделали несколько моих фотографий и уехали. Через неделю я получаю телеграмму: «Прошу срочно прибыть на пробы в роли Андрея кинофильме «Тарас Бульба». Телеграмма была подписана Александром Довженко.
Считаю, что мне повезло на войне просто немыслимо: я трижды раненный, но остался в живых, и моя жизнь подходит уже к 95 годам. Разве это не чудо?
В тот же день наша дружба с Сергеем Бондарчуком и закончилась, как вы понимаете, не по моей инициативе. Это всё – не святое искусство. Увы…
Картину снимали в Киеве, туда прилетел самолётом, меня поселили в шикарную гостиницу и велели отдыхать до завтра. Я был совершенно обалдевший от всего этого.
Затем меня подстригли под горшок, и вскорости начались съёмки.
Вылечила песня
Я войну встретил в Киеве, на съёмках этой картины. Помню, ранним утром я услышал какой-то шум, крик, выстрелы. Открыл дверь на балкон, вижу, как на таком бреющем полёте мчится самолёт с крестами на боку. На соседний балкон вышел заспанный военный. Я спрашиваю: «Что это такое?» – «Манёвры Киевского военного округа, приближенные к боевой обстановке», – отвечает он. И буквально после этих слов раздались выстрелы, и на спящий Киев полетели бомбы…
Я пошёл в Киевский военкомат и попросился на фронт. «А ты где родился?» – спрашивают меня в военкомате. Ответил, что в деревне. И попросился в кавалерию, сказал, что артист, что почти месяц снимался в кино, обучен верховой езде и умею владеть конём.
Так кавалерия стала моей военной судьбой
Мне конь спас жизнь, это было в 1942 году на Брянском фронте. Недалеко от знаменитого Бежина Луга мы попали под миномётный обстрел, и одна из мин разорвалась под крупом моего коня Кавалера. Он, бедолага, погиб, а я остался раненым, но живым. Была и контузия, я долго не мог говорить, ничего почти не слышал.
Лечился в одном из госпиталей Москвы, но слух не возвращался, я уже стал отчаиваться: молодой парень – и вдруг глухой.
Вообще, моё поколение – это поколение практически с нулевым составляющим цинизма и меркантильности
Врачи разрешали гулять, и я как-то побрёл по совершенно пустой Москве и пришёл на Красную площадь. Вдруг грянула песня: «Вставай, страна огромная, вставай на смертный бой...» И чудо! Я её услышал, у меня мурашки пошли по коже от этих слов и от музыки. Вот так ко мне вернулся слух.
Я вообще считаю, что «Священная война» – гениальное произведение. Я в таком состоянии её услышал.
Считаю, что мне повезло на войне просто немыслимо: я трижды раненный, но остался в живых, и моя жизнь подходит уже к 95 годам. Разве это не чудо?
Хотя война снится до сих пор, иногда просыпаюсь от командирского крика: «Не жалеть лошадей!» Мы их родимых часто не жалели… На войне по-другому нельзя.
Ещё один аспект: войны без искусства не бывает. Человек песнями, стихами, танцами откликается на эту беду. Для меня самыми гениальными произведениями Великой Отечественной войны остаются песня «Священная война» и стихотворение Александра Твардовского «Я убит подо Ржевом».
Я убит подо Ржевом,
В безыменном болоте,
В пятой роте, на левом,
При жестоком налёте.
Я не слышал разрыва,
Я не видел той вспышки, –
Точно в пропасть с обрыва –
И ни дна ни покрышки.
По-моему, лучше и точнее сказать нельзя. Считаю, что фронтовики были очень творческие, безмерно преданные искусству люди.
Мой Высоцкий? Володя был бесконечно добрым и безотказным человеком, всегда приходил на помощь. У него где-то в корнях было желание созидать
Я работал в театре имени Станиславского. Там в труппе были артисты-фронтовики: Пётр Глебов, Аркадий Кругляк, Лев Елагин. Атмосфера была очень творческая. Василий Иванович Качалов нам мог часами читать стихи.
