Академия Генерального штаба: от эпохи Николая I до Русско-японской войны
![Академия Генерального штаба: от эпохи Николая I до Русско-японской войны](https://mtdata.ru/u2/photoB91D/acb8388b8b778224a1fdfbc82379debc-0/original.jpg)
Николаевская академия Генерального штаба
Во второй половине XIX века наметилось отставание русской военной мысли от западноевропейской, результатом чего стало поражение в Крымской войне и чрезмерные потери в 1877–1878 гг. под Плевной. Поговорим о причинах.
У истоков Академии Генерального штаба
Во второй половине XIX – начале XX столетия Российская империя вела три войны, две из которых оказались неудачными. Впрочем, и победа над относительно слабой Портой в 1878 выявила серьезные просчеты в управлении и тактических действиях русских войск.
Почему же войны с ведущими мировыми державами завершились для России поражением, а взятие Плевны и разгром противника на Шипкинском перевале были оплачены неоправданно большими и потерями?
Об одной из причин мы говорили в предыдущей статье «Типы русского офицерства, или почему проиграли войну с Японией».
Еще одну назвал историк парусного военного флота Сергей Махов (не устаю рекомендовать его блестящий цикл статей по Крымской войне, который скорректирует общепринятые о ней представления).
В XVIII веке, начиная с Петра I и вплоть до Екатерины II, на военно-дипломатическом поприще у нас получалось практически все, если не считать буквально пары неудач в виде Прутского похода и не оправдавшей надежд войны с Портой при Анне Иоанновне. Да и то: в результате Белградского мира 1739 султан признал за Романовыми императорской титул.
А в XIX мы выглядим довольно беззубо.
Ибо, полагает Сергей – и я полностью разделяю его точку зрения – в XVIII столетии уровень образованности, что русских, что европейских дворян, был примерно одинаковый. Но все в самом широком смысле изменила Великая французская революция и Наполеоника.
Именно с нее все большую роль в военном деле начинает играть техника, обуславливающая потребность в образованных людях, критический процент которых обеспечивает не сословный строй, а гражданское общество, с работающими социальными лифтами, позволяющими инкорпорировать в интеллектуальную элиту представителей всех социальных страт.
Соответственно, в той же Франции число образованных людей в позапрошлом столетии быстро росло. Мы же начинаем отставать, особенно принимая во внимание отсечение от даже школьного – не говоря уже о высшем – образования подавляющего большинства населения, включая женскую его часть – яркий пример здесь биография Софьи Ковалевской, вынужденной защищать диссертацию в Геттингенском университете, а преподавать – в Стокгольмском.
Власть видела проблему. И первым её начал решать Николай I. В его правление солдат в армии начинают обучать грамоте, равно как и закладываются основы высшего технического образования: в 1832 император открыл Московское ремесленное учебное заведение – будущую «Бауманку» (автор этих строк имел честь преподавать историю в стенах этого вуза).
![](https://mtdata.ru/u2/photoC518/0f052b3a8efa6e02242f1b63e1343db8-0/original.jpg)
Император Николай I
Но данные нововведения выстрелили только в правление Александра III.
Как известно, будучи военным до мозга костей, Николай I много внимания уделял армии. Разумеется, он стремился преодолеть и недостаток образования офицерского корпуса, для чего в том же 1832 году была основана Императорская военная Академия, переименованная в 1855 – в Николаевскую Академию Генерального штаба – в память ее создателя.
Неоправдавшиеся надежды
Однако Академия не смогла в полной мере поставить русский офицерский корпус, в плане стратегической и тактической подготовки, на один уровень с ведущими европейскими державами – образованной в 1871 Германией, прежде всего.
Почему?
Для ответа на этот вопрос познакомимся в общих чертах с именами деятелей, стоявших во главе Академии с момента ее основания и до Русско-японской войны. Ведь именно в стенах Академии готовили отечественную военную элиту – офицеров Генерального штаба.
В свою очередь, уровень подготовки офицера-генштабиста напрямую зависел как от состояния академической военно-научной мысли, так и приоритетов, которые выстраивали перед собой руководители Академии.
Первым ее начальником стал автор знаменитой «теории сокрушения» генерал от инфантерии Генрих Жомини – ветеран наполеоновских походов, добровольно перешедший на службу к Александру I.
Увы, деятельность этого талантливого военного мыслителя и писателя, прошедшего путь от клерка парижского банка до генерала французской и русской армий, во главе Академии была не совсем удачной. Он видел ее замкнутой военно-научной корпорацией, в образовательной сетке которой чрезвычайно много внимания уделялось малопригодным на полях сражений отвлеченным наукам. Это привело к оторванности Академии от строевых войск, так и не преодоленной вплоть до крушения монархии.
