«В Люсиной жизни ничего голливудского не было...»

Завтра в Выборге открывается кинофестиваль «Окно в Европу». Эмблемой его стал постер фотохудожника Аслана Ахмадова с изображением Людмилы Гурченко. Через судьбу великой актрисы, пять лет назад ушедшей из жизни, организаторы фестиваля хотят проследить путь отечественного кино на протяжении шести десятилетий. От оттепели, одним из символов которой стала «Карнавальная ночь», до перестройки и нынешнего Года кино. А в городской библиотеке состоится выставка Музея-мастерской Людмилы Гурченко, которую откроет муж актрисы Сергей Сенин.

— Сергей Михайлович, платья, украшения Людмилы Марковны из вашей квартиры впервые отправятся в путешествие?

— Не впервые. За последние годы сценические и личные вещи Людмилы Гурченко выставлялись на московских, питерских и нескольких провинциальных площадках. Параллельно с Выборгом состоится выставка в одном из музеев Белгорода, на очереди Иркутск. А теперь вот и наша квартира стала музеем. Мы его открыли 12 ноября прошлого года, в день рождения Людмилы Марковны. А с 1 июня Музей-мастерская Людмилы Гурченко в Трехпрудном переулке, где она жила многие годы, зарегистрирован, работает для всех желающих. Записаться можно по телефону или в интернете, по мере формирования групп проводятся экскурсии, мастер-классы.

Занималась созданием музея команда искусствоведов, среди которых два академика, профессора, кандидаты наук. Они работали на волонтерских началах, исходя из профессионального интереса, а также из любви, уважения к дару и личности актрисы. В течение года эта команда систематизировала, фотографировала, детально описывала каждое платье, каждый браслет или брошь, каждую пару дизайнерской обуви. В итоге возник внушительный фолиант с описью того бесценного богатства, которое представляют из себя костюмы (всего их 800) в исполнении отечественных и зарубежных дизайнеров — Вячеслава Зайцева, Валентина Юдашкина, Сони Рикель, а также платья, аксессуары, выполненные руками самой Гурченко.

— И все это богатство располагается в квартире жилого дома?

— Да. Сам я в квартире не живу уже довольно давно. В идеале для музея требуется отдельное помещение. Было бы еще лучше, если бы один из крупных московских или питерских музеев согласился приютить экспонаты у себя. Они, помимо прочего, нуждаются в правильном хранении, уходе, реставрации. Силами волонтеров это делать невозможно. Но пока эти вопросы решить не удается. Хотя посетители рады попасть не в мир музейных экспонатов, а погрузиться в домашнюю атмосферу жизни любимой актрисы.

— За пять лет немало сделано для увековечивания памяти Гурченко. Памятник на Новодевичьем, мемориальная доска на доме, где она жила, теперь вот музей-мастерская. А еще был сериал «Людмила Гурченко». Как он, кстати, вам?

— Это трудно объяснить, но я его не посмотрел. Видел фрагменты, отдельные серии. Но я был причастен к его появлению на свет. Когда Люся только ушла из жизни, ко мне и к ее дочери Маше обратились десятка два продюсеров с предложением делать сериал. Некоторые из них даже книг Люсиных не читали. Но я встречался со всеми, никому не отказывал, потому что понимал: в случае моего отказа будет только хуже. Они поменяют одну букву в фамилии — вместо Гурченко сделают, к примеру, Турченко — и снимут абсолютно желтый сериал.

Сценарий той команды, которая в итоге сняла фильм, мне поначалу не понравился. Я высказал им свои соображения. Мне было важно, чтобы в фильме обязательно возникла тема Люсиного военного детства — там истоки ее характера, жизнестойкости. В съемочной группе меня внимательно выслушали, взяли тайм-аут и переработали сценарий, который в итоге меня устроил. Далее, мне было важно, кто сыграет Гурченко и ее отца, которого Люся боготворила. Кандидатура Юлии Пересильд мне показалась идеальной для главной роли. И Николай Добрынин убедителен по типажу. На этом, собственно, я успокоился. Понял, что фильм будет снят с уважением к личности и судьбе актрисы. Так оно, судя по отзывам и моим отрывочным впечатлениям, и случилось. Хотя, думаю, фильм возник раньше срока. Время для того, чтобы глубоко осмыслить масштаб этой уникальной актрисы, еще не пришло.

— Как вам кажется, Людмила Марковна сполна реализовала себя в кино или все-таки чего-то не доиграла?

— Тут двух мнений быть не может. У нее всегда было ощущение своей недовыраженности, что ли. Она считала себя в первую очередь актрисой киномюзикла — того жанра, которого в стране практически не существовало. Ее визитной карточкой стала «Карнавальная ночь», где она ярко заявила о себе как поющая, танцующая актриса. А дальше все это рассыпалось на какие-то фрагменты, случайные музыкальные фильмы и спектакли. В цельную линию все это не сложилось. Неслучайно до последних дней она, как безумная, хваталась за любую работу, связанную с музыкой, будь то в кино или на сцене. Наверстывала то, что не доиграла в лучшие свои годы.

