Матросский самосуд как начало слома старой военной машины царского режима

  Все началось на Балтике, там, где русский флот почти всю войну простоял на своих базах фактически в полном бездействии. Так как в годы Первой мировой войны на этом морском театре военных действий реально воевали довольно ограниченные морские силы, в основном это были подводные лодки, минные заградители, а также некоторые эсминцы.
Все остальные стальные громадины, построенные на народные деньги стояли на приколе у своих пирсов. Таким образом, в то время когда рядовые пехоты мерзли и гибли в окопах огромного Восточного фронта, то их товарищи по оружию - матросы Балтийского флота нередко отдыхали с барышнями в различных увеселительных заведениях Гельсингфорса, это там где располагалась главная база Балтфлота.
    Известно, что к 1914 г. Балтийский флот имел в своём составе 4 линкора, 6 броненосных и 4 легких крейсера, 13 эсминцев, 50 миноносцев, 6 минных заградителей, 13 подводных лодок, 6 канонерских лодок.
Во время войны он пополнился 4 новыми линкорами-дредноутами типа «Гангут», а также эсминцами проекта «Новик» и подводными лодками типа «Барс», которые зачастую превосходили свои зарубежные аналоги.
  Наиболее многочисленные экипажи несли службу на эскадренных броненосцах – линейных кораблях. Так, к примеру, устаревший эскадренный броненосец «Цесаревич», переименованный позднее в «Гражданина», имел на борту 754 матроса и только всего 26 офицеров. Именно на этих огромных боевых кораблях и были созданы по настоящему идеальные условия для ведения революционной пропаганды. Плюс рядом столица империи, бурлящая революционным духом, с её типографиями, революционерами всех мастей, с населением ненавидящим монархию и жаждущим кардинальных перемен в стране.

 

    Отсутствие боевой службы и погубило Балфлот. Он стал настоящим рассадником революционного движения, в казематах огромных броненосцев, были созданы и активно работали многочисленные политические организации матросов.
И именно среди этих людей, в своем большинстве склонных в революционных условиях к социальной неустойчивости, командиры буквально накануне революции продолжали насаждать тюремно-казарменную дисциплину и муштру. В итоге «котел взорвался», в ответ именно матросы Балтийского флота начали первыми чинить самосуд над офицерами в дни февральской революции.
    Первый матросский самосуд состоялся в период с 1 по 4 марта 1917 г., это когда восставшие расстреляли военного губернатора Кронштадта вице-адмирала Р.Н. Вирена, комфлота вице-адмирала А.И. Непенина.
Сколько всего офицеров флота было подвергнуто самосуду? По одним данным известно, что порядка 120 офицеров и около 600 лиц командного состава были арестованы. В результате Балтийский флот был практически полностью дезорганизован и превратился из войскового объединения в неуправляемую матросскую массу.
    Из материалов статьи М.А. Елизарова известны более подробные цифры по самосудам в период февраля-марта 1917 г., по этим данным на Балтфлоте погибли около ста офицеров, из них: в Гельсингфорсе — около 45, немногим меньше в Кронштадте, в Ревеле — 5, в Петрограде — 2, а также свыше 20 боцманов, кондукторов и сверхсрочников.
Кроме того, 4 офицера покончили жизнь самоубийством, 11 пропали без вести (вероятно, убиты, или сбежали). В Гельсингфорсе было арестовано около 50 офицеров и в Кронштадте около 300 .

 

    Ряд офицеров, спасаясь от самосудов, сами пожелали быть арестованными . В Гельсингфорсе большая часть офицеров была выпущена в первые же дни после событий. Но остальные, около двух десятков человек, в основном причастные к подавлению Свеаборгского восстания 1906 года, находились в тюрьме, по крайней мере, еще в июле 1917 года.  В Кронштадте в конце мая под арестом продолжали находиться 180 человек. Временное правительство пыталось перевести их в Петроград отдельными группами.
    «Но, — как жаловался министр юстиции П.Н. Переверзев на съезде офицерских депутатов 25 мая, — каждый раз собирались огромные толпы, требовавшие, чтобы ни один офицер не был вывезен из Кронштадта. …И, считаясь с непримиримым настроением в Кронштадте, мы не прибегали к решительным мерам, чтобы не вызвать насилий над заключенными офицерами». Фактически офицеры в Кронштадте как элемент управления утратили свою роль.
На лицо беспощадность матросского бунта. Всего во время Февральской революции в стране по разным данным погибло несколько сотен человек (как сторонников, так и противников самодержавия).
Количество морских офицеров среди них соизмеримо с офицерскими потерями на флоте в битве при Цусиме и в период Первой мировой войны до Февральской революции.
     Но дело даже не в цифрах и сравнениях. Численность жертв февральско-мартовских событий на флоте, как правило, даже преувеличивается, но последствия расправ над офицерами явно недооцениваются, хотя современники отмечали, что «всего тяжелее дни революции прошли во флоте». К лету 1917 года матросская смута достигла и ЧФ, так в июне 1917 года командующий Черноморским флотом вице-адмирал А.В. Колчак, не желая присутствовать при его окончательном развале и не в состоянии что-либо изменить, на глазах у команды линкора “Свободная Россия” выбросил в море золотую наградную саблю, сдал командование контр-адмиралу А.В. Немитцу и уехал в Петроград. С этого момента процесс дезорганизации флота стал необратимым, и к декабрю 1917 года Черноморского флота, как боевой единицы, практически не стало.
      После декабрьских событий многие флотские офицеры покинули Севастополь и бежали в Симферополь, Ялту и Евпаторию. В феврале 1918 года по этим городам прокатилась вторая волна расправ. Были убиты участник обороны Порт-Артура, награжденный Золотым оружием “За храбрость” контр-адмирал Н.Г. Львов, капитан I ранга Ф.Ф. Карказ, капитан 2 ранга И.Г. Цвингман и многие другие. Командир эсминца “Жуткий” старший лейтенант Б.В. Вахтин, приговоренный революционным судом к тюремному заключению, был убит караулом после выхода из помещения суда.
      Всего в декабре 1917 года - феврале 1918 года только Черноморский флот потерял в результате репрессий 66 человек (62 офицера, 3 морских врача и священник).

