Танцор «Хитрый» — репортаж «Русской Весны» с передовых позиций Ополчения

«Русская весна» продолжает серию репортажей о батальоне специального назначения «Патриот».  Военному корреспонденту Анне Долгаревой удалось побеседовать с командиром роты.

Позывной — Хитрый. Воюет с июня 2014 года.

— До войны учился, занимался спортом и танцами.

— Танцами? Какими?

— Сейчас расскажу (смеется). После школы поступил в Донецкое училище культуры по специальности «хореограф». Закончил с дипломом. Хорошим. Почти что красным. Пошел работать в заслуженный ансамбль Украины «Донбасс». Параллельно работал арт-директором.

Потом подзаработал денег, открыл свой ларек, делал там шаурму, хот-доги. Мне нравится готовить. Ну, а потом война началась.

Сначала был Майдан. Участвовал, да. Не в Майдане, в Антимайдане. Я изначально был против этого всего. Ездил в Одессу…

— А много друзей придерживаются альтернативной точки зрения?

— Ну, есть такие. У меня лучший друг — укроп.

Стоит, наверное, уточнить. В нашем вежливом и политкорректном Фейсбуке «укроп» — это оскорбление. Среди ребят на передовой это констатация факта.

Это человек, который является сторонником единой Украины. Так можно сказать о тех, кто стоит на линии фронта по другую сторону, а можно сказать про друга.

Он говорит и хохочет.

— Кстати, мнение у него сейчас уже немного поменялось. Люди же не думали, что будет война. Это потом начали стрелять, потом уже мы видели кровь, разорванных детей, мертвых женщин. Сейчас войны вообще никому не хочется.

— А заукраинский лучший друг лучшим другом остался?

— Остался. Он сейчас здесь, на Донбассе. Периодически на территорию Украины ездит. Ну как — сам видит эти батальоны, это отношение киевской власти к людям. Удивляется, что у нас дороги делают, дома строят.

Я вспоминаю, сколько моих друзей, никогда не бывших в зоне боевых действий, живущих в Киеве и Харькове, стало бывшими друзьями.

— Удивительно, — говорю.

Пожимает плечами:

— Это настоящая дружба.

— А тебя-то что сподвигло пойти воевать?

Повисает молчание.

— Сподвигло меня, когда с самолетов нас начали бомбить. Луганск бомбить, Донбасс. У меня тогда был маленький бизнес — ларек вот этот самый.

А в аэропорту находились мои товарищи. Без оружия.

Курит, постукивая рукой по столу, сам того не замечая.

— А еще мне понять хотелось. Хотелось узнать суть этой войны. У меня был момент, когда я сомневался, кто и откуда стреляет. Пока я не пришел на фронт и не увидел, как это происходит, я в этой войне не был до конца уверен. Пришел — сомнения отпали.

— С самого начала в «Патриот» пошел?

— Нет, не с самого начала. Сначала я в Генпрокуратуре служил, потом в «Востоке». Потом в «Патриоте». Большую часть времени, получается, служу в нем.

Это подразделение, оно необычное. Ну как сказать? Сильное духом. Здесь ребята как-то по-особенному настроены. На самом деле, с одной стороны — это плохо, что мы так друг к другу привязаны, чуть ли не как кровные братья. Потому что очень тяжело терять потом братьев этих.

Но зато дух подразделения… он уникальный. Сплоченность редкая.

— Иногда украинские патриоты говорят, что в ДНР была поголовная мобилизация. Ты с этим сталкивался?

— Мобилизация была одна — это когда людей, которые грабили и воровали, забирали рыть окопы. Моя соседка недавно тоже испугалась, когда племяннику повестка пришла. Звонит, спрашивает, что делать. Я говорю: «Света, ну пусть сходит в военкомат — никто его на войну посылать не будет». Нормально, сходил в военкомат, сейчас работает.

— Вообще, с каким отношением мирных жителей приходится сталкиваться?

— Разное оно. Очень разное. Жалко их очень, конечно. Пока я не пошел сюда, говорю же, у меня самого не было понимания, кто и откуда стреляет. Когда пошел — стало понятно, но не могу же я это понимание вложить в чужую голову. Для кого-то мы хорошие, для кого-то плохие.

Я сейчас на ферму заезжал — ну какое мнение у людей может быть о военных действиях, если им коровник разбило? Что человек скажет — молодцы, пацаны? Хотя это не мы стреляли, это с украинской стороны летело.

Разное мнение у людей. Кто-то помогает, кто-то благословляет, а кто-то нет. Никто не проклинает, но люди жалуются. Им тяжело. И я их понимаю. Мне самому страшно, мне самому все это по горло надоело, только я сижу там, впереди. Война — это жутко. Все боятся. Только мне, кроме того, чтобы бояться, нужно еще думать головой и идти вперед.

— Обстановка напряженная на позициях?

— Как только мы сюда заехали, нас начали обкладывать. То минами, то «бэха» работала. Ну вот уже полгода раскачиваются. Сначала их было не видно, сейчас мы их точки срисовали. Такого, как на Авдеевской промзоне, конечно, нет.

Они примерно в километре от наших позиций. От домика, где мы сидим сейчас, — чуть дальше, так что спать можно спокойно. Хотя сюда прилетает их дальняя арта, это еще страшнее.

Снова смеется.

— Артиллерия у них самих чуть подальше стоит. В Невельском и Дубках стоят САУ, с Песок сюда работают 120-е минометы. С Первомайского работают. С Красногоровки, с Марьинки. Недавно со всех четырех сторон работали. Снаряды летят хрен знает куда, падают в разных местах — весело, блин!

— Это ВСУ или добробаты?

— По-моему, батальон какой-то. Весной здесь 72-я бригада стояла, морская пехота, но они уже ушли на ротацию. Сейчас там тербат какой-то, может, вперемешку. Сейчас ВСУ — это одно название. ВСУ были в 14-м году, когда сюда молодых пацанов загнали и списали. Вот это были ВСУ.

Замолкает. А что тут говорить, об этих списанных командованием ВСУ молодых ребятах? У кого они на совести — у других молодых ребят, или у тех, кто послал их на смерть? Поздно говорить. Остается «думать головой и идти вперед».

Анна Долгарева, военный корреспондент «Русской Весны»