Вообще, моё поколение – это поколение практически с нулевым составляющим цинизма и меркантильности. Вы думаете, как я попал в Театр на Таганке?
А тогда было очень популярное Вагановское движение, это когда люди искусства добровольно шли работать на самые трудные участки работы. Я не был исключением и попросился на работу в самый плохой театр Москвы. Мне сказали, что это Театр драмы и комедии на Таганке. Его просто раздирали интриги, склоки, бесконечные сложности и неприятности. Вот так в сентябре 1963 года я и попал в этот театр.
Труппе на первом собрании я честно сказал, что не считаю себя хорошим артистом, а вот директором попробую. Обещал работать честно и на совесть. И слово своё сдержал.
Работа для Любимова
Юрий Любимов? Это я уговаривал его прийти на работу в Театр на Таганке. Помню, мне очень понравился один из его спектаклей. Я всё сделал для того, чтобы мы встретились в гостях, на нейтральной территории. Юрий Петрович пришёл с актрисой Людмилой Целиковской, она тогда была его женой.
Разговорились, Любимов говорит, что его приглашают на работу в Дубну, обещают там дать жильё. Я ему говорю, что Дубна – это почти 100 километров от Москвы, а с крыши нашего театра виден Кремль. Короче, уговорил.
Было очень непростым делом убедить культурное и партийное начальство Москвы, чтобы они дали согласие на переход Любимова в театр на Таганке. И это решил.
Вместе с Любимовым в театр пришёл новый градус творчества и новые спектакли. Любимовские спектакли были такого качества, что о них очень быстро заговорила театральная Москва. И не только Москва…
Многие его спектакли приходилось просто выцарапывать из лап цензоров, буквально дрались за каждую сцену и реплику.
Любимов мог за одну фразу кинуться в конфликт, а я умел убеждать и договариваться. Этот баланс и спасал наше общее дело.
Любимов категорически не хотел брать на работу Володю Высоцкого. Он мне говорил: «Ну зачем нам ещё один алкоголик нужен?»
У нас на Таганке страсти кипели нешуточные и разрушительные. Почему разрушительные? В глубине и ядре всех страстей лежали амбиции
Мне Высоцкого порекомендовала его однокурсница Тая Додина, она просила дать ему шанс, говорила, что он очень талантливый человек.
«Тая! – говорю я ей. – Ну куда я его возьму? У нас по штату 50 человек, а фактически – 75». Она нашла такие слова, которые меня тронули, и я пригласил Высоцкого на прослушивание. Он пришёл, показал Челкаша, вроде не очень. Любимов ему сухо говорит: «Спасибо». Тогда Высоцкий просит разрешение спеть. Берёт гитару и поёт три песни. Любимов его спрашивает: «А чьи это слова?» Володя ответил, что слова его. На этом и расстались. Я убедил Любимова взять его на три месяца по договору. Получится – прекрасно, не получится – не судьба.
Тогда мы работали над «Героем нашего времени», ставили спектакль к юбилею Михаила Юрьевича Лермонтова. Высоцкому дали крошечную рольку штабс-капитана. Там нужно было сказать одну фразу: «Натура – дура, судьба – индейка, а жизнь – копейка, ну и дурак же ты братец». Он сделал всё просто гениально и остался в театре.
«Высоцкого не отпустил дьявол…»
Мой Высоцкий? Володя был бесконечно добрым и безотказным человеком, всегда приходил на помощь. У него где-то в корнях было желание созидать. Как он помогал мне как директору на всех бесконечных стройках и ремонтах – это словами не передать. Один его концерт открывал десятки дверей…
Господи, чего только с Высоцким у нас не было…
Очередной съезд партии, и наш театр принимал делегации коммунистов из двадцати трёх стран мира. Перед спектаклем прибегает моя помощница и говорит: «Спектакль не может состояться. Высоцкий на ногах не стоит…»
Боже! Я бегом в гримёрку к Высоцкому, а он, что называется, лыка не вяжет. «Николай Лукьянович, простите…» Я, как пацану, зарядил ему пару подзатыльников: «Ты с ума сошёл? Политбюро в зале!» В ответ мычание...
