Интервью с основательницами PA Gallery Еленой Паршиной и Надеждой Аванесовой
В этом году PA Gallery — одной из самых неординарных и концептуальных галерей на российском арт-рынке — исполняется пять лет. Специально для «Сноба» ее основательницы, галеристки Елена Паршина и Надежда Аванесова рассказали о том, из чего складывается международный язык художника, а также — о работе с зарубежной арт-сценой и отсутствии «гена коллекционирования» в России.
Сноб: В этом году PA Gallery отмечает пятилетие. С чего начинался ваш путь в галерейном деле?
Надежда Аванесова: Надежда Аванесова: По первому образованию я дипломат, окончила французское отделение МГИМО. Я работала в разных сферах: от телевидения до нон-профит-сектора. Также была управляющей архитектурного дизайн-бюро и как раз тогда впервые познакомилась с серьезными арт-коллекциями. Искусство я любила с детства, но именно благодаря этому опыту поняла, что хочу полностью посвятить себя работе в арт-сфере: я полностью свернула все свои проекты и пошла учиться в МГУ на факультет искусств.
Елена Паршина: Елена Паршина: Замечу, что дипломатические навыки Нади действительно очень помогают в нашей ежедневной галерейной жизни. А еще для нас очень важен рациональный подход к делу нашего третьего партнера — Александра Баландина, историка по образованию.
У меня переход в область искусства был планомерным. Параллельно с тем, как я последовательно строила карьеру в международном финансовом консалтинге, я получала второе высшее образование по истории искусств в Санкт-Петербургской академии художеств. При любой возможности я проводила время на выставках искусства, посещала галереи и самые важные мировые арт-события. Когда я на все это смотрела, у меня даже мысли не было, что я могу открыть собственную галерею и заниматься арт-бизнесом. Я поступила в Академию для своего собственного развития, мне хотелось глубже погрузиться во все то, что я видела на выставках, и даже не предполагала в тот момент, что искусство начало меня к себе забирать. Оглядываясь назад, я понимаю, что это было время накопления знаний об искусстве, работе рынка и поиска своей ячейки в этой сфере.
Погружение в современное искусство у меня началось с приобретения моей первой работы на ярмарке Cosmoscow — это было произведение литовского художника Марюса Каволиса, очень похожее на «Крутящиеся картины» Дэмиена Херста — хотя на тот момент я даже не знала, кто такой Дэмиен Херст. Когда я увидела работу Каволиса на ярмарке, не могла спать несколько дней — мне казалось, в этой живописи я нахожу все ответы на свои вопросы.
Сноб: Как проходил транзит в сферу искусства? По вашему опыту, в чем заключаются основные сложности в преодолении порога входа в арт-среду?
Надежда Аванесова: Чтобы понять, как устроен арт-рынок, из чего складывается работа с художниками, я стала регулярно ездить на международные ярмарки искусства. Затем быстро перешла от теории к практике и начала сотрудничать с художниками как агент и арт-менеджер по классической французской схеме — это когда с автором заключается контракт с прописанными условиями с обеих сторон. Одним из первых художников, с которым я успешно работала, был Олег Хвостов — мы до сих пор продолжаем наше сотрудничество уже в рамках PA Gallery. Позже мы познакомились с Еленой, у которой на тот момент уже была своя галерея, на американской арт-ярмарке в Майами. Наше знакомство началось с того, что мы просто вместе запихивали в минивен чемоданы с искусством, которое привезли из России на эту ярмарку. В процессе общения стало понятно, что видение процессов и взаимодействия с художниками, а также вкусы в искусстве у нас совпадают. Это большая удача — встретить надежного партнера, с которым у вас общие интересы и цели.
Елена Паршина: Для меня процесс перехода из финансов в искусство — самое болезненное время в моей жизни. Объективно этот период длился не так долго: первое произведение современного искусства я купила в 2015 году, а в 2017-м уже открыла свою галерею. Но мне тогда казалось, что это все длилось бесконечно.
Порог, который нужно преодолеть, — это собственные предубеждения и сомнения, которые полностью низвергаются увлеченностью и любовью к своему делу. Если у тебя нет любви к галерейному делу, заниматься этим невозможно.
Сноб: У вас за плечами довольно серьезный опыт работы с зарубежной арт-сценой. Поделитесь, как он формировался?
