Заблудились в трех мемориалах

Барельеф Николая Гумилева появился в Царскосельской гимназии искусств имени Ахматовой. Гранитную доску с изваянием из белого мрамора торжественно открыли в школьном музее Анны Андреевны рядом с небольшой экспозицией, посвященной ее первому мужу. Что весьма озадачило культурных царскоселов: а другим мужьям Ахматовой в гимназии мемориальные доски тоже открывать будут? Сам Гумилев-то тут никогда не учился...

Директор Царскосельской гимназии искусств Юрий Сидоров так объясняет появление доски поэту: «Это символично, конечно, семья где-то рядом. Здесь экспозиция, посвященная Анне Ахматовой, Николаю Гумилеву. Напротив — Льву Николаевичу Гумилеву. Я надеюсь, что мы еще какой-нибудь барельеф или доску памятную разместим рядом со стендами Льву Николаевичу Гумилеву...»

Похоже, жителей Пушкина (бывшего Царского Села) ждут новые мемориальные неожиданности. Меценату, который оплачивает это монументальное творчество, будет где развернуться. А уж как на это отреагируют историки, литературоведы и гимназисты, вопрос открытый.

Кстати, памятная доска на здании Николаевской царскосельской гимназии, где с 1903 по 1906 год учился Николай Гумилев, существует. Его память увековечена и в музее гимназии. Учился Гумилев плохо, от отчисления его спасло решительное заступничество директора гимназии, поэта Иннокентия Анненского перед разгневанными педагогами: «Все это правда, но ведь он пишет стихи!» Анна Ахматова в своих воспоминаниях несколько раз возвращалась к теме «более или менее явной травли со стороны озверелых царскоселов, которую пришлось пережить Гумилеву»...

Но что значат все эти исторические свидетельства и тонкие нюансы, когда есть оценки поважней. Вот, например, какую характеристику дал Ахматовой, Гумилеву и их сыну меценат Грачья Погосян, который спонсировал установку памятной доски в Царскосельской гимназии: «Эти личности сделали очень много для нашей страны и были любимцами народа. Поэтому для меня это важно, что я в какой-то степени чувствую ответственность перед нашей историей, пред нашим городом».

Кто хоть сколько-нибудь знает трагическую историю этой семьи, которую здесь пытаются «воссоздать», понимает, до какой степени это бестактно. Николай Степанович и Анна Андреевна развелись, каждый вступил в новый брак, Льва Николаевича фактически вырастила бабушка. «Любимцы народа» носили клеймо его врагов. Один расстрелян, другому искалечили жизнь сталинские лагеря, памятник третьей по ее собственному завещанию смотрит в сторону тюрьмы, «где стояла я триста часов / И где для меня не открыли засов». В обществе они очень долгое время были изгоями. Ни «семья», ни «любимцы народа» никак не получаются. Зато для формирования псевдоистории такая мемориальная доска еще как сгодится.

А во дворе дома № 15 по улице Латышских Стрелков внезапно открыт памятник им же. На гранитной стеле выбита надпись: «Латышским стрелкам 1914-1918». На братском кладбище, возможно, такой монумент был бы уместен, но на детской площадке: Жители окрестных домов волнуются и просят «убрать этот ужас», не согласованный, кстати, со Смольным. Автор «ужаса» известен, внизу на стеле табличка: «Памятник установлен за счет средств ПАО «ГИТ».

В той части города, где находится улица Латышских Стрелков, увековечены также Дыбенко, Коллонтай и в целом большевики. Много лет общественность роптала: пора бы переименовать, слишком много русской крови запеклось на руках этих «гвардейцев революции», как когда-то называли красных латышей, участников карательных акций. Очищения от одиозных названий не случилось, зато вот так, в одночасье, возник памятник, установкой которого компания анонсировала целую программу возведения новых монументов. И все внимание теперь к организации, которая грозится украсить город подобными мемориальными знаками.

Похоже, недавняя резонансная провокация с доской Маннергейму, поддержанная Министерством культуры РФ, вдохновила многих на продолжение. Так что памятник латышским стрелкам — только начало, обещают в ПАО «ГИТ». Компания муниципального депутата Петербурга Гранта Агасьяна «Городские инновационные технологии» по основному своему профилю занимается услугами ЖКХ, в том числе и уборкой мусора. Но почему-то считает возможным захламлять город, дышащий подлинной историей, мемориальными несуразностями. И все это, конечно же, под видом восстановления исторической справедливости.

— Мемориальный знак устанавливается в память о каких-то людях или событиях. Если мы это событие или людей воспринимаем неоднозначно, то увековечивать такие спорные фигуры, наверное, и не нужно, — рассуждает Алексей Ерофеев, член топонимической комиссии Санкт-Петербурга и правления Петербургского союза краеведов. — К сожалению, на улицах Петербурга можно встретить памятные знаки, только отдаляющие от истины, вводящие в заблуждение. Так, на улице Декабристов висит мемориальная доска, которая гласит, что в доме № 11 жил Александр Грин. А это ошибка — Грин жил на улице Пестеля. Но как теперь снять доску, если она повешена с ведома районных властей, не совсем понятно...

Год назад «Труд» писал о мемориальной доске на канале Грибоедова,174, на которой начертано: «В этом доме жил Александр Сергеевич Пушкин с 1816 по 1818 год». А он там никогда не жил. «В Музее истории Петербурга с этим казусом разобрались, но на опровержение власти города реагировать не торопятся», — рассказала тогда литературовед Элеонора Лебедева. На днях я снова съездила туда и убедилась: мраморная доска и ныне красуется на прежнем месте.

В целях увековечения памяти о генерале от кавалерии Гусейн Хане Нахичеванском правительство Санкт-Петербурга решило установить памятник на Малой Посадской. И это справедливо: георгиевский кавалер Нахичеванский в Русско-японскую и Первую мировую войну воевал храбро, а в период красного террора был расстрелян большевиками. Но на закладке камня на месте будущего памятника вдруг прозвучало и пошло тиражироваться: русский генерал от кавалерии — один из немногих высших командных чинов императорской армии, сохранивших верность присяге и на деле доказавших свою преданность царю...

— После отречения Николая телеграмму с выражением готовности «повергнуть к стопам Его Величества безграничную преданность гвардейской кавалерии и умереть за своего монарха» от имени Хана Нахичеванского отправил его начальник штаба. Когда генерал узнал об этом, он наорал на подчиненного, и тот застрелился, — рассказывает военный историк Евгений Юркевич. — На самом же деле телеграммы царю о верности монарху и присяге отправили только генералы Келлер, Юденич и Мищенко. А Белое движение впоследствии воевало, в общем-то, за Учредительное собрание, которое русскому народу было глубоко до лампочки. Троцкий даже писал: «Если бы кто-то из белых вождей выдвинул монархический лозунг, мы не продержались бы и двух недель».

Тщательнее нужно. Вся наша история полна подобными парадоксами. И чтобы разбираться в хитросплетении фактов и оценок, надо много знать и тонко чувствовать. Отдавать это дело на откуп энтузиастам из компании, преуспевшей в вывозе мусора, — роскошь непозволительная.