Говорю ему: ты сейчас со мной выходишь на сцену, твоя задача просто постоять несколько минут с опущенной головой. Всё остальное сделаю я. Cкажу, что, к великому сожалению, спектакль состояться не может, артист Высоцкий потерял напрочь голос. Ты делай извиняющиеся жесты, но не упади в зрительный зал.
Я сказал публике, что у меня есть два предложения: вернуть деньги или показать спектакль через три дня. За это время к артисту Высоцкому пообещал вернуться голос. Зал встал и оглушил нас аплодисментами. Билеты не сдал ни один человек.
Самые ущербные люди – это артисты, самое трудное положение – быть артистом. Артист – это такая профессия: он за аплодисменты готов продать любовницу, брата и сестру. Мать родную продаст за аплодисменты
После этого я посадил его в машину и отправил к знакомым врачам, которые его не раз вытаскивали с того света. Через три дня зал был полон, а Высоцкий просто блестяще отыграл спектакль. Таких моментов было немало.
С артистами театра часто были истерики: почему Высоцкому всё сходит с рук? Почему ему всё прощается? Такие вопросы я слышал постоянно. И честно говоря, порой не знал, что отвечать.
Помню, на гастролях в Ленинграде, когда с Высоцким случился очередной запой, труппа почти единогласно проголосовала за его увольнение из театра.
Были замены, были очень тяжёлые разговоры, всё было. Он мог подойти ко мне и сказать: «Николай Лукьянович, отпусти на три дня. Надо в Магадан слетать, золотодобытчики за концерт 10 тысяч платят». Как я мог его не отпустить? Советская машина "Волга" тогда стоила дешевле, чем ему платили за одно выступление. Мне таких денег никто в жизни не предлагал, а ему платили. Я мог только порадоваться за человека. Он возвращался, шёл в комиссионку, покупал Марине Влади кулон за 6 тысяч и был при этом абсолютно счастлив. Я тоже был счастлив от осознания, что имею отношение к его мужицкой и человеческой радости.
Понимаете, многих злило, что он позволял себе определённые вещи.
Театр на гастролях в Польше. Высоцкий не приезжает, говорит, что не может. Актёры узнают, что в эти дни он во Франции,. Они с Мариной на Каннском фестивале. В труппе тут же возникает бунт!
Заявлен «Гамлет», а играть его некому. Сдаются билеты, скандал. Что делать? Вводим на роль Гамлета Валерия Золотухина, он один спектакль сыграл просто блестяще. А на следующий спектакль на сцену вышел уже Высоцкий. Это очень хорошо на него подействовало.
Володя прекрасно понимал, что болен, но есть вещи совершенно дьявольские, которые так глубоко и прочно сидят в человеке, что никакая медицина, никакие старания не могут их оттуда вытащить.
Какой Олег Даль остался в памяти? Умница. Очень глубокий, он был закрытым человеком. Порядочный и интеллигентный, но был и у него грех по имени водка
Он плакал. Хотел от всего этого избавиться, дьявол его не отпустил.
После очередного случая с Высоцким Юрий Любимов закатил мне грандиозный скандал. Он кричал, что я многое себе позволяю, что он хочет взять власть в свои руки.
На что я сказал: «Юрий Петрович, честь имею». И ушёл. В театре меня не было ровно год. Мне звонили, предлагали помощь в трудоустройстве. Я отвечал, что у меня как у инвалида войны хорошая пенсия, ещё говорил, что я хорошо вожу машину, могу работать таксистом.
Уговорили меня пойти директором театра на Малой Бронной. Там собрался очень талантливый коллектив: Алексей Петренко, Олег Даль, Елена Коренева,
Какой Олег Даль остался в памяти? Умница. Очень глубокий, он был закрытым человеком. Порядочный и интеллигентный, но был и у него грех по имени водка. Этот грех погубил его и ещё много талантливых людей.
«Чехов был не прав»
Почему я снова вернулся в театр на Таганке?
Любимов! Любимов…
Он уговорил меня встретиться у церкви на Фрунзенской набережной, мы оба подъехали на машинах, остановились друг напротив друга. Думаю, первый не выйду категорически. Гляжу, Любимов выходит, я выхожу, мы здороваемся, и он начинает мне говорить о том, как его дезорганизовали, как ему там на меня наговорили…
Он стал меня уговаривать вернуться в театр, говорил, что там многое без меня осиротело, стоит и ждёт моего возвращения.
Вернулся только потому, что у меня была идея построить там театральный комплекс, некую сценическую Мекку, если хотите…
По моему замыслу, там должна быть международная театральная школа, которой должен был руководить Любимов и его ученики. Но школы не получилось. И не по моей вине.
У нас на Таганке страсти кипели нешуточные и разрушительные. Почему разрушительные? В глубине и ядре всех страстей лежали амбиции. Почему Александр Калягин ушёл из театра? Я назначил его на роль Гамлета, а Любимов на дыбы! Ни в какую. Он пригласил на эту роль француза Жана Авелара.
Так театр потерял потрясающего актёра, но я рад, что так случилось. Саша оказался человеком не только талантливым, но и очень целеустремлённым, он построил свой театр.
Знаете, я не согласен с Чеховым, в его знаменитом высказывании, что актёры – это сукины дети.
Самые ущербные люди – это артисты, самое трудное положение – быть артистом. Артист – это такая профессия: он за аплодисменты готов продать любовницу, брата и сестру. Мать родную продаст за аплодисменты. Это страшное, мало кому понятное состояние актёрской сущности. Я понимаю эту актёрскую природу. Думаю, что Антон Павлович, хоть и гений был, но понять это не смог.
На чьей стороне правда в конфликте Любимова с актёрами? Конечно, на стороне актёров.
Понимаете, Юрию Петровичу дали орден Трудового Красного Знамени после того, как его лишили гражданства СССР. Кто хлопотал за это? Дали лауреата. Кто хлопотал? Я вам скажу по секрету, первым ходоком всех его наград был ваш покорный слуга.
А с какими трудами удавалось пробивать зарубежные гастроли! Чтобы театр поехал в Болгарию, нам помогала дочь тогдашнего руководителя страны Людмила Живкова.
Кто стучался в эти высоченные двери? Дупак!
Убеждён, что Любимов не справился с успехом. Пережить успех удаётся не всем. Он не смог этого сделать
Любимов многих вещей не понимал, он их попросту чурался. Его бывшая жена Людмила Целиковская говорила мне: «Николай Лукьянович, что вы ему говорите, он же монтёр. Когда он дома со мной не соглашается, я снимаю туфлю, и его туфлей. Тогда он понимает…»
Убеждён, что Любимов не справился с успехом. Пережить успех удаётся не всем. Он не смог этого сделать.
Я безмерно ценю вклад Юрия Петровича в театральное дело России, но никогда не смогу понять, как он мог выгонять артистов из театра. Театр создали актёры, а не Любимов. Он этого не понимал. У него было любимое местоимение «я», а у меня – «мы». Вот в этом наша основная разница.
Когда он умер, я в день прощания отменил свой творческий вечер и пошёл проститься с Юрием Петровичем. Подошёл к его последней жене, стал говорить искренние слова сочувствия, а она демонстративно встала и пошла от меня прочь. Я был просто ошарашен.
Мне один хороший знакомый сказал: «Ну и дурак же ты, братец Мыкола! Зачем ты к ней подошёл? Неужели ты надеялся достучаться до её совести?»
Главной причиной моего ухода с поста директора театра были нарастающие хапательные движения Юрия Петровича.
Уходить было очень трудно, были ощущения, что я оставляю своего ребёнка. Помню, собрал фронтовых друзей, выпили по рюмке водки, и я попросил у них совета. Они сказали: «Коля, уходи…»
От бандитов скрывался в психушке
После этого я стал заниматься Центром культуры на Таганке, руководил стройкой, мы возводили Дом художника в центре Москвы, там по проекту было 10 квартир, творческие мастерские, хороший зал с акустикой. Так ко мне в кабинет приходили бандиты, говорили открытым текстом: отдавай стройку или мы тебя прикончим.