Елена Паршина: Мы изначально задумывали нашу галерею вписанной в международный контекст, и до сих пор продолжаем мыслить себя именно так. До нашего знакомства на ярмарке SCOPE Art Show в Майами у каждой из нас уже был международный опыт. Я успела посотрудничать с голландским медиахудожником Менно Оттеном и представить его видео-арт в ГМИИ им. А. С. Пушкина, затем его же проект в рамках TEFAF в Маастрихте, также участвовала со своей галереей в двух ярмарках — Art Pampelonne во Франции и Donostiartean в Испании, а за плечами у Надежды была организованная ей персональная выставка Олега Хвостова в Женеве. Выбор художников, с которыми мы решаем сотрудничать, всегда обусловлен их способностью оперировать международным языком искусства и быть понятными не только в России. Любого нашего художника мы можем представить в качестве участника крутой международной выставки или ярмарки.
Надежда Аванесова: В пятилетнем разрезе, несмотря на пандемию и другие обстоятельства, мы считаем, что неплохо поработали с международным рынком. PA Gallery поучаствовала в мировых ярмарках — UNTITLED Art Fair и ART021, мы организовали персональную выставку An Intimate Portrait нашей художницы Ани Желудь в престижной нью-йоркской галерее Sapar Contemporary, которая сотрудничает с художниками со всего мира. Также представляли произведения Ани Желудь на POCHEN Biennale в Германии и организовали участие художника Дмитрия Шабалина в параллельной программе 59-й Венецианской биеннале. C первой нашей выставки в PA Gallery работы приобрел швейцарский дипломат и коллекционер Ули Сигг — один из крупнейших собирателей современного искусства в мире. В условиях мировых катаклизмов у нас был довольно сильный пул коллекционеров в Соединенных Штатах: мы регулярно отправляли работы то в Нью-Йорк, то в Майами, то в Техас. Мы и сейчас поддерживаем отношения с нашими коллекционерами в Америке, также в Англии, Австрии, Италии, Швейцарии, Китае и ОАЭ. Хотя сейчас это и не просто.
В отношении международных связей в текущих условиях — мы работаем скорее на перспективу и не ждем мгновенный «успешный успех». На протяжении всех пяти лет существования галереи мы стабильно инвестируем все свои ресурсы в нашу интеграцию в мировой контекст и верим, что когда-то это сработает.
Сноб: Чем, на ваш взгляд, определяется международный язык художника? Что в нем должно быть такого, чтобы это вписывалось в международный контекст?
Елена Паршина: Мы видим это в степени ясности подачи своей мысли, масштабности мышления. Важные художники, которые изменили ход истории искусства, — каждый из них в свое время смог предложить какую-то свою новую модель понимания реальности и мира. Для нас важно, каким образом художники работают над этим — раскрытие этих тем во времени и пространстве, как они вкапываются в эту суть, как они ее изучают, насколько они формируют ясную идею. Актуальность поставленной задачи. Важно не быть вторичными — знать, что, возможно, над какими-то темами уже порассуждали и пробрались в этом намного дальше, чем ты. По опыту мы знаем, что сильные художники очень хорошо знают историю искусства, понимают, что происходит в мире, и много этим интересуются.
Проект Анны Казьминой «Абиогенез», который мы представили в прошлом году на крупнейшей международной ярмарке ART021, посвящен размышлению о теории происхождения и взаимоотношений всего живого и неживого. Это такой пласт более сложного взаимодействия с реальностью. Эта тема отозвалась интернациональному сообществу, в частности поэтому мы и получили награду за лучшую концепцию стенда. Нам интересно и важно работать с художниками, которые отражают в своем искусстве вневременные и неконъюнктурные темы, возвышающиеся над частностями. В их работах мы видим потенциал смещать устоявшиеся, но уже неработающие ракурсы и точки зрения на действительность. В этом и заключается суть искусства.
Сноб: По вашему опыту, как современное российское искусство воспринимается на мировой арт-сцене? Какой отклик оно получает?
Надежда Аванесова: Если мы говорим о профессиональной сфере и настоящих больших коллекционерах, они не мыслят такими категориями — русское, китайское или испанское искусство. Им интересен художник и само его искусство. Безусловно, покупатель узнает про бэкграунд автора, но это никогда не является главным пунктом при принятии решения. К хорошему мощному искусству интерес всегда есть.
Участие в международных ярмарках дает очень многое — ты видишь свою позицию в мировом контексте, понимаешь, насколько ты соответствуешь тому, что происходит в сфере современного искусства, или насколько ты из нее выпадаешь. Это важно и для художника: представление его работ мировому сообществу становится для него новым витком в его творческом и интеллектуальном развитии. Он тоже видит себя в сравнении с другими авторами, что он вообще значит в глобальном контексте, или его видение должно быть другим, более убедительным.
