Я СКОРО ВЕРНУСЬ
Леонтий Лабахуа (26 декабря 1912 – 1937) – яркий абхазский поэт с трагической судьбой. За свою недолгую жизнь он создал немало блестящих поэтических произведений. Он воспевал Абхазию, он глубоко переживал за ее будущее. В 1937 году поэт был расстрелян, как и многие другие представители абхазской интеллигенции 30-х годов.
Известный критик, литературовед Руслан Капба издал в 1977 году монографию, посвященную жизни и творчеству Леонтия Лабахуа. Предлагаем вниманию читателей одну из глав этой книги.
Это было в конце января. По самое колено лежал снег – непроницаемый, промерзший насквозь снег. Всё село погрузилось в глубокий зимний сон, лишь изредка доносился лай собак. Из окна комнаты, чуть приподнятого от земли каштанового дома, примостившегося у подножья самой красивой горки села, просачивался свет лучины. В камине жарко горели сухие грабовые поленья. А возле него за маленьким четырехугольным столиком сидел и писал поэт. В комнате безраздельно царствовала поэзия, которой он поклонялся, как владычице. Иногда было слышно, как в соседней комнате ворочается в постели мать поэта. Она не могла уснуть, пока писал ее сын, неслышно и незаметно для него, охраняла его вдохновение. Сын с теплотой думал о матери, о том, что она, не имея образования, не прочитав за всю свою жизнь ни одной строчки, сумела сердцем своим материнским понять его. А для матери самым большим богатством было то, что люди с интересом читают стихи ее сына, почитают его талант. Только не дает ей покоя дума о том, что такая неумеренная работа раньше времени подорвет силы сына.
Мысли этого человека были подобны голодным волнам моря, выброшенным на берег ураганом, они рокотали, он весь кипел и бушевал, так как оживлял слова, строки, строфы. Так рождались, крепли его новые поэтические произведения. «Душа моя не дает мне покоя, все спрашивает: зачем я родился на этот свет. Сердце мое понимает все это, и оно сразу отзывается», – сколько строк без устали, всегда с вдохновением перечитывал он, сколько зачеркнул совсем, исправил вновь, сколько стихотворений создал он из души своей за этот только один месяц.
Он завтра с утра уезжает в Сухум. Повезет с собой свои стихи, на которые потратил длинные зимние ночи и короткие дни. Он подготовил сборник стихов, который должен выйти в Абхазском государственном издательстве. Всё тщательно проверил, исправил талантливо, честно, с большой любовью.
Он видит еще, что мать сердится на него, сердится за то, что не дает он себе покоя. Он будто слышит, как она жалуется: «Сын мой без конца пишет книги, ни минуты себе покоя не дает, нет времени даже свежим воздухом подышать».
Поэт Леонтий Лабахуа сделал все для того, чтобы книга получилась хорошая, чтобы потом не краснеть перед читателями. Он знал хорошо, с какими трудностями сталкивается тот человек, который пытается воспеть свой родной и горячо любимый народ, кто обличает пороки общества, дурные нравы и привычки отдельных людей, и в то же время понимал, что это – огромное счастье.
Завершив работу, поэт уложил стихи в черный портфель и повесил его за платяной шкаф, в более укромное место.
Посыпав золой все еще тлевшие головешки, он лег в мягкую, белоснежную постель. Он был доволен собой, продолжал думать о том, как завтра уедет в Сухум, о друзьях. Так незаметно и заснул.
Встал поэт очень рано. Его разбудили стихи, то и дело мерещившиеся ему уже изданным отдельным сборником. Умылся ледяной водой, пригладил рукой волосы, раза три прошелся по двору, вдохнул всей грудью свежий утренний воздух и неслышно, через заднюю дверь прошел в свою комнату, взял портфель и еще раз углубился в рукопись.
– Кишьуард, сынок (детское имя Леонтия Лабахуа. – Р.К.), что же ты не выйдешь из комнаты своей? Не убивать же себя вздумал? Всю ночь почти просидел, так нельзя ли хоть сегодня немного отдохнуть? – сказала мать, войдя к нему в комнату.