Клали пистолет на стол у меня в кабинете и смотрели мне в глаза.
Я говорил им: «Сопляки, пошли вон отсюда, я трижды раненный на фронте, думаете, что напугаете меня своей пушкой?» Советовал им затолкать пистолет в одно место. Но прессинг был просто сумасшедший, тогда я обратился к одному очень высокопоставленному человеку Он мне велел немедленно уехать из Москвы.
Я в тот же вечер уехал в Киев, жене сказал, что вызвали на съёмки. Своему заместителю наказал, чтобы она без меня не подписывала ни одной бумаги, чтобы всем говорила: «Дупак вернётся из командировки, все вопросы к нему».
Они пришли к ней, заплатили довольно-таки приличную сумму, и она им всё подписала. Я возвращаюсь, а там такая заваруха, что волосы на голове стали шевелиться.
Друзья меня срочно укладывают в закрытую психиатрическую лечебницу под вымышленным именем. Две недели меня прятали, за это время моя заместитель, которая подписала бандитам бумаги, ушла в иной мир. Ей помогли туда уйти...
Читал ли я книги Валерия Золотухина? Читал по диагонали. Там очень много субъективного. Я Валерку любил, он был талантливый парень, но в его книгах много неправды.
Женщины? Трудная тема…
Знаешь, с женщинами можно дружить без всяких «шур-мур». У меня таких было две: Ольга Васильевна Лепешинская и Наталья Юрьевна Дурова.
Ольгу Васильевну я знал с 1936 года, она была не только гениальная балерина, но гениальный человек и потрясающий друг. Десятилетия жизни мы с ней часто встречались. Она могла мне позвонить и сказать: «Николай Лукьянович, заезжайте ко мне, почитайте мне чего-нибудь». Я заезжал к ней, пили чай, я читал стихи. Она просила почитать стихи всякие. Вплоть до того:
Понимаю, что стрелка жизненного компаса подходит к границе «лучшего мира». Лучший ли тот мир? Да, лучший. Лучший только потому, что мы о нём ничего не знаем
Не вынесла душа поэта
Позора мелочных обид,
Восстал он против мнений света
Один, как прежде... и убит!
Я читал, а она плакала…
Крепко дружил с Натальей Юрьевной Дуровой. Она была святая, безмерно преданная своему делу, к любому зверю без страха заходила в клетку. Тигры и львы, как котята, ползали у её ног. Всегда говорила, что самый страшный зверь – это человек.
Моей первой женой была Вера Васильевна Чапаева, дочь легендарного комдива. Она отца своего не помнила, но его дух витал в нашей семье постоянно.
С этим духом жить было непросто, и я с одним чемоданом ушёл навстречу новой любви. Раиса Михайловна работала простой официанткой в нашем театре. У нас с ней была сумасшедшая любовь и полное взаимопонимание. Сейчас я вдовец, живу один, до сих пор вожу машину. За сегодня накрутил 120 километров, и ещё нужно в два места съездить.
Живу на полной автономии, дочь живёт в соседнем подъезде, часто приходит, проведывает, но я всё ещё делаю сам.
Понимаю, что стрелка жизненного компаса подходит к границе «лучшего мира». Лучший ли тот мир? Да, лучший. Лучший только потому, что мы о нём ничего не знаем.
В тот мир ушли мои любимые люди, моя замечательная внучка Настя ушла уже. В церкви потеряла сознание, и не стало моей девочки...
Часто бывает, ночью проснусь и веду внутренние диалоги с моими ушедшими. Нет, я не сумасшедший. Просто давно живу на свете, и душа у меня лирика. Хотя жизнь моя сплошная проза.
Из биографии
Николай Дупак родился в 1921 году. Инвалид Великой Отечественной войны II группы. 25 лет был директором театра на Таганке. Снялся более чем в 60 фильмах, среди которых «Любовь с привилегиями», «Бумбараш», «Единственная». Заслуженный артист России и Украины.
Фото: planeta.ru, tvc.ru, kino-teatr.ru, mixxnews.ru, izvestiacontent.ru, pimpam.ru, rg.ru, regnum.ru