Священные камни «застоя»

Кто спасёт великую архитектуру 1960–1970-х годов?

Прежде чем уничтожать, стилистику 60–70-х освистали. Мол, модернисты нарушили хрустальную тишину нашего заповедника, разворошили благолепие «сорока сороков». Но город – не заповедник. Особенно Москва, у которой в ХХ веке сложилась новая революционная и державная судьба. В окрестностях Боровицкого холма за последнее тысячелетие Белокаменная переправила на свой лад немало идеологических и эстетических поветрий.

Двадцать пять лет Москва старательно притворяется ярмаркой в стиле «Сибирского цирюльника». Возникает ощущение, что всё лучшее давным-давно прошло – вместе с теремными сказками, а ХХ век, как говаривал Солженицын, «Россия проиграла». Одновременно нам навязывается отречение от социалистических идей и презрение к индустриальной цивилизации. В таком идейном тупике остаётся повторять на манер лесковского Левши: «Скажите государю, что у англичан ружья кирпичом не чистят: пусть чтобы и у нас не чистили». Впрочем, в народе вопреки пропаганде об этой эпохе сохранилась добрая память.

В градостроительной политике 60–70-х хватало просчётов. Типовые коробки хороши в новых массивах, среди перелесков. Когда стандартные девятиэтажки внедрялись в историческую застройку – это, конечно, было демократично, но немилосердно. Однако индивидуальные, штучные проекты того времени, как правило, изобретательны и талантливы.

Новый Арбат построен по проекту выдающегося архитектора Михаила Посохина

Пятьдесят лет назад, накануне революционного юбилея, который отмечали «ударными стройками», над старой Москвой поднялись силуэты деловитых великанов Калининского проспекта. Москвичи получили не просто улицу, а организованное пространство современного города. Киноконцертный зал, просторные магазины, кафе и рестораны – и всё в едином ритме. Москве необходима была современная сказка – с неоновым глобусом Аэрофлота, с инопланетными метеорадарами на крышах, с революционными мозаиками и уютными пожарными лестницами, которые ползут к седьмому небу, с невиданным «электронным ламповым информатором». Парад технологий – в том числе, как ни странно, отечественных.

Но почитатели «арбатства» Новый Арбат не приняли. Юрий Нагибин, например, презрительно назвал Калининский «вставной челюстью Москвы». Интеллигенция не оценила символ: в самой читающей стране построили улицу с четырьмя (никогда не забывайте про СЭВ!) огромными «раскрытыми книгами».

Получился проспект одновременно деловой, торговый и променадный. Москва быстро обжила обнову: даже скептики привыкли к Дому книги и Дому хлеба, к ювелирному «Малахитовая шкатулка», к музыкальному магазину «Мелодия», к кафе «Валдай»… Увы, из перечисленного только Дом книги сохранился до нашего времени.

Проспект прошёл самую взыскательную проверку – в живописи. Если городская картина оживает – значит, архитектор победил. Калининский проспект художники любили в любое время года – и получались интересные работы. Достаточно вспомнить «Вечер на Новом Арбате» (1968) Бориса Рыбченкова.

Беспорядочные тени застройки последних лет уничтожили продуманный городской пейзаж. «Украина» уже не просматривается, не доминирует на горизонте. Впрочем, с этим можно было, отбрюзжав, примириться. Но как-то по-воровски, без шума в прессе, свели на нет всю музыку посохинских «книжек». Расширяя офисные пространства, к одному из корпусов пристроили угловое здание, а потом ещё и обклеили эту «книжку» гладкой плиткой нового образца. Казалось, что это начало большой реставрации и в таком духе будут облицованы все корпуса. Но прошло несколько лет, и стало ясно, что Новый Арбат просто походя искорёжили.

Его нужно спасать, восстановить первоначальный замысел архитекторов, в котором – дух шестидесятых. Такие проекты есть…

А какой был вид из парка Дружбы в сторону Дворца спорта «Динамо», что на улице Лавочкина! Перелески, многоподъездные кирпичные корпуса и группировка домов-лебедей на дальнем плане. И ещё – много воздуха, чтобы гулял по району ветер с водохранилища. Вроде бы не самый дорогой район, но и там спекулятивный интерес подхлестнул беспорядочную застройку. Это возле Северного речного вокзала. Но не лучше обстоят дела и возле Южного. Нагатинская набережная когда-то радовала глаз композицией из трёх размашистых домов-пирамид, но снова кому-то понадобилось испортить песню.

Кремлёвский Дворец съездов – ещё один недооценённый памятник советской эпохи. Чужеродный? Так в Кремле со времён Ивана Калиты совмещалось несовместимое, а этот проект как раз тактичен по отношению к соседним соборам. Купола отражаются в «стёклах повышенной зеркальности». Золотом по мрамору на дворцовой стене изображены символы советской эпохи – звезда, серп и молот, голубь мира. И они в Московском Кремле – не менее законные обитатели, чем грифоны, орлы и львы.

Советские градостроители часто прибегали к эйзенштейновскому принципу «старое и новое». Приём, наверное, небезупречный. И всё-таки сыграть на контрасте можно гораздо выразительнее, чем на эпигонстве. Главный архитектор Москвы, автор Калининского проспекта и Дворца съездов Михаил Посохин писал: «Ансамбль» означает внутреннюю и внешнюю согласованность между частями целого. Однако это отнюдь не подобие и схожесть составляющих элементов. Формирование ансамбля основано не на однообразии, а, наоборот, на богатом разнообразии элементов». Он пытался построить «город для человека».

Вместе с «наследием застоя» уходит человечность, душевная теплота города. Уходит простодушие, исчезают лица, которые нынче можно встретить только в чёрно-белом кино. Остались только осколки города, с которым «и в пир, и в мир, и в добрые люди». Ключевое слово – «добрые».

По этим проспектам и спальным кварталам витает мечта о справедливом жизненном укладе. Надежда на то, что человек в будущем станет разумнее и могущественнее. В годы последнего перелома на этом поставили крест: утопия! Взамен предложили нечто просроченное, контрабандное. В постаревших кварталах развитого социализма куда меньше фальши: там всё построено на трудовую копейку. Это укоренилось в нашей истории, вошло в народный характер. Вычеркнуть из прошлого советскую эпоху не получится. Нам ещё многому придётся учиться у творцов той эпохи – в том числе у градостроителей. То, что они делали, было сообразно человеческой природе. Как и песни того времени, до сих пор не забытые. И к знаковым городским ансамблям 1950–1970-х давно пора относиться как к памятникам архитектуры. Иначе мы сами себя обворуем. Неужели фильмы о брежневской сверхдержаве придётся снимать где-нибудь в Берлине?

Культурное наследие – это не только церкви и терема, не только залихватские «нарышкинские» узоры и строгие ампирные портики. О сталинской архитектуре тридцать лет назад было принято говорить «с надменной улыбкой», а

 сегодня стало ясно – это классика и сокровищница. После утомительных поруганий мы научилис ценить венецианские карнизы и афинские колонны сталинских академиков архитектуры. Но есть красота – космическая, индустриальная! – и в рациональных пропорциях.

Городу необходимы и заповедные слободы пряничных двухэтажных домиков, и стены древнего Кремля, остававшиеся твердыней Отечества во все времена, и уединённая красота усадеб, и взлётная полоса Калининского проспекта… У новейшего времени размашистый почерк, для него в любом начинании важен широкий резонанс, промышленные масштабы. Кто не осознал, что ХХ век – это прежде всего эпоха масс, тому и в ХХI придётся туго.