Однако фактическим создателем Академии был генерал-фельдмаршал князь Петр Михайлович Волконский. Именно этот человек, ратовавший за повышение образовательного уровня русского офицерства, выступил с инициативой учреждения Московского учебного заведения для колонновожатых, что и произошло в 1816 году.
Более того, в отличие от Жомини, Волконский считал необходимым готовить офицеров исключительно для службы в войсках. И предпочтение Жомини Волконскому на посту начальника Академии, быть может, стало роковой ошибкой Николая I.
Дисциплина важнее науки
Впрочем, Жомини недолго стоял во главе Академии, в 1834 году его сменил генерал от артиллерии Иван Онуфриевич Сухозанет – храбрый офицер, лишившийся в сражении ноги. Но вот беда, он мало разбирался в вопросах военной науки и не стремился необходимые в этой области знания привить слушателям Академии.
![](https://mtdata.ru/u2/photo2EBA/843079de2ca9f6065078610818813fe5-0/original.jpg)
Генерал И. О. Сухозанет. Портрет кисти Д. Доу
Сухозанет сделал фундаментом образовательного процесса жесткую дисциплину. Так, опоздавшему на лекцию офицеру объявлялся выговор. Известна фраза генерала: «Без науки побеждать можно, но без дисциплины – никогда».
Жесткая дисциплина и схоластичность образования привели к тому, что к началу 1850-х годов число офицеров, желающих поступить в Академию, сократилось до минимума: в 1851 году из нее было выпущено лишь 12 человек, а к приему явилось только 10. Это было связано еще и с невысокими перспективами сделать карьеру; например, получить генеральский чин было легче в строю, нежели являясь офицером-генштабистом.
Инкерман, Балаклава и Альма со всей очевидностью продемонстрировали многие недостатки Императорской армии – прежде всего, управленческого и тактического характеров. Так, неудача при Инкермане не в последнюю очередь была обусловлена получением необходимых карт русскими офицерами только на следующий день после сражения. Но поражение пробудило во многих из них и стремление к учебе.
В период с 1858 по 1861 годы Академию возглавлял герой Крымской войны генерал-майор Александр Карлович Баумгартен. С его именем связаны серьезные преобразования в подготовке офицеров Генерального штаба.
Так, он поощрял написание слушателями Академии годовых сочинений. Темы офицеры выбирали самостоятельно и, главное, они получили возможность хотя бы на страницах своих работ проявлять самостоятельность мысли и инициативу. Еще ранее, в 1856, многих преподавателей стали отправлять за границу для знакомства с зарубежным опытом, что расширяло их кругозор.
Баумгартена на посту начальника Академии сменил генерал-лейтенант Александр Николаевич Леонтьев, шестнадцать лет руководивший подготовкой офицеров-генштабистов и также стремившийся повысить их образовательный уровень, что имело как свои плюсы, так и минусы.
Перегруженность второстепенным
С одной стороны, офицеры становились всесторонне образованными людьми, с другой – курс Академии по-прежнему был перегружен второстепенными предметами, и в тактическом плане уровень подготовки офицеров был сравнительно невысоким.
Об этом свидетельствуют, например, доклады подполковника Мартынова, посвященные Русско-турецкой войне 1877–1878 годов.
Присутствовавший на них будущий главком Вооруженными силами Юга России генерал-лейтенант – тогда капитан – А. И. Деникин вспоминал:
На меня они произвели большое впечатление – ярким изображением из рук вон плохого, подчас, управления войсками. Должно быть, сильно задета была высокосановная часть аудитории (присутствовал и бывший командующий на Кавказском театре войны вел. кн. Михаил Николаевич), так как перед одним из докладов Мартынов счел необходимым обратиться к присутствовавшим с такими словами:
– Мне сообщили, что многие из начальников, участников минувшей кампании, выражают крайнее неудовольствие по поводу моих сообщений. Я покорнейше прошу этих лиц высказаться. Каждое слово свое я готов подтвердить документами, зачастую собственноручными тех лиц, которые выражали претензии.
Не отозвался никто.
– Мне сообщили, что многие из начальников, участников минувшей кампании, выражают крайнее неудовольствие по поводу моих сообщений. Я покорнейше прошу этих лиц высказаться. Каждое слово свое я готов подтвердить документами, зачастую собственноручными тех лиц, которые выражали претензии.
Не отозвался никто.
Какие же основные недостатки оказались присущи Русской армии в Турецкую кампанию? Те же, что и в Крымскую войну.