«Видать, терпение матери совсем иссякло, – подумал Леонтий. Он бросил ручку на рукопись и легко вскочил, взглянув на мать большими, излучающими доброту глазами.
– Напрасно так смотришь на меня, клянусь всеми богами, поверь, что сегодня я не дам тебе больше трудиться. Все время сидишь за столом. Я подберу работу такую, которая выгонит тебя из комнаты, – сердитые нотки слышались в ее голосе, но сын сразу перебил ее:
– Родная ты моя, напрасно ругаешься, лучше поздравь меня. Я вчера, наконец, завершил свою работу, которая весь месяц не давала мне покоя. А сейчас только просматривал. Не печалься обо мне, я сегодня чувствую себя лучше, чем когда-либо.
В это время во дворе залаяла собака, раздался чей-то приглушенный голос:
– Леонтий!
– Я здесь, заходите во двор. – Леонтий выбежал навстречу гостям. За оградой двора стоял председатель сельсовета с каким-то незнакомцем.
– Ражден, что же ты, зови друга своего в дом, – крикнул Леонтий. Но оба стояли мрачные, будто только что похоронили лучшего друга. Не ответив на его приглашение, председатель сельсовета не в виде приказа, а почти дружелюбно произнес:
– Тебе придется пойти с нами в сельсовет.
В то же время что-то вроде молнии пронзило Леонтия. Не сказав ни слова, помрачнев лицом, он повернулся назад.
Быстро, но как всегда аккуратно, поэт оделся, потуже затянул галстук. Оглядев ласково рукопись, нежно, будто боясь сделать больно исписанным листкам, он уложил их обратно в портфель и повесил на прежнее место.
– Кишьуард, сынок, что же ты не пригласишь гостей в дом? Куда так сразу засобирался, даже не позавтракал еще, что случилось? – забеспокоилась мать.
– Родная моя, гостям нашим некогда, они очень спешат, я должен пойти с ними в сельсовет, для чего-то я им вдруг понадобился. Ты не волнуйся, я скоро вернусь! Только ради бога, чтобы никто до моего прихода не трогал портфель, – хотя он и знал, что никто не тронет портфель, но все же сказал, не отрываясь взглядом от встревоженной матери. Он хотел отмахнуться от вдруг охватившей его печали, улыбнуться матери и успокоить ее, но цвет лица выдавал его. И мать не могла не заметить дурного предчувствия сына, хотя и знала, что он чист перед всеми.
Все трое шли молча по проселочной дороге. Бедная мать стояла посреди двора и смотрела сыну вслед.
«Господи, что же это со мной? Ведь ничего плохого не случилось, его просто попросили пойти с ними в сельсовет. Вернется скоро, ведь сам Кишьуард сказал. Но что же я тогда дрожу? Нет, нет, это не к добру. Да и Кишьуард растерялся, это было видно по его лицу. О, боже, как бы что-то ужасное не стряслось над моей седой головой», – бедную вдову обуревали страшные мысли.
Мать металась по двору. Невестка не знала, за что взяться. Маленький Миша крутился около бабушки и все звал ее: «Бабушка, холодно, идем домой!». Но откуда было знать ребенку, какой огонь сейчас сжигал бедную мать, что слова его не доходят вовсе до нее, что умертвили ее душу люди, забравшие утром сына.
Вот так в суровые годы сталинских репрессий закатилась звезда Леонтия Лабахуа.
Десять лет после этого, несчастная мать неустанно глядела угасшими, похолодевшими глазами, иссушенная горем, затаив в душе крупицу всесильной надежды, ждала сына, ушедшего однажды утром со словами: «Не беспокойся, мама, я скоро вернусь». Но надежды, поддерживавшие ее, были напрасны.
Сын не вернулся больше домой... Слишком рано он ушел от своего народа и любимой родины.
Мать глядела в пустую, холодную дорогу, унесшую однажды утром ее сына.