Вырванные места из книги жизни
Иной подход у Вячеслава Огрызко. Он выполняет всю черновую работу сам, вручную, не боясь испачкаться, зная, что без терний к звёздам пути нет. Огрызко проводит немалую часть жизни в библиотеках и архивах, среди карточек и подшивок: как старатель, он достаёт из мутных вод Леты драгоценные крупицы фактов, которыми инкрустирует свои литературоведческие работы. Читатель видит только результат многотрудных изысканий главреда «Литературной России». Кстати, каждая книга Огрызко в силу мизерных тиражей становится библиографической редкостью.
Казалось бы, серьёзным штудиям, как почтенным матронам, подобает выходить в свет в макияже объективности – законы жанра тут незыблемы, как в античном театре. Однако при добросовестной работе с документами Огрызко не может удержаться и от резких, порой вовсе непарламентских выражений – и от некой фамильярности книга только выигрывает, обретает голос, более того – провоцирует читателей и критиков на диалог, а то и на полемику. Если бы не авторский голос, то 700-страничный том остался бы эпической компиляцией, занудным центоном из резолюций, стенограмм, протоколов и кляуз.
Вообще причины своей перманентной субъективности автор и не думает скрывать: трижды он, ещё необстрелянный, подступался к Катаеву, шёл на приступ его переделкинской дачи, но всякий раз живой классик, разменявший девятый десяток, отражал набеги пытливого литературоведа.
В предисловии Огрызко так объясняет причины своего пристального интереса к фигуре знаменитого советского писателя: «Возможно, Катаев считал, что достаточно сообщил о себе в книгах, и поэтому не хотел повторяться. Но скорее всего он избегал подробно рассказывать о своём жизненном пути с перечислением всех фактов по другим причинам. Думается, писатель далеко не всё хотел предать огласке. Ему явно было что скрывать. Но что именно он надеялся утаить?»
Автор никак не может примирить две своих ипостаси: Огрызко-архивиста перекрикивает газетчик, он оказывается громче и убедительнее педантичного исследователя, мешает беспристрастно протоколировать имеющиеся сведения и с летописной основательностью рассказывать о жизни Валентина Катаева; журналист добавляет в писательское жизнеописание перцу, изюминок, проклятых вопросов и риторических восклицаний.
Итак, уже в названии – «Циник с бандитским шиком» – Огрызко даёт понять, что апологетики под обложкой искать не стоит. Впервые о катаевском цинизме в литературных кругах заговорили еще в 1919 году. Злоязыкий лирик Бунин, поражённый разгулом революционных страстей, упоминает в своих «Окаянных днях» и писателя Катаева, приводя знаменитое признание молодого одессита: «За 100 тысяч убью кого угодно. Я хочу хорошо есть, хочу иметь хорошую шляпу, отличные ботинки…» Пожалуй, есть в этих словах и цинизм, и шик. Сказаны они для пущего «форсу», чтобы ошарашить мэтра, врезаться тому в память и войти в историю. Здесь больше расчёта, выстраивания имиджа. Маски циников, например, носят персонажи одноимённого романа Анатолия Мариенгофа. В этом же амплуа выходит на сцену и Валентин Катаев.
Но трудно не услышать, что звучит и надрывная бравада человека, который словно бы предчувствует бессонные ночи в Одесской ЧК с их нестерпимым ожиданием отправки «в расход». Предвидит и знает, что уцелеет – и в революционных вихрях, и в лютых писательских сварах. Жернова двадцатого столетия могли любого смолоть в пыль или пепел. А коли отбился от века-волкодава, то тебе и сам чёрт не брат – так стоит ли педалировать посттравматический цинизм Катаева?
Нельзя сказать, что Огрызко подвержен зуду ревизионизма и стремится во что бы то ни стало демонизировать эпоху, вождей и литераторов. «Интересный вопрос: неужели Катаев всегда вёл себя только как законченный циник и запросто сдавал всех своих приятелей, не имея за душой ничего святого? Разве он никогда никому не помогал?» – задаётся вопросом Вячеслав Огрызко. И тут же отвечает себе: «Нет, Катаев, конечно же, был разным». Именно эту противоречивость Валентина Катаева Огрызко и пытается передать в своей книге.
Бесспорная заслуга «Циника с бандитским шиком» в том, что её автор, историк литературы, вводит в научный оборот внушительный массив никогда не публиковавшихся ранее документов, найденных им в фондах РГАЛИ и РГАНИ.