«Не славлю ни ополчение, ни украинские власти. Война – это плохо»: беженец с Украины о жизни в ополчении ДНР

В Украине в марте этого года после недолгого перемирия вновь началось затяжное противостояние между киевскими властями и непризнанными Донецкой и Луганской народными республиками. «Нашей Газете» удалось пообщаться с бывшим добровольцем ополчения ДНР, приехавшим в Екатеринбург, чтобы получить убежище.

Николай, или Микола

Он представляется Николаем, хотя по паспорту его настоящее имя Микола (по его просьбе фамилию мы не публикуем. – Прим. авт.). Высокий молодой парнишка, натуральный блондин, коренаст, простецкое лицо. Но когда он начал рассказывать свою историю, простота внезапно исчезла. В глазах загорелась искра воспоминаний, которые испытал парень к своим 20 годам.

Около полугода воевал в ополчении, защищая родной город Горловку. После того, как весной 2014 года власти Украины отказали Донбассу в независимости, началось гражданское противостояние.

Об этих событиях, службе в ополчении в родной Горловке и своих мытарствах в России Николай поделился с корреспондентом «Нашей Газеты». Его цель сейчас – строить свою жизнь, получить российское гражданство и пойти служить в российскую армию.

«Наша Газета» публикует историю молодого парня с его слов – с самого начала противостояния в Украине и до момента, как он оказался в Екатеринбурге.

«Дали в руки СВД, загнали на крыши и сказали наблюдать»

– После событий в Киеве начали все подниматься. В нашей Горловке это произошло внезапно. Делали референдум, результата не вышло – его признали нелегитимным. А через пару дней уже начали захватывать Горловское УВД.

Как я туда попал? Проснулся с утра, звонит товарищ (он сейчас находится в розыске в Украине): «Мы идем на захват УВД, приезжай». Приехал, там толпа, несколько сотен человек. Вообще, само управление никто не планировал захватывать – просто хотели поменять флаг с украинского на ДНР. Но когда начальник УВД скинул с козырька здания пацана, который хотел это сделать, дело приняло другой оборот. Потом этого начальника побили.

Возмущенная толпа начала захват здания: выломали решетки, начался штурм. В итоге сотрудники полиции сдали оружие.

Затем был захват Горисполкома. В городе организовали блокпосты, люди пошли добровольцами в ополчение. Я стоял на блокпосте УВД, где я прошел обучение на снайпера. Ну как обучение! Дали в руки СВД (снайперская винтовка Драгунова. – Прим. авт.), показали, как пользоваться, загнали на крышу и сказали наблюдать.

«Вошел во вкус и остался»

– В ополчение сначала забирали всех мужчин от 18 до 45 лет. Были, конечно, мужики за пятьдесят, но это были «афганцы» - вэдэвэшники с боевым опытом за плечами, которые могли спокойно держать оружие.

А так, в основном, молодых парней забирали. Можно сказать, что и я так попал в ополчение (улыбается). Точнее так – сначала пошел добровольцем, а затем хотел уйти. Но мне сказали, что уже нельзя – поздно.

Если бы отказался, избили бы - и «на яму», в подвал. Окопы бы копал. Нам это так преподносили: на сегодняшний день не хватает людей для поддержки ситуации на Донбассе. Хотя половина моих знакомых сразу свалила – кто на Западную Украину, кто в Центральную, кто в Россию.

Правда, через три-четыре месяца, когда появились разведотряды чеченцев, русские добровольцы, стали отпускать добровольно. Особенно пацанов, которым надо учиться, – учебная деятельность на некоторое время была прекращена. А я, как говорится, вошел во вкус, поэтому и остался.

У меня мать с отчимом живут, сестренке 4 года. Я с 16 лет самостоятельно живу, так как с отчимом в конфликтных отношениях. Поэтому в ополчении мне хорошо было с одной стороны – кормили, деньги платили, ну и какой-то опыт получал. В армии я не успел на тот момент послужить.

В ополчении. Мародерство

– Первоначально происшествий не было. В основном, работали группы быстрого реагирования. Они состояли в большей степени из чеченцев.

