Особый отдел. Что пережил автор романа «В августе сорок четвертого…»
Владимир Богомолов сначала служил в разведке, потом — в Особом отделе. Особистов в войсках традиционно не жалуют. Но писатель рискнул бросить вызов системе и создал роман, по его же словам, «восславляющий одну из служб, подвергавшуюся очернительству»
100 лет назад, 3 июля 1924 г., в Подмосковье женщина по имени Надежда Богомолец родила сына, которому суждено будет стать классиком отечественной военной литературы. Родила вне брака, хотя отец, известный правовед Иосиф Войтинский, признал ребёнка, названного Владимиром, и дал ему свою фамилию.
Если кто-нибудь затеет искать в списках знаменитых писателей Владимира Войтинского, дело это гиблое — он оставил фамилию отца и взял материнскую ещё в 1948 г., когда о литературе если и задумывался, то между делом. Однако в этих списках отсутствует и писатель Владимир Богомолец. Впрочем, люди старшего поколения, возможно, спохватятся и по схожести звучания всё-таки определят, о ком идёт речь.
Лейтенантская проза?
Владимир Осипович Богомолов — а именно так он адаптировал фамилию матери — дебютировал в литературе повестью «Иван», которую в 1958 г. опубликовал журнал «Знамя». Это был ошеломительный дебют. Вполне возможно, что если бы он состоялся годом ранее, направление, которое называют лейтенантской прозой, выглядело бы несколько иначе. Просто по той причине, что общий тон ему задавало бы произведение, где главный героем был вовсе не лейтенант — от лица старлея Гальцева только ведётся рассказ. А главный герой — ребёнок. Мальчик Иван 12 лет, у которого было счастье и мама, а теперь — лишь война и смерть. И который живёт только одним — жаждой мести. Он — разведчик. Он уходит «на тот берег» и в одиночку добывает сведения такой важности, что старлею Гальцеву рекомендуют вообще забыть о случайной встрече с этим Иваном Бусловым — во избежание утечки информации. А маленький Иван, любимой игрушкой которого стал финский нож, уходит навстречу боли и смерти, возвращается и уходит снова, потому что иначе уже не может...
Это было настолько талантливо, сильно и пронзительно, что наш классик Валентин Катаев, открывший тему «война глазами ребёнка» в своей повести «Сын полка» ещё в 1944 г., добровольно уступил пальму первенства: «Приветствую ваше появление в литературе! Я, автор "Сына полка", не стесняюсь сказать, что мои розовые сопли, мой сюсюк ничего не стоят по сравнению с вашей вещью».
Однако в 1967-м в «большую военную литературу» не менее ярко ворвался ровесник Богомолова Юрий Бондарев. Его повесть «Батальоны просят огня», вышедшая в журнале «Молодая гвардия», стала своего рода камертоном «лейтенантской прозы». И то, что по мотивам дебютной повести Богомолова в 1962 г. снимет свой дебютный полнометражный фильм режиссёр Андрей Тарковский, дела не меняло. Да, кинокартина «Иваново детство» — безусловный шедевр, принёсший его создателям мировую славу и осыпанный многочисленными призами на престижных кинофестивалях. Однако первая повесть Богомолова, равно как и вышедшие позже рассказ «Первая любовь» и повесть «Зося», всё же стояли наособицу, выбиваясь из общего строя «лейтенантской прозы», заданного «Батальонами» Бондарева.
Судьба особиста
Между прочим, именно это стало поводом для разрыва отношений между двумя самыми тонкими и лиричными авторами этого направления. Критик Лазарь Лазарев вспоминал: «Василь Быков и Богомолов очень быстро стали близкими друзьями, прямо не разлей вода. Признаюсь, это меня даже удивляло — очень разные они были люди: молчаливый деликатный Быков и громокипящий Богомолов, режущий правду, как он её понимал, даже не всегда, когда в том была нужда...»
Конец этой дружбы был тоже неожиданным. Быков, высоко ценивший Юрия Бондарева, опубликовал в «Литературной газете» к его юбилею поздравление от лица всех писателей-фронтовиков, отметив: «Все мы вышли из "Батальонов" Бондарева...» Бондарев тогда был одним из руководителей Союза Писателей, и Богомолов счёл такое поздравление попыткой подольститься к начальству: «Почему он пишет "все мы"? Я из этих "Батальонов" не выходил!»
