Его мёд на хлебе. Почему писателя Владимира Солоухина тянуло в деревню

«Разъезжая по другим странам, ты узнаёшь нечто, а путешествуя по родной земле, познаёшь себя», – писал Владимир Солоухин, вековой юбилей которого отмечается 14 июня.

Перед воспетыми Веничкой Петушками со скоростной М-12 сворачиваем на измученную жизнью и большегрузами М-7. Дальше – те самые солоухинские просёлки. ­Заливные луга, холмы, лесопосадки. И люпины, люпины... Сейчас их время! Вдруг на повороте – указатель: «К русскому писателю ­Солоухину».

Алепино встречает моросью (как там у писателя – «каждый день перепрыскивали дожди»?) и скоплением техники – в начале девятого утра уже шумят асфальтоукладчики. Через неделю – 100-летие знаменитого уроженца этих мест. Возле музея Солоухина, открытого три года назад, возводится модный глэмпинг. Гостей на юбилей писателя ожидается много. Да и без празд­ников народ сюда едет активно: весь учебный год – школьники (с ранних лет на Владимирщине читают «Мстителя» и «Ножичек с костяной ручкой»), летом – дачники со всей округи. Благодаря музею село из трёх улиц ожило. Даже газ провели, хотя официально здесь прописано всего 8 жителей.

Крест, когда-то рухнувший с купола

Схоронилось тихое Алепино в маршрутах Золотого кольца, между Владимиром и Кольчугином. Направо поедешь – в Суздаль (ему нынче 1000 лет!) попадёшь. Левее возьмёшь – в Юрьев-Польском окажешься, а оттуда до Переславля-­Залесского рукой подать. Да и 200 вёрст от Первопрестольной – не бог весть что за расстояние. Как говорил Солоухин, «разъезжая по другим странам, ты узнаёшь нечто, а путешествуя по родной земле, познаёшь себя». В середине XVI века Алепино принадлежало московскому Новодевичьему монастырю. Иван Грозный решил тогда сделать эти земли своей вотчиной. «Не было здесь ни исторических событий, ни сражений, – объясняет директор музея Ольга Ланцева. – Пока не родился в Алепине Владимир Алексеевич Солоухин».

Мальчик был последним, ­10-м ребёнком у 42-летней Степаниды. Семья не бедствовала. Дед выстроил большой дом: низ каменный, верх – бревенчатый. Двор был полон скотины. Колодец, сад, огород, пасека на 20 ульев, медоварня. Свечное и кирпичное производ­ство. И сегодня в Алепине живы дома, сложенные из кирпича с инициалами: «А. С.» (Алексей Солоухин – дед писателя).

В храме Покрова Пресвятой Богородицы, что в центре села, крестили и Володю. Но в ­1959-м церковь разрушили. Как дрова, на телеге вывозил Солоухин иконы, церковную утварь. Думал сберечь всё – верил, что придут иные времена... Восстановили же храм Христа Спасителя – писатель сам возглавил комиссию по его возрождению. Там его и отпели спустя 8 лет. Первым.

Мечта Солоухина о возрождении алепинской церкви не осуществилась до сих пор. Только окна забили фанерками. Внутри – прислонённый к древней стене крест. Когда-то рухнувший с купола. И с тех пор неприкаянный.

А вот родной дом Соло­ухина сохранился. Здесь ушла в мир иной его вдова. Здесь больше 10 лет живёт с мужем старшая дочь Елена. Дому без малого полтора века. В годы коллективизации второй этаж у Соло­ухиных забрали, семью чуть не раскулачили. От Сибири спасло чудо. А в 1960-е писатель выкупил у сельсовета второй этаж. «Дом пришлось ремонтировать, – рассказывает Елена Владимировна. – Но потом мы каждый год приезжали сюда на лето, в начальной школе я и сестра даже учились здесь. Жизнь была обычная, с удобст­вами во дворе. Но весёлая!»

Каждый день писатель вставал в 6 утра, в любую погоду шёл на речку купаться. Потом съедал два яичка всмятку, выпивал полстакана сливок. И уходил работать. После обеда (очень уважал гороховый суп со свиной рулькой) отдыхал, занимался чем-нибудь с дочками. Вечером снова садился за письменный стол. Много ходил.

«Я могу только писать»

Владимирское ополье, раздолье, родное Олепино, как называл его Солоухин. Говорят, оканье было его фишкой – не отличаются таким говором местные жители. В названии села отчётливо слышится корень «-леп-». Для писателя лепота была именно здесь. Неслучайно известность ему принесли «Владимирские просёлки». Идеей прошагать сотни километров по родной земле он даже увлёк жену (на шестом месяце беременности), а двухгодовалую Лену супруги оставили с бабушками в Алепине.

То, что повезло писателю с женой Розой, – тема особого разговора. Модница-ленин­градка, педиатр, она оставила профессию и посвятила жизнь мужу. Была личным секретарём. Держала дом. Делала ремонты. Всё было на ней! И дневники в путешествии по «просёлкам» вела она. За них Солоухин получил первый большой гонорар. Купил четырёхкомнатную квартиру у метро «Аэропорт». Позже появилась дача в Переделкине. А тянуло его всё равно в Алепино. «Почему тянуло? – удивляется вопросу Елена Владимировна. – Родина. На клеточном уровне». И морщится от слова «деревенщик» применительно к прозе отца. Да, среди его друзей были Белов и Распутин. «Но... словом «деревенщики», возможно, хотели принизить творчество некоторых писателей? А я даже «Владимирские просёлки» не могу отнести к деревен­ской прозе. Это скорее о Родине, об утратах, достижениях. «Капля росы»? Может быть. Но он просто писал об односельчанах. А «Письма из Русского музея»? А многие рассказы? Отец вообще в первую очередь считал себя поэтом. Основной же своей задачей считал спасение того, что ещё не успели разрушить. Например, Шахматова».

Спокойный, неприхотливый в еде и в быту (хоть и любивший рестораны), Солоухин довольствовался малым – в 1970-е годы в Алепине на столе могли быть лишь варёная колбаса и картошка. «Он не воспитывал нас, не ругался. И был как третейский судья. Если мы с Ольгой проказничали и мама решала нас наказать, из кабинета выходил отец и говорил: «Да по́лно!»

В родном Алепине Владимир Алексеевич прожил бы и 100 лет. Но... Грянул ­1991-й. Многое ему стало понятно. Хотя предположить, что в гайдаровскую реформу все гонорары, лежащие на сбер­книжках, сгорят и он останется с 300 рублями в кармане, писатель не мог. Говорил: «Я не умею таксовать, я могу только писать. Просыпаюсь среди ночи, а меня в жар бросает: мы нищие! Нечем платить за квартиру!» Всё это, скорее всего, и спровоцировало онкологию. Солоухин разом похудел на 16 килограммов. И скоро ушёл. Ему было 72 года. «Увезите меня в Олепино», – успел он по­просить Елену. Теперь здесь и дом Владимира Алексеевича, и могила. И музей – с русской печкой, огородом, кроликами, курами, лошадьми. Всё как было в его детстве...

Кстати

30 миллионов экземпляров

Стихи и проза Солоухина переведены на 48 языков. Всего издано 30 млн экземпляров его книг. На днях в ЦДЛ презентовали полное собрание сочинений писателя. В него вошли произведения, не издававшиеся в России. 11-томник уже есть в личных библиотеках Валентины Матвиенко и Сергея Лаврова.