Моим непосредственным руководителем был Безлер, у него был псевдоним «Бес». Имя и отчество он никогда не говорил (Игорь Николаевич. – Прим. авт.). Помнится, он ездил на машине «ПриватБанка» (крупнейший коммерческий банк Украины. – Прим. авт.). Эту машину явно отжали.

Что значит «отжали»?

– Проще говоря, занялись мародерством. В основном отжимали машины. Забирали у украинских войск, у украинского ополчения, если пьяным кого-то заметили… Помнится, парень решил с девушкой покататься, подвыпивший был и по полю начал гонять. Мы его остановили и конфисковали автомобиль.

Мы просто могли выйти на дорогу, навести оружие и сказать: выходи, мы забираем твою машину. По сути, начался беспредел. Заходили, в основном, в магазины, мирных жителей не трогали… Чего уж, и сам я в этом участвовал. Мы просто заходили, забирали, разворачивались и уходили. Я сам себе пару плазм (плазменный телевизор. – Прим. авт.) отжал.

У нас, не знаю зачем, в танках всегда стояла канистра спирта. Мы этот спирт потихонечку сливали: накидаемся спирта и пойдем, машины поотжимаем.

Расстрел на месте

– Отжимали блокпосты. У меня есть знакомый, у него – Porshe. Когда отжимали донецкий блокпост, рядом находился салон Porshe. Они просто зашли, навели автоматы на людей и забрали себе машины, катаются сейчас. Эти машины у них никто не заберет на данный момент, потому что они являются уже собственностью ДНР.

Конечно, на сегодняшний день такое запрещено. За это без судебного разбирательства расстрел на месте – был издан специальный приказ.

После этого приказа оружие себе кто где закопали. У меня, к примеру, около дома сейчас закопано две гранаты Ф1 и два ПМ (пистолет Макарова. – Прим. авт.). У моего товарища, соседа – два автомата Калашникова дома лежат в шкафу и граната Ф1.

Убийства мирных жителей

– Когда Безлер из Славянска вернулся (он был непосредственным руководителем по всей Горловке), мародерство прекратилось. В то время уже начались обстрелы: по боевым позициям ополченцев, по жилым районам, по центру города. Если украинские войска прорывались на территорию города, начинался просто отстрел населения.

Есть видео (снимал знакомый): на остановке сидели два человека, ждали автобуса, ни в чем неповинные, а украинские военные, как они сами себя называли, каратели, просто их убили. Женщине тяжелым орудием снесли полголовы, и из обычного автомата Калашникова был расстрелян мужчина.

Боевые действия. Донецкий аэропорт

– Наш блокпост – Горловское УВД - при мне около шести или семи раз был обстрелян. При этом Горисполком не трогали – у него политический статус был, переговоры велись и прочее.
Нами было сбито два самолета с нашего блокпоста. Сбили с артиллерийского орудия – специальная противовоздушная установка.

Донецкий аэропорт… И говорить нечего – там просто мясо было. Его штурмовали, как могли. Там есть подвальные помещения, где они (ВСУ – Вооруженные силы Украины. – Прим. авт.) могли прятаться. Как только у них закончились продукты, им пришлось сдаться. Так Донецкий аэропорт все же оказался в наших руках.

Туда я попадал два раза. Но, в основном, сидел в окопе, потому что голову высовывать не очень хотелось - постоянная перестрелка.

Дебальцевский котел: «Половина сдались, половина застрелились»

– Дебальцевский котел. Здесь происходили самые тяжелые бои. Как его взяли? Закидали дымовыми шашками, обошли просто со стороны. Половина сдались сами, многие покончили жизнь самоубийством – просто застрелились на месте. А что делать? Их либо в плену расстреляют, либо на месте.

Но многие сдались. В конечном итоге, кто-то присоединился и остался служить, а кто начал противиться - был расстрелян на месте. Некоторых увезли на блокпост – многих там и расстреляли.

По телевизору говорили, что там умерло около 70 человек. Это все вранье. Около 300-400 человек полегло. От ополчения – около 150-ти.

«Я просто психанул и ушел»

– После Дебальцевского котла я психанул. Во-первых, после этих событий мы могли спокойно идти на Харьков, а затем дойти и до границы с Киевом. И здесь наши непосредственные командиры говорят: становимся в оборону, огонь без надобности не открываем. То есть был подписан мирный договор. Это возмутило.

А во-вторых, начали задерживать зарплату сильно. Мы получали 15 000 рублей в месяц, а цены у нас не ниже, чем в России. У меня бабушка получает там 4 000 рублей пенсии. Как на эти деньги можно прожить?

Русским добровольцам там платили около 2 500 - 3 000 долларов. Разведотрядам чеченцев не знаю, сколько платили. Короче, психанул и уехал в Харьков (в розыске я не был), а затем в Москву.

Русские срочники, контрактники и чеченцы

– Ополченцев намного меньше, чем русских добровольцев. Это контрактники и срочники. Я с ними общался, говорят, что пошли на срочную службу, там выдали бланки, заставили подписать. После этого - сразу на передовую.

Уже здесь в России, в Санкт-Петербурге, ехал с таксистом, разговорились. Ему предлагали зарплату в 90 000 рублей. Он отказался.

У нас с начала боевых действий работали разведгруппы, в основном, состоящие из чеченцев. Они зачищали блокпосты: в нужный момент появлялись и в нужный момент исчезали. Такая группа из четырех человек могла запросто уничтожить один блокпост. Это специально подготовленные профессиональные бойцы, которые разносили просто все.

Москва, Сургут, Питер, Екатеринбург

– В России я нахожусь уже около года. Сначала приехал в Москву, затем в Сургут, потом в Питер. Оттуда уже сюда в командировку направили и документы сделать – оформить беженство.

Работу нашел с трудом. В Москве работал по ремонту, курьером, но зарплата не устроила. Подался в Сургут на стройку. Там отработал четыре месяца. Обещали много – получил ничего. Говорили, месяц отработаешь стажером, будешь получать 40-45 тысяч рублей. В итоге четыре месяца получал по 15-20 тысяч рублей. Надоело. Уехал в Санкт-Петербург к товарищу.

Там занимались ремонтами, но тоже с деньгами плохо выходило. Мне предложили работу в прямых продажах (я до войны продавал окна, балконную технику). Согласился. Отработал в одной организации, но она развалилась, потому что там все подсели на наркотики.

Сейчас устроился в другую организацию, где работаю около полугода. В принципе, получается. Сколько продал, столько заработал. Но у меня закончилось временное пребывание, которое я оформил еще в Сургуте, поэтому меня направили в командировку в Екатеринбург.

Но в идеале, когда оформлю документы, планирую пойти служить в российскую армию. Тем более, и опыт уже есть.

«У меня вариантов нет – работать надо»

– Если я поеду в Украину, то меня или примут (заминается)... Нет, меня не заберут (я уже оформлялся как беженец и пересек территорию России), но – либо 15 лет за сепаратизм, либо, как правило, таких просто не довозят до суда. Списывают обычно на то, что оказал сопротивление и был расстрелян.

Напрягает только, что родные там. А куда деваться? Мать с сахарным диабетом, отчим тоже привык. Да и с маленьким ребенком все эти переезды, непонятно куда и зачем. Но они и сами не хотят уезжать. Пока до них не долетают снаряды.ъ

Возвращаться я в любом случае не собираюсь. У меня вариантов нет – работать надо, помогать семье. Если честно, там и до этого не лучше было. Из Горловки люди уезжали. На шахту чтобы устроиться, надо было платить деньги, просто так не устроиться. В среднем зарплата – это две, три тысячи гривен. По российским меркам – 6 000-7 000 рублей. Сами понимаете, на такие деньги не прожить.

«Хочу сам построить свое будущее»

– Первоначально мне в России тяжело было, но сейчас придерживаюсь такого мнения – там, где я нахожусь, там и есть моя родина, мой дом. К переездам я привык. Первые полгода в России были мысли: поеду обратно, я здесь не хочу, не могу. А что дальше? Опять обстрелы, опять война? Опять в надеждах на лучшее будущее? Я хочу сам построить свое будущее. Для этого мне нужны сейчас документы. А вернуться обратно я всегда успею.

Я не славлю ни ополчение, ни украинские власти, потому что это война. То, что происходит там, – это очень плохо.