«Пили бы баварское» или история об оккупированном Харькове
Бывают разные даты в истории отечества. Некоторыми можно гордиться, какие-то такой гордости не вызывают, а некоторые приводят в ужас. 25 октября 1941 года последний советский солдат покинул Харьков. И в городе начался ад.
Можно было бы рассказать о Дробицком Яре, где расстреляли раненых красноармейцев, «забытых» в одном из военных госпиталей, о Сабуровой даче, или, как зовут ее харьковчане, «Сабурке», — Харьковской областной клинической психиатрической больнице № 3, пациентов которой немцы также расстреляли. Но я хочу написать об ином. О детях, летчиках и крови. На фоне этой истории либеральные слова про «пили бы баварское…» звучат как циничное признание в собственной подлости.
Кстати, в Харькове, в котором я прожил 30 лет, есть район с официальным названием Новая Бавария. Он получил такое название, потому что там располагается Баварский пивзавод. Его построил в 1872 году в селе Григоровка Харьковского уезда, рядом с уникальными родниками с чистейшей водой, немецкий пивовар Гершгаймер. В Харькове вообще было много немцев, а Гершгаймер привез с собой целую команду пивоваров из Баварии. Так что к приходу немцев харьковчане уже пили «баварское» пиво. Точнее — новобоварское.
Но я не о пиве. Я о детях и крови.
После киевского котла, в котором бесследно сгорело шесть советских армий и практически перестали существовать два фронта — Западный и Юго-Западный, в наших позициях образовалась дыра шириной более 200 километров. Немцы, которые и до этого наступали стремительно, бросились в прорыв с еще большей скоростью. Их следующей целью был Харьков. Фактически, индустриальная столица юга СССР, третий по значению город страны.
Именно в Харькове в 1921 году началось танкостроение Страны Советов, именно тут были построены 20 тысяч танков БТ всех серий и создана знаменитая «тридцатьчетверка». В Харькове находилась масса машиностроительных заводов, научные институты, военные и гражданские вузы почти по всем специальностям.
Кроме того, в городе был крупный авиационный завод — ХАЗ. Именно был: нынешние киевские власти его почти уже добили, но мой рассказ не о сегодняшних днях, а о событиях 1941–1943 годов.
Однако за этой поспешной эвакуацией скрывается не только повод для гордости, но и трагедия. Эту историю в далеком 2003-м рассказала мне одна из ее участниц. Она пожелала не называть свое имя, и я не буду этого делать, хотя ее, увы, уже нет в живых.
Проводя эвакуацию, советские чиновники «забыли» детях. Далеко не все детские дома были эвакуированы. Зайдя в город, немцы конфисковали помещения детских домов для своих нужд. Дети оказались на улице, впрочем, оккупанты «позаботились» о них. В помещении детского сада Харьковского авиационного завода был организован «приют». Хотя правильнее сказать, концлагерь.
Назывался он по имени района, где располагался ХАЗ — Сокольники. А рядом на территории завода был испытательный аэродром завода, на котором немцы расквартировали несколько авиаполков, в основном бомбардировочных и разведывательных.
Харьков находился на самом острие немецкого наступления. Интенсивность боев была настолько высокой, что немецким пилотам приходилось делать по 5–6 вылетов в день. Это огромная нагрузка. Из-за переутомления начались летные аварии, приводившие к гибели летчиков. И немецкие врачи предложили выход.
Дело в том, что следствием усталости становится резкое падения уровня гемоглобина в крови и сонливость. Немецкие врачи предложили переливать летчикам свежую кровь, чтобы восстановить уровень гемоглобина. Над источником донорской крови долго не думали: дети из лагеря «Сокольники». Особенно жуткими были последние месяцы перед освобождением Харькова, когда зверски уничтожали детей, забирая кровь до нуля. Никто особенно не определял, жив донор или нет. Обычно детей, потерявших сознание во время забора донорской крови и спинномозговой жидкости, закапывали сразу вместе с умершими. Детей чрезвычайно ослабленных, «непригодным к медицинским экспериментам», когда у них невозможно было взять кровь, заразившихся чесоткой или другими заболеваниями, отправляли в душегубки.
Полных документов поступления детей в «Сокольники» не сохранилось. Немцы тщательно заметали следы. На конец 1942 года фигурирует только одна цифра — 1602 маленьких узника. В августе 1943 года из них осталось 68. После освобождения города в живых осталось 17 детей.
Кстати, кроме харьковского, такие же «детские приюты» позже организовали в Лубнах (Полтавская область) и в Фастове (Киевская область).
Фактически вся территория района Сокольники в Харькове — это огромная коллективная могила погибших детей, которых убили изверги-врачи. Умирало по несколько десятков в день. Детскими трупами были полностью заполнены находящийся рядом пруд, воронки от снарядов, траншеи, любая яма. Когда образовывался равномерный слой, его слегка забрасывали землей и начинали новый слой. И так раз за разом.
Когда наши солдаты попали на территорию лагеря, первое, что они увидели, — это торчащие из-под земли детские ручки и ножки. Видавшие уже, кажется, все ужасы войны бойцы седели на глазах.
Перед отступлением фашисты намеревались навсегда скрыть следы своих преступлений. В Лубнах всех расстреляли, в Фастове — утопили в колодце, однако в Харькове директор детского дома и одна из воспитательниц детского сада завода смогли спасти выживших детей.
Как рассказывала мне женщина, выжившая тогда, немцы подогнали к корпусам детского сада огнеметный бронетранспортер. Директор вышла и чуть ли не на коленях стала упрашивать молодого немецкого лейтенанта не сжигать детей. Немецкий офицер, к счастью, немного говоривший по-русски, долго слушал женщину, хмурился, молчал, после чего резко оборвал фразой: «У меня приказ!»После чего сел в бронетранспортер, тот развернулся и, отъехав на 50 метров, сжег пустующий корпус. Трудно убить в людях гуманизм. Хотя немцам это почти удалось.
Кстати, про трагедию «Сокольников» в советское время предпочитали не писать. Однако об этом мне уже позже рассказала сотрудница детского сада, работавшая там с 1960-х годов. Тогда воспитатели были поражены тем, что дети не хотели играть на одной из новых, хорошо оборудованных детских площадок. Какой же ужас она испытала, когда узнала, что руководство завода по неведению построило эту площадку над одной из детских братских могил приюта «Сокольники».
Дети все чувствуют лучше взрослых. А мы должны помнить.