 

          Довольно интересны причины революционных самосудов, вот как об этом пишет морской офицер, участник трех военных компаний Г.К. Граф, они «терялись в догадках, стараясь найти причину убийства наших несчастных офицеров» . Он привел рассказ командира линкора «Андрей Первозванный» капитана 1 ранга Г.О. Гадда, которому в критический момент удалось выступить перед толпой матросов и задать им вопрос: «Чего вы хотите, почему напали на своих офицеров?». В ответ один крикнул: «Кровопийцы, вы нашу кровь пили...». Другой предъявил претензию: «Нам рыбу давали к обеду». И только в ответе третьего: «Нас к вам не допускали офицеры» — звучал некоторый «легитимный» мотив. Понятно, что такие ответы офицерам ничего не объясняли. Отношение к потенциальной жертве могло смениться в короткий промежуток времени с гнева на прямо противоположное состояние.
      По воспоминаниям делегации матросов, которая приехала сообщить находившемуся под арестом начальнику минной обороны вице-адмиралу А.С. Максимову об избрании его вместо А.И. Непенина командующим флотом, он сказал им: «Вчера вы меня арестовали, сегодня выбрали комфлотом, а завтра, может быть, повесите». Во время упомянутого митинга с капитаном 1 ранга Г.О. Гаддом одна часть матросов, только что убившая двух кондукторов, захотела и его «взять на штыки», но к счастью для Г.О. Гадда верх взяла другая, захотевшая качать «на “ура” нашего командира». Качали и других офицеров, которым до этого угрожали самосуды.
Существовала якобы ещё одна причина матроской ненависти, это то, что матросы ненавидели офицеров не за жестокость, наказания и оскорбления, а за внутренне убеждение в своем изначальном превосходстве над «чернью». Для матросов такое отношение было особенно оскорбительным, т.к. их высокий уровень грамотности способствовал росту социального самосознания. После февральской революции Кронштадт зажил по своим законам. В мае 1917 г. его совет депутатов решил взять всю полноту власти и объявить Кронштадт республикой. Готовившие восстание большевики возлагали на матросов особую надежду.
      Затем матросы Балтийского флота стали движущей силой или «гвардией революции», как их назвали во время октября 1917 г., под таким названием они и вошли в советскую официальную историю.
Главный вождь революции В.И. Ленин в феврале 1917 г. даже специально отметил деятельность матросов Балтийского флота, назвав факты расправы над офицерами не убийством, а всего лишь началом слома старой военной машины царского режима.
     Буквально через три года матросы-балтийцы стали уставать от своей власти, им надоели уже не офицеры, а комиссары с их политучебой и голодным советским пайком, матроской братве опять захотелось вольницы, опять захотелось спать на шикарных постелях в захваченных буржуйских дворцах, но и конечно иметь право самолично решать судьбы людей, как они это делали тогда в феврале 17-го.
    И вот уже в январе 1921 г. командующий Балтийским флотом Ф.Ф. Раскольников отправил в Москву телеграмму с донесением об остановке царившей в рядах   кронштадтцев:
«Окончание Гражданской войны, отсутствие непосредственной военной опасности, пробуждает среди моряков утомление долголетнюю службою, естественную реакцию. Эта реакция проявляется не только в виде усталости, апатии, ослабления дисциплины, но она распространяется и против тех лиц, которые по воле партии до сих пор осуществляли на флоте твердую и неуклонную дисциплину».
   Таким образом, настроение у матросов Балтийского флота по отношению к большевикам было более чем неблагожелательным. Наступало время, когда официальная власть должна была разрешить свои разногласия с матросской вольницей, присвоившей себя право быть «революционной совестью».
Раскол между большевиками и революционными матросами произошел мгновенно. 28 февраля 1921 г. командами линкоров, находящихся в Кронштадте, были приняты резолюции с требованиями упразднения комиссаров и политотделов, свободной торговли и перевыборов Советов. В Кронштадте находились основная масса кораблей Балтийского флота и около 27 тыс. матросов и солдат. Их выступления представляли серьезную опасность для правительства республики, их могли поддержать рабочие Петрограда и солдаты гарнизона.
   Историки называют от 7 до 15 тысяч жертв Кронштадта. Только смертных приговоров, санкционированных П.Е. Дыбенко, было вынесено 2103. М.Н. Тухачевский писал: «Я пять лет на войне, но не могу вспомнить, чтобы когда-нибудь наблюдал такую кровавую резню».
Не нашедший отклика у большинства уставших от социальных потрясений жителей советской России, Кронштадтский мятеж был жестоко подавлен, причем репрессивная машина большевиков без колебаний расправилась с «гвардией революции».

