Сирия - наша новая житница и здравница
ВОТ ЭТО — НАСТОЯЩАЯ ЩЕДРАЯ ДУША
На пятый год войны ресторанную порцию до сих пор невозможно осилить в один присест. Заказываешь греческий салат – приносят фарфоровый таз для купания младенцев, наполненный с горкой. После московского общепита наступает культурный и гастрономический шок. Привык уже, что греческий салат в столице нашей Родины - это плевок плохо пережеванной зеленой газонной травой в центр безбрежной тарелки, а сверху – два кусочка сыра размером с игральные кости, но без мастей на гранях.
Из-за стола нужно вставать с легким чувством голода, говорят европейские книжки по этикету, и наши повара им истово молятся. До Сирии эти книжки не добрались даже с крестоносцами, поэтому уже после салата хочется сбежать трусливо или заснуть...
Потому что следом принесут чечевичный суп с лимоном. Не с долькой лимона такой толщины, что через нее можно читать объявления в газете. Нет, лимон будет целый, разрубленный пополам лихим ударом кухонного ножа. Потому что когда ты рубишь этот лимон, где-то совсем рядом, на ветке, уже созрел его собрат и просится на стол.
И к третьему, основному блюду ты, пряча глаза от стыда, говоришь официанту «тэйк уэй», мол, заверните с собой. И выходишь из ресторана, как из гипермаркета – в руках мешки с едой в специальных боксах из фольги. Это обычная практика - местные тоже не всегда справляются со стандартными порциями.
АПЕЛЬСИНОВО-ЛИМОННЫЙ РАЙ
Я раньше думал, что в Латакии снимают три урожая в год. Уточнил у русскоязычных местных, они удивились: «Какие три урожая? Круглый год! Выросло, собрали, тут же посадили новое».
Потом уже я вспоминал эти слова, срывая в феврале в Дамаске лимоны для чая. Потом из баловства обтрусил дерево с загадочным фруктом «наридж», очень похожим на мандарин, но слишком кислым на вкус, он годится только для варенья.
А еще в Сирии есть обычай угощать хороших людей апельсинами. Нет, не как в мультфильме «Мы делили апельсин», а в нормальном количестве – прямо пластиковым ящиком килограмма на три-четыре: «Держи, брат! Кушай! Диатеза нет? Будет!». Одно время у нас в багажнике машины стояло ящиков пять с цитрусовыми, мы их ели без остановки, но не успевали за дарителями. Все с тончайшей корочкой, которую невозможно подцепить ногтями, и приходится чистить фрукт, как картошку.
Картошки здесь тоже в избытке, она неплохо растет круглый год на красноватых и глинистых полупустынных почвах, чем-то напоминающих пскопские суглинки.
Здесь вообще все что можно засажено, и это не метафора. Латакия при подлете напоминает солнечную батарею от горизонта до горизонта – это блестят крыши парников. Горы все в ступеньку – это рукотворные террасы, на которых растут оливки, цитрусовые или овощи. По этим террасам очень удобно кататься на танке – отстреливать выявленные цели и быстро менять позицию. И даже под Хомсом, в полупустыне, постепенно переходящей в настоящую пустыню, везде, насколько хватает глаза – сады, огороды и опять сады. Земля разбита рукотворными невысокими стенками из камней – для задержания влаги. И возле каждого сада – кучка ослепительно-белого песка: это грунт, вынутый из артезианской скважины. В полупустыне сады орошаются искусственно, и в Сирии это целая индустрия.
За пять лет войны Сирия не завезла в страну ни одной тонны пшеницы – все свое! Что уж тут говорить про апельсины, которых девать некуда. Впрочем, теперь есть куда.
В Россию.