Скоро осень, за окнами август...

Эти книжки готовят к неизбежному приходу осенней поры, настраивая на меланхолический лад. При всей разности судеб и характеров героев сближает какая-то неустроенность, безбытность, маета. Однако все остались в истории культуры, отечественной и мировой.

Владимир Алейников. «Седая нить»

Мемуары одного из основателей поэтической группы «СМОГ» («Самое молодое общество гениев») — памятник неофициальной культуре 1960-70-х. Тут Венедикт Ерофеев, Довлатов, Сапгир, Холин, художники Зверев, Беленок, Пятницкий. Каждому дана яркая характеристика на фоне занятных житейских эпизодов. Чего стоит, к примеру, рассказ о ленинградской встрече похмельного Ерофеева с Андреем Битовым, который вошел с криком: «Гений! Спасибо за то, что ты есть на свете!» и с авоськой, где одиноко болталась бутылка водки. «Тогда мы не просто пили. Тогда мы общались. Мы читали стихи друг другу. Мы о многом тогда говорили. О серьезном. И о прекрасном. О трагическом. И о смешном. О таком, что связано было с эпохой и с нашими судьбами. Так, теперь я, уже седой, понимаю это». Финальная фраза: «Разрушению мира я противостою словом».

Достоинством книги является не столько фактура, сколько стиль: белый стих, с которого автор сбивается то на манер анекдота, то публикует письма друга, отправленного в дурдом, то вдруг нападает на литераторов, не понимающих его время, проклятое и любимое.

Юрий Зобнин. «Ахматова. Юные годы Царскосельской Музы»

Совсем недавно, 13 июля, не стало автора этой монографии — знатока Серебряного века, ученика академика Лихачева, первого российского биографа Мережковского, специалиста по Николаю Гумилеву. Он задумал серию книг об Ахматовой и неожиданно ушел из жизни в год 50-летия ее кончины. Повествование начинается с 1797 года, когда родился дед Анны Горенко (настоящее имя Ахматовой) Эразм Стогов, и заканчивается 1906-м, накануне литературных дебютов и замужества. Сама Ахматова говорила, что когда ее узнали как жену Гумилева, «никому не приходило в голову, что у этого существа за плечами уже очень большая и страшная жизнь».

Обстоятельства этой жизни (с подростково-возрастным кризисом, родительским разладом, отчуждением отца и неприкаянностью матери, с неудачными романами и попытками самоубийств) и пытается реконструировать Юрий Зобнин. Находит в дневниках и стихах Анны Андреевны аналогии с героинями Толстого, Чехова, Блока. А фоном ее судьбы показывает Россию на рубеже веков — с Цусимой, Кровавым воскресеньем, пушкинским юбилеем. Признавая талант Ахматовой-поэта, поведение Анны Горенко он исследует с дотошностью ревнивого мужа. Пристрастность видна уже в эпиграфе из Иннокентия Анненского — покровителя Гумилева: «Не потому, чтоб я Ее любил, а потому, что я томлюсь с другими».

Виржиль Таназ. «Сент-Экзюпери»

Румынского театроведа, бежавшего в Париж от режима Чаушеску, притягивает психология героя, а потом уже судьба. Он — автор 20 романов и пьес, инсценировок «Анны Карениной» и «Преступления и наказания» — держится в рамках канонической биографии. Но в названиях глав писательские амбиции вылезают. «Безделушки девственницы» — о первой от одиночества и тоски пробе пера Экзюпери. «Реванш в тропиках» — про женитьбу на аргентинской красавице после неудачных попыток сватовства к богемным знаменитостям... Потомок аристократического рода, граф, завсегдатай светских салонов мечтал о спокойной семейной жизни, а стал военным летчиком. Задумывал классический роман, а создал новый жанр: что-то среднее между мемуарами и эссе. Будучи человеком чести, совершал подвиги, спасал товарищей. И при этом сочинял великолепные тексты. Несмотря на обилие друзей, был одинок и чувствовал себя «рыбой, выброшенной на берег». Про любимого у нас «Маленького принца» («Завещание, понятное лишь избранным») — всего пара страниц.