Борьба за квир. Как выглядел ЛГБТ-активизм в СССР
Борьба за права квир-людей активизировалась на Западе во второй половине XX века. Точкой отсчета в США принято считать так называемые Стоунвольские бунты 1969 года, когда в ответ на очередной рейд нью-йоркской полиции на гей-бар «Стоунволл» геи, лесбиянки, бисексуалы и другие маргинализованные группы дали полиции отпор, который продолжался несколько дней.
После этих событий в США и других странах ЛГБТ-активисты начали активно самоорганизовываться, борясь за легализацию однополых отношений и против дискриминации. Самоорганизация американского гей-сообщества после Стоунвольских бунтов привела к важным достижениям. Так, под давлением активистов в 1973 году Американская психиатрическая ассоциация исключила гомосексуальность из списка психических заболеваний.
А в Европе при поддержке прогрессивных врачей и юристов квир-люди смогли добиться пересмотра дискриминационных законов: мужские гомосексуальные отношения были легализованы в Англии и Уэльсе (1967), Восточной Германии (1968), Болгарии (1968), Западной Германии (1969), Австрии (1971), Норвегии (1972) и других странах.
В это время в СССР
Советским квир-людям тоже приходилось тяжело. Гомосексуальные отношения между взрослыми мужчинами были уголовно наказуемыми (начиная с 1970 года по такой статье ежегодно осуждалось не менее 1000 человек в год по всему СССР). Уголовного наказания за женскую гомосексуальность не существовало, но таких женщин пытались лечить. Многие мужчины и женщины, осознав свое «неправильное влечение», пытались заглушить его в себе, встречаясь и заключая браки с лицами противоположного пола.
Лишь некоторые, обычно те, кто жил в больших городах, могли позволить себе вести активный гомосексуальный образ жизни. Слово «гей» было не в ходу, милиция называла таких людей «педерастами», врачи «гомосексуалистами», а сами геи и лесбиянки в основном использовали эвфемизмы, такие как «быть в теме», «свои» и так далее.
Стоунвольские бунты не оказали никакого влияния на формирование аналогичного гей-активизма в СССР. Во-первых, из-за железного занавеса. Во-вторых, из-за существенных различий в политической организации общества. Ну а в-третьих, тогда в СССР произошли совсем другие события. В 1968 году страны Варшавского договора ввели танки в Чехословакию для подавления Пражской весны — движения за либерализацию страны. Да, в результате этих событий внутри СССР усилилась диссидентская активность, но за свободу советских гомосексуалов никто из советских диссидентов не боролся и квир-повестку не продвигал.
Уличное сопротивление 1970-х годов
Однако, хотя в СССР и не было явного гей-активизма «по западному типу», гомосексуальная социальная жизнь все же существовала. Те советские квир-люди, которые не боялись знакомиться с такими же людьми, как и они, делали это на так называемых «плешках» — специальных местах для общения, встреч и знакомств. Конечно, гомосексуалы, жившие в Москве или Ленинграде, в отличие от тех, кто обитал в малых городах, лучше принимали свой стиль жизни. Многие из них хорошо понимали, что являются жертвами гомофобного давления со стороны государства, и порой даже пытались дать ему отпор.
Так, один из завсегдатаев московской «плешки», молодой человек по прозвищу «Мама Влада», изливал свою злость на советский гомофобный режим в интервью Владимиру Козловскому, лексикографу из Нью-Йорка, который в 1970-х годах приехал в СССР специально, чтобы исследовать жизнь советских гомосексуалов:
«И что мы им мешаем? А мешаем потому, что нонконформисты, не такие, как весь этот зло***чий пролетариