58 тысяч японцев в Казахской ССР: как пленные строили Алма-Ату
Японию тоже трясёт, и в повседневной мировой практике продукция этой страны обычно воспринимается как исключительно надёжная. Долгое время жители Алма-Аты, жившие в домах, возведённых японскими военнопленными, чувствовали себя спокойно. Сегодня эти крепкие, но морально и технически устаревшие здания демонтируют, а город благодаря современным технологиям развивается не только вширь, но и ввысь. Обратимся к недавнему прошлому вместе с историком и краеведом Владимиром Проскуриным, чтобы проследить судьбы военнопленных, вынужденных стать строителями.
Известно, что в Верном в 1887 году были разрушены почти все каменные дома. В городе стали возводить одноэтажные деревянные строения. В России впервые были разработаны правила антисейсмического строительства для Семиречья. До 1929 года в наших краях предпочитали дерево. «В связи со строительством Туркестано-Сибирской железной дороги, трасса которой проходила по высокосейсмичным районам Казахстана, а также с переводом столицы республики в Алма-Ату в 1930 году появились первые нормы, установившие основные требования к строительству в сейсмоопасных районах Казахстана», — пишет Е. Дуйсенов.
Проскурин отмечает, что когда-то японские торговые представители обосновались на торгово-промышленной ярмарке в урочище Каркара. Оттуда они поставляли товары в Верный и отдалённые уголки Семиречья. По справочникам конца XX века на территории современной Алматинской области проживало шестеро японцев. «От старого Верного не останется и следа…»
По свидетельствам Проскурина, после поражения под Халхин-Голом военнопленные участвовали в строительстве Алма-Аты 1930-х годов. «От старого Верного не останется и следа. На его месте будет социалистический город-сад Алма-Ата — столица Казахстана», — заявляли советские зодчие, положившие конец прежнему наследию. «В 1936 году японцы асфальтировали проспект Ленина, что было событием для города. Под огромным котлом с гудроном, установленным на арбу, запряжённую верблюдом, разводили костёр. Японцы доставали из котла размягчённый асфальт и разбрасывали его по будущей мостовой. Рядом, на перекрёстке с улицей Госпитальной (Джамбула), заканчивалось строительство двухэтажной школы, вошедшей в историю города как «школа с шарами». Здесь училась моя сестра, хормейстер Татьяна Проскурина, и её родня. Во дворе школы стоял Дом учёных, где в семье Долгушина, основателя Музея доисторической природы, во время путешествия отдыхал поэт Иосиф Бродский, будущий лауреат Нобелевской премии по литературе».
Краевед подробно писал и о японцах, оказавшихся в Заилийском крае не по своей воле. «О военнопленных, что строили социалистическую Алма-Ату. Они жили за Головным арыком, за нынешним проспектом Абая, в специально выстроенных бараках. Контроль за их передвижением не был таким строгим, как за пленными немцами. Работали японцы небольшими группами. Одеты были кое-как: кто в кирзовых сапогах, кто в обмотках, кто в брезентовых тапочках на деревянной подошве. В зимнее время им выдавали старые изношенные полушубки и суконные островерхие шапки, возможно, красноармейские будёновки. Когда японцы благоустраивали алматинские скверы, местные ребята обменивали яблоки, хлеб, пирожки на японские монетки, пуговицы или самодельные игрушки». Конструкция «японское значит надёжное» в локальном восприятии объясняла уважение к вещам, созданным мастерами с японскими навыками.
«Пленные японцы строили практически все крупные объекты столицы: старое здание аэропорта и Дом Турксиба с оригинальными башенками, Дом учёных с магазином «Голубой экран», здание, больше напоминающее хоромы индийского раджи, помпезные дачи работников НКВД-МВД в так называемом Компоте за речкой Алматинкой. Пленные были заняты на лепных и отделочных работах. В ту пору в мраморную крошку добавляли слюду, от чего переливались на солнце восточные орнаменты. Японцы относились к делу с большим рвением и подлинным артистизмом. Когда их торопили, они дружно выкрикивали: «Не надо пахай, пахай не надо!»» — пишет Проскурин.
Краевед также указывал, что в предвоенные годы алматинские скверы пополнились декоративными растениями, привезёнными с японских островов. Среди привезённых видов — катальпа и гледичия, деревья с длинными коричневыми стручками. В качестве примера он приводил сквер на площади Чокана Валиханова перед зданием Академии наук.
Директор НИИ казаховедения Бактыбый Жумадильдин отмечал влияние энергичных послевоенных строек: «В период первой послевоенной пятилетки советского Казахстана с 1945 по 1951 год самураи в Великой степи построили добротные дома, великолепные архитектурные сооружения, дороги, мосты, водоканалы, школы, дворцы культуры, шахты, заводы, комбинаты, возвели целые города и посёлки».
По имеющимся данным, в Казахской ССР японских военнопленных насчитывалось около 58 тысяч человек. Они выполняли работы в Карагандинской и Восточно-Казахстанской областях, а также в Алма-Ате. «Рост промышленности потребовал значительного расширения энергетической базы. К каскаду алматинских ГЭС номер 5, 9, 10, построенных за годы Отечественной войны, прибавились две новые гидроэлектростанции», — отмечает Е. Дуйсенов. Речь шла о работах в Большом Алматинском ущелье Заилийского Алатау, где с участием японских военнопленных была проложена дорога по склону на высоте около 500 метров над главной дорогой, ведущей в верховья ущелья. От Большого Алматинского озера была проложена труба для снабжения города водой. Сегодня Старая японская дорога превратилась в популярный туристский маршрут. Здесь сохранились фрагменты стен каменных домов, в которых жили военнопленные. В урочище Аюсай стояли небольшие каменные строения; по словам жителей горного посёлка Кокшокы, там размещались склады взрывчатки, использовавшейся при стройках.
Проскурин писал также о прокладке железнодорожной ветки Чу–Коскудук, проложенной в пустынную зону, где выкорчёвывали саксаул. В те годы древесно-кустарниковая растительность служила основным видом топлива в Алма-Ате. По воспоминаниям современников, в конце улицы Фурманова находились большие склады саксаула, вид которых запоминался как символ старой Алма-Аты. Японцы трудились интенсивно; им обещали возвращение на родину за ударный труд. Кратковременное пребывание пленных на стройках оставило след в виде построенных ими объектов, а среди нынешних алматинцев есть те, чьими отцами были военнопленные.
В материалах Проскурина содержится личная история любви пленного Сабуро и русской девушки, которую он ласково называл О-Цуру. «Её отец вернулся с Дальнего Востока, где воевал с нашим восточным соседом. В качестве трофея привёз отличные офицерские сапоги. В обеденный перерыв наш герой приходил к дочери в просторный подвал лаборатории «Казцветметразведки», что находился в строящемся доме по улице Комсомольской (рядом с «Детским миром»). Дом строили военнопленные. А в перекур они проводили время с девчатами из лаборатории — упражнялись в языке, делились последними новостями, читали друг другу стихи. Там и познакомились пленный Сабуро и его девушка О-Цуру. Иноземные сапоги отец девушки оставлял у порога. Сабуро относился к этой обуви с особым почтением, каждый раз останавлялся и отдавал им воинские почести. Видимо, сапоги принадлежали некогда очень высокому чину японской армии. У О-Цуру и её подружек момент сапогопочитания вызывал и смех, и слёзы».
Проскурин приводит воспоминания Сабуро о последних боях, тяжёлом ранении и унизительной сдаче позиций. Он указывает, что в первом осеннем месяце 1945 года, когда страна отмечала Победу на Востоке, молодой японский пленник с товарищами следовал на запад через сибирские лагеря, пока не оказался в далёкой Алма-Ате. «Если быть точным, счёт людским трагедиям открыли сами же советские. После входа в Маньчжурию первые составы интернированных в Союз пополнялись за счёт арестованных харбинцев, бывших в ответе за белое российское прошлое. Советская контрразведка уничтожала русские кладбища как «символы царизма». Были взорваны часовенка на братской могиле российских солдат времён русско-японской войны, кресты и надгробия на могиле генерала Каппеля и его жены. Японцы, воспитанные в восточных традициях, недоумевали, старались сохранить памятники истории и культуры, за что их высмеял в «Маньчжурской тетради» советский писатель Михаил Колесников. Что же касается кладбищ Алма-Аты, не сохранились ни дореволюционные, ни советские могилы. В сети есть информация о нескольких местах захоронений на Центральном кладбище (около 145 могил) и на Староилийском шоссе (38 могил, 36 из них эксгумированы). На торжественно-траурных митингах коммунисты обычно клялись над могилами товарищей в вечной памяти, а назавтра погосты сравнивали с землёй под промзоны, железнодорожные станции и парки. Воспитанные в советском духе алматинцы с некоторым недоумением следят за настойчивыми поисками современных японцев следов пребывания их предков на нашей земле — в могилах, документах, воспоминаниях. Не забывают японцы и тех русских, которые были рядом с ними в эмиграции и кто был вынужденно «репатриирован» в Советский Союз.