«Ищу и буду искать». Бои давно отгремели, но вестей с фронта родные погибших ждут до сих пор

Трудно найти среди родившихся до войны тех, кого бы она не зацепила. Вот и я, еще ребенком навсегда разлученный с отцом, долгие десятилетия ищу, когда, где и при каких обстоятельствах погиб он – Николай Никитин.

До войны отец работал в Златоусте на абразивном заводе и одновременно учился в Комвузе, а после его окончания преподавал историю сначала в том же Златоусте, а позже в сельских школах Челябинской области.

Его мирная биография оказалась короткой: 26 июня 1941 года он был мобилизован и направлен в 508-й стрелковый полк 174-й дивизии. В нескольких письмах, что моя мать получила с фронта, отец сообщает, что обмундировали их по пути на фронт, попал он в минометное подразделение. По пути следования эшелон бомбили, а при выгрузке в районе Полоцка они сразу же вступили в бой.

Позже отец писал, что их часть была в окружении, из которого удалось вырваться. А в одном из последних писем (конец августа – начало сентября 1941 года) сообщал, что сидит в окопе в районе Невеля – Великие Луки, идет дождь, а в нескольких десятках метров видны немецкие солдаты…

После этого не было ни одной весточки от отца. Но в сентябре того же года мать получила записку от своих коллег-учителей из Шадринска (в то время этот город входил в состав Челябинской области): погибли четверо шадринских, которых призывали вместе с отцом, и среди них – Николай Евгеньевич Никитин.

Сестра отца вспоминала, что в то же время она слышала в одной из областных радиопередач сообщение примерно такого содержания: «Никитин … Евгеньевич, уралец, учитель, попав в окружение, стукнул по головке мины и взорвал себя вместе с насевшими на него фашистами». Имени она не расслышала, но все остальное соответствует данным отца.

Эта информация дала было мне надежду, но из областного и Всесоюзного радиокомитетов ответы были однотипны: тексты и аудиозаписи за 1941 год не сохранились.

С осени первого года войны семья ничего не знала о судьбе отца, не было извещения, что пропал без вести, попал в плен или погиб. Лишь в 1947 году райвоенкомат города Львова, куда мы переехали по вызову Наркомата просвещения УССР, на запрос моей матери о судьбе мужа сообщил, что тот пропал без вести в октябре 1944-го. Но никакими документами свое сообщение не подтвердил.

Эта дата указана и в «Книге памяти» участников Великой Отечественной войны Челябинской области. Но не может такого быть, чтобы за три года, с 1941 по 1944, отец не прислал ни строчки семье, которой очень дорожил.

После института я уехал в Москву, да так и не вернулся к родным пенатам. Но в Магнитке бываю часто и обязательно прихожу к памятнику «Тыл и Фронт», где на одной из плит высечено имя моего отца. И моей семье, сыновьям, внукам, всем родственникам важно, что его имя не кануло в небытие. А я мысленно говорю: «Я ищу и буду искать, отец, пока не узнаю, где и как ты закончил свой боевой путь и свою такую короткую жизнь…»