Сноб: Какие принципиальные изменения вы бы выделили в мире современного искусства за прошедшие пять лет?
Елена Паршина: Все эти годы мы находились в ситуации постоянно меняющегося ландшафта: момент становления нашей галереи пришелся на два года пандемии и два года серьезной мировой изоляции. При этом могу отметить, что внутри России внимания к современному искусству стало заметно больше, наблюдается всплеск популярности молодого искусства. За пять лет трансформировалось отношение к абстракции — спрос у покупателей на нее заметно вырос. Увеличился интерес к нонконформизму и неофициальному советскому искусству в целом — в зону видимости попадает все больше имен художников этого периода.
Если говорить про глобальный контекст, я бы отметила увеличение зоны влияния Парижа, который за последние годы стал серьезной точкой на карте мирового искусства. Во многом благодаря появившейся там ярмарке Paris+ par Art Basel.
Надежда Аванесова: В России, несмотря ни на что, рынок достаточно живой, успех отечественных ярмарок тому свидетельство. При этом важно оговориться: рынок постоянно расширяется, но цены на искусство при этом в серьезной стагнации, они не растут.
Сейчас в нашей стране — время галерей: все самое крутое современное искусство можно увидеть именно там. Это большая ответственность. Музеи современного искусства довольно скованы, поэтому мы особо не видим больших резонансных проектов, а у галерей как раз есть возможность представлять сильные высказывания — они более свободные и независимые. Другое дело, что таких галерей в России мало. Но они есть. Благодаря галеристам, которые продолжают ездить по миру и посещают важные международные культурные события, мы все еще можем видеть самые последние арт-тренды в галереях. Среди них я бы выделила три петербургские галереи — Marina Gisich Gallery, MYTH и Anna Nova Gallery, в Москве — XL и pop/off/art, а также FUTURO Gallery в Нижнем Новгороде.
Сноб: Какие болевые точки российского арт-рынка вы выделили бы на контрасте с международным опытом?
Елена Паршина: В России мы наблюдаем почти полное отсутствие взаимодействия между актуальным искусством и музейными институциями. В глобальной культурной российской повестке современного искусства как будто не существует. Выделяются деньги на то, чтобы построить музей, но при этом забывается, что музей — это еще и коллекция. Галерея — это первая площадка диалога между искусством и зрителем. Когда художник проходит этот шаг и наращивает определенную историю экспонирования, дальнейший логичный этап — его должен подхватить музей. Хороший пример: прозрачная структура американского рынка, когда ты понимаешь, почему работы художника попадают в музейную коллекцию и за счет чего сформирована цена на его искусство. Среди факторов — определенное количество персональных выставок, участие в значимых групповых проектах, приобретение музеем и так далее. Вовлечение художника в институциональный контекст напрямую коррелирует с ценой его работ. В России не выстроены лифты входа художника в музей — этого контекста просто нет. Как нет и значимого диалога с современным искусством: музеи просто не понимают, как с ним взаимодействовать, и это огромная боль.
Мировой практикой доказано, что сравнительно небольшие вложения в сферу искусства могут принести суперрезультат с экономической точки зрения: целые города получают свое развитие и становятся привлекательными для туристов после того, как в них появляется музей современного искусства. Здесь можно вспомнить, например, историю испанского города Бильбао. В России пока это понимание не наблюдается.
Надежда Аванесова: Я бы выделила еще одну проблему — отсутствие «гена коллекционирования» и культуры приобретения искусства. У многих людей в России действительно есть финансовые возможности покупать крутое искусство, поддерживать современных художников, но, к сожалению, у них к этому нет интереса. Отсюда вытекает ситуация, что в нашей стране художники, которые могут жить только за счет своего искусства, — редкие прецеденты. Пока мы все еще меряемся сумками, джинсами и машинами, хотя собрание книг и искусства в нашем доме является более важным маркером уровня образования и степени вовлеченности в контекст современного мира. «Ген коллекционирования», который мы наблюдаем в Европе, где вне зависимости от уровня достатка почти в любом доме вы увидите шкаф с книгами и произведения искусства, делает «потребление» искусства столь же естественным, как и потребление пищи или одежды. В атмосфере, где есть настолько выраженное присутствие произведений художников в окружающей действительности, посещение галереи для приобретения искусства становится, можно сказать, чуть менее регулярным, чем поход в аптеку.
Беседовала Юля Крюкова