 

Главный вождь революции В.И. Ленин в феврале 1917 г. даже специально отметил деятельность матросов Балтийского флота, назвав факты расправы над офицерами не убийством, а всего лишь началом слома старой военной машины царского режима.
     Буквально через три года матросы-балтийцы стали уставать от своей власти, им надоели уже не офицеры, а комиссары с их политучебой и голодным советским пайком, матроской братве опять захотелось вольницы, опять захотелось спать на шикарных постелях в захваченных буржуйских дворцах, но и конечно иметь право самолично решать судьбы людей, как они это делали тогда в феврале 17-го.
    И вот уже в январе 1921 г. командующий Балтийским флотом Ф.Ф. Раскольников отправил в Москву телеграмму с донесением об остановке царившей в рядах   кронштадтцев: «Окончание Гражданской войны, отсутствие непосредственной военной опасности, пробуждает среди моряков утомление долголетнюю службою, естественную реакцию. Эта реакция проявляется не только в виде усталости, апатии, ослабления дисциплины, но она распространяется и против тех лиц, которые по воле партии до сих пор осуществляли на флоте твердую и неуклонную дисциплину».
    Таким образом, настроение у матросов Балтийского флота по отношению к большевикам было более чем неблагожелательным. Наступало время, когда официальная власть должна была разрешить свои разногласия с матросской вольницей, присвоившей себя право быть «революционной совестью».
Раскол между большевиками и революционными матросами произошел мгновенно. 28 февраля 1921 г. командами линкоров, находящихся в Кронштадте, были приняты резолюции с требованиями упразднения комиссаров и политотделов, свободной торговли и перевыборов Советов. В Кронштадте находились основная масса кораблей Балтийского флота и около 27 тыс. матросов и солдат. Их выступления представляли серьезную опасность для правительства республики, их могли поддержать рабочие Петрограда и солдаты гарнизона.
    Историки называют от 7 до 15 тысяч жертв Кронштадта. Только смертных приговоров, санкционированных П.Е. Дыбенко, было вынесено 2103. М.Н. Тухачевский писал: «Я пять лет на войне, но не могу вспомнить, чтобы когда-нибудь наблюдал такую кровавую резню». Не нашедший отклика у большинства уставших от социальных потрясений жителей советской России, Кронштадтский мятеж был жестоко подавлен, причем репрессивная машина большевиков без колебаний расправилась с «гвардией революции».

 

  Матросам Балтийского флота предстояло испытать все ужасы практикуемого ими самосуда или «суда революционной совести». После мятежа их выстроили на молу в Кронштадте и рассчитали на первый-второй. Нечетные сделали шаг вперед и были расстреляны тут же, на молу. Тех, кого не расстреляли сразу, ждала «революционная морская «тройка» Балтийского флота». Особенно зверски на нескольких десятках судебных процессов обращались с матросами линкоров «Севастополь» и «Петропавловск». Одной принадлежности к экипажу этих кораблей было достаточно для расстрела. 20 марта на заседании «тройки» слушалось «дело по обвинению 167 моряков линкора «Петропавловск» в активном участии в Кронштадтском мятеже», которых всех приговорили к расстрелу.
      После расправы с матросами не забыли большевики и жителей Кронштадта. С весны 1922 г. началось массовое выселение людей, а эвакуационная комиссия приступила к работе еще 1 февраля. До 1 апреля 1923 г. она зарегистрировала 2756 человек, из них «кронмятежников» и членов их семей 2048, не связанных своей деятельностью с крепостью – 516 человек. Первая партия в 315 человек была выслана уже в марте 1922 г.
      Таким был итог матросского самосуда на Балтийском флоте, и ревнителей «революционной совести», и их судей объявили жертвами беззакония, царившего в то время в стране.