Это была чистая правда. Как автор Богомолов был самодостаточен. Как фронтовик он тоже не вполне попадал в обойму «лейтенантской прозы», где преобладали артиллеристы, слегка разбавленные пехотой. Богомолов же сначала служил в разведке, потом — в Особом отделе, как тогда называли контрразведку, а особистов в войсках традиционно не жалуют. Да и как советский писатель Богомолов демонстрировал что-то невероятное. В то время как все стремились попасть в Союз Писателей, он вступать в эту организацию отказывался категорически, хотя его настойчиво туда приглашали. Ну а его отказ от Государственной премии в 1975 г. и от Ордена Трудового Красного Знамени в 1984 г. и вовсе проходят по разряду «не бывает».
Другое дело, стоит ли руководствоваться такими принципами в отношениях с друзьями. Возможно, Богомолов, даже принимая во внимание его непростой характер, не придал бы значения тому пассажу Василя Быкова — всё-таки друзьям прощают многое. Но выпало чертовски неудачное время. Свой юбилей Юрий Бондарев отмечал в марте 1974 г. Как раз к тому моменту достигла апогея трёхлетняя борьба Богомолова за своё главное произведение. То самое, которое до сих пор заслуженно считается самым издаваемым, самым тиражным и самым популярным произведением о Великой Отечественной войне в мире. Военный детектив Богомолова, роман «В августе сорок четвёртого», переиздавался более 100 раз на 37 языках — абсолютный рекорд.
Которого могло не быть. Во всяком случае, в том виде, в каком мы его знаем. Для начала, это роман о работе военных контрразведчиков, что само по себе было явлением нерядовым. Разведка обрела своего литературного героя — роман Юлиана Семёнова «Семнадцать мгновений весны» вышел в 1969 г. и был экранизирован в 1973 г., навсегда прописав Штирлица в нашем сознании. А вот особистами брезговали. И только Богомолов рискнул бросить вызов системе и создал роман, по его же словам, «восславляющий одну из служб, подвергавшуюся долгое время очернительству». Нет, кое-кто это оценил. Скажем, главный редактор журнала «Юность» Борис Полевой был не только советским классиком, автором «Повести о настоящем человеке», но и фигурой, близкой к контрразведке, — недаром же полковника Полевого назначили старшим корреспондентом на Нюрнбергском процессе. И он был от романа в восторге: «Я был на фронте с первого и до последнего дня, я полковник и войну, слава богу, знаю. Я поражен вашей компетентностью, вашим знанием войны, всех деталей и воздуха того времени и вашей памятью. Вы любите своих героев, любуетесь ими и заставляете любоваться читателя. Всё это удивительно здорово...»
«Не уступил ни слова»
Правда, тут же Полевой добавляет: «Здорово — но лишь на уровне дивизии. От эпизодов со Сталиным и с генералами надо избавиться без колебаний и без малейшего сожаления. Они делают роман практически непроходимым». Это было в 1971 г. Роман же вышел в журнале «Новый мир» лишь в конце 1974 г. В течение трёх лет Владимир Богомолов отстаивал своё произведение во всех инстанциях, среди которых редакции журналов были не самыми представительными. Из «Юности» роман пришлось забрать, вернув немаленький аванс. Да потом ещё и сражаться, чтобы автору вернули все экземпляры рукописи — один из них некий «генерал-лейтенант из соответствующей инстанции», которому роман очень понравился, хотел, не пустив его в печать, зажилить для личной библиотеки...
Богомолов впоследствии с гордостью напишет: «Я не уступил в романе ни одного слова, не поступился ни одним сокращением, не согласился ни на одну, даже минимальную купюру, не изменил ни одного термина». И его гордость можно понять. Не совсем понятны были мотивы его отказа от номинации на Государственную премию СССР — его хотели наградить именно за этот роман. Но потом Владимир Осипович объяснит и это: «Если бы роману присудили Государственную премию, как пишущий я бы, несомненно, перестал существовать...Единственно для меня приемлемое — амплуа рядового автора, который работает и живет в тишине, без суеты, оставленный всеми в покое». Совсем потом, на закате жизни, в 2003 г., автор самых издаваемых произведений о войне всё-таки примет единственную награду, пояснив, что делает это лишь постольку, поскольку диплом и медаль ЮНЕСКО «За выдающийся вклад в мировую литературу» не имеют денежного эквивалента: «Для судьбы литературного произведения, для того, чтобы быть в литературе, для того, чтобы твои произведения бесперебойно выходили в свет, совершенно не обязательны ни мелькание в средствах массовой информации, ни элементы паблисити — всё это ненужная корыстная суета... Для того, чтобы писать прозу, достаточно иметь бумагу и ручку или карандаш».