— Но зато Гурченко неожиданно для многих реализовала себя как большая драматическая актриса...

— Это так. Но вы же хорошо знали Людмилу Марковну. Она никогда не лукавила, не кокетничала. Так вот, когда звучал подобного рода вопрос, она всегда отвечала, что все ее лучшие драматические роли могли бы с большим или меньшим успехом сыграть другие актрисы. А вот те музыкальные роли, которые выпали на ее долю или о которых она мечтала, могла сыграть только она. Равных Гурченко в этом жанре в нашей стране не было.

— Гурченко часто сравнивали с Любовью Орловой. Ей льстили подобные сравнения или они ее раздражали?

— Орлову она считала единственной кинозвездой в нашей стране. Не только знаменитая актриса, которую любят зрители, но кинодива, окруженная вниманием власти, повышенным жизненным комфортом, возможностью диктовать и выбирать для себя роли. Все, что касалось Любови Орловой, — это чисто голливудская история. У Люси же в жизни ничего голливудского не было. Не было особых доходов, особенно в советское время, когда она, бывало, еле сводила концы с концами. Не было своего постоянного режиссера, как у Орловой, который вел бы ее по жизни. Неслучайно после сверхуспешной «Карнавальной ночи», где взошла звезда Гурченко и Рязанова, следующий их совместный фильм «Вокзал для двоих» случился через 26 лет. А «Старые клячи» — еще через 18 лет. С точки зрения голливудских подходов — абсолютный нонсенс.

— У Людмилы Марковны были актрисы-кумиры, актрисы-соперницы?

— Актрис бесталанных она никогда не упоминала. А о талантливых говорила порой с таким восхищением, что могла расплакаться. Ей нравились актрисы, близкие ей самой по музыкальности, пластичности, — Ширли Маклейн, Барбра Стрейзанд, Лайза Минелли. Она восхищалась ими, но и себе цену знала.

— Принято говорить о сложном характере Гурченко. Дескать, на съемочной площадке она была неуправляемой...

— Это абсолютно не так. Она была человеком, безусловно, принципиальным, может быть, в творческом плане излишне бескомпромиссным. Люся не считала себя режиссером, хотя и вынужденно поставила в конце жизни фильм «Пестрые сумерки», но хорошо разбиралась в драматургии, музыке, костюме, гриме. И если чувствовала, что режиссер не соответствует ее представлению о содержании роли и фильма, здесь и возникал конфликт. Хотя с годами она становилась более сдержанной. Может, сил и желания что-то доказывать уже не осталось — все и всем было доказано.

При этом она охотно подчинялась талантливым людям, которые могли разглядеть в ней то, что она сама в себе не видела. Из режиссеров ей импонировал Владимир Меньшов. Люся считала, что в фильме «Любовь и голуби» она сыграла единственную в своем роде роль. Смотрит на себя на экране — и не понимает, как она это сделала. Бесконечно уважала Михалкова, безоговорочно принимала все его предложения. Не только, скажем, сыграть главную роль в «Пяти вечерах», но и провести церемонию «Золотого орла», спеть на премьере «Утомленных солнцем». По-человечески самые близкие отношения у нее были с Эльдаром Рязановым, особенно в последние десятилетия жизни. И, конечно, она была благодарна Виктору Трегубовичу, который в 1973-м доверил ей в фильме «Старые стены» глубоко драматическую роль и после долгих лет полузабвения вернул в обойму первых актрис нашего кино.

— Говорят, она и в жизни играла роль звезды?

— Глупости все это. Да, она была подтянутой, не позволяла себе раскисать. Всегда хорошо выглядела. Красиво принимала гостей. Но при этом была обыкновенной женщиной — со своими слабостями, с хорошим «простонародным» аппетитом. Любила вареники, жареную картошку, булочки, хлеб, щедро намазанный маслом, чай с шестью ложками сахара. Это все отзвуки голодного харьковского детства. Что в этом звездного? Да и для кого играть? Мы же не ездили на Лазурный Берег (были там всего один раз), а очень любили Крым. Представьте: Евпатория, дикий пляж, наши и бездомные собаки на пляже, толпы детей, которым она два часа дает автографы... Все это никак не вяжется с образом самовлюбленной звезды.

Другое дело, когда она погружалась в большую роль, то носила в себе новый образ, как беременность. Приходя домой, не сразу могла переключиться на бытовой лад. Вела внутренний диалог со своей героиней. Но это не проявление звездной отрешенности, это была огромная творческая сосредоточенность, которой все 20 лет нашей совместной жизни я деликатно старался не мешать.