![](https://mtdata.ru/u2/photo410F/7e0142bc20c8b11c9022410e6afb47fa-0/original.jpg)
Генерал А. И. Куропаткин
О них написал генерал-адъютант А. Н. Куропаткин в своем труде «Записки о Русско-японской войне», на страницах которого он проанализировал войны России второй половины XIX века:
В особенности можно было подчеркнуть неуменье со стороны командного состава согласовать действия различных групп войск, для достижения одной и той же цели, неуменье правильно решать вопрос о направлении главного удара в зависимости от знания сил и расположения противника (эти знания были большей частью недостаточны).
В сущности, приведенные слова – упрек в адрес офицеров-генштабистов и преподавателей Академии, их готовивших. Впрочем, справедливости ради надо отметить, что даже полученные в аудиториях знания офицерам было сложно применить на практике вследствие перегруженности генштабистов второстепенной канцелярской работой.
Практиковавшиеся же в Императорской армии разносы старшими начальниками подчиненных также не способствовали развитию в последних инициативы.
Ординарцы вместо телеграфа
В военно-научных кругах существует мнение, что положение дел с подготовкой офицеров-генштабистов стало меняться в лучшую сторону в период управления Академией – с 1878 по 1889 год – военного теоретика генерал-адъютанта Михаила Ивановича Драгомирова, авторитет которого в армии сохранялся вплоть до самой его смерти в 1905 году.
Академия была его alma mater, которую он с отличием закончил в 1856. Как и его предшественники, Драгомиров был боевым генералом, отличившимся в Русско-турецкую войну – получил ранение на Шипке. В учебном процессе он стремился делать ставку на прикладной аспект. Его главный научный труд – изданный в 1879 году «Учебник тактики».
В известной степени Драгомиров стал продолжателем суворовских традиций: выступал против муштры, считал необходимым воспитание сознательности среди солдат. Однако как военный мыслитель этот генерал имел серьезные недостатки.
![](https://mtdata.ru/u2/photo6926/d5130dc64e713556af92713991e50dcb-0/original.jpg)
Один из академических выпусков
Так, он оказался противником военных игр, которые при нем практически полностью исчезли из учебного курса Академии. Драгомиров также выступал против введения в армии магазинных ружей, скорострельной артиллерии, пулеметов, щитов на орудия – считал, что они будут способствовать распространению трусости среди солдат; требовал движения цепей во весь рост без применения шанцевого инструмента; настаивал, чтобы цепи производили стрельбы не одиночным порядком, а залпами, по команде и только по крупным целям, что в начале XX века снижало эффективность стрельбы по рассыпавшемуся в цепь противнику. Своим же цепям генерал запрещал ложиться.
Эта устаревшая тактика привела к большим и неоправданным потерям Русской армии во время войны с Японией, когда солдаты противника двигались ползком и фактически безнаказанно подходили к нашему расположению на близкое расстояние.
Скорострельная артиллерия и пулеметы, из-за негативного отношения к ним Драгомирова, стали поступать в действующую армию слишком поздно. После страшных потерь под Плевной в 1877 году в войсках началось увлечение военно-саперным делом. Однако Михаил Иванович выступил и против этого, и в саперном деле наступила стагнация, оплаченная кровью русских солдат на полях Маньчжурии.
Недооценивал генерал и роль телеграфа и телефонов на войне, без которых в начале XX столетия было практически невозможно управлять крупными массами войск, Драгомиров же видел в телеграфе и телефонах не более чем вспомогательные средства, полагая, что главным орудием, как для донесений, так и для передачи приказаний, останутся ординарцы.
Избавление от таких застрявших в веке минувшем представлений произошло только на полях Русско-японской – предтече Первой мировой, с ее позиционным характером, сплошной линией фронта, современными средствами связи и пр. Подобное понимание войны, как видим, дожило и до наступившего тысячелетия.
На этом фоне немалое удивление вызывают слова приветственной телеграммы Академии, отправленной Драгомирову в 1905 году по случаю его юбилея: «Ура вождю русской военной мысли за целое столетие».
Эти строки читать тем более странно, что во второй половине XIX века военная наука не была популярна в армейских кругах, свидетельством чему служит неразвитость военной литературы. И только в 1896 году, да и то по частной инициативе ветерана Русско-турецкой войны генерал-лейтенанта Е. М. Бибикова, возникло «Общество ревнителей военных знаний».
Но мы не завершаем наше повествование. Драгомирова во главе Академии сменил генерал от инфантерии Генрих Антонович Леер, возглавлявший ее с 1889 по 1898 год. С него и продолжим.
Использованная литература:
Деникин А. И. «Путь русского офицера». М.: Прометей. 1990.
Куропаткин А. Н. «Записки о Русско-японской войне». М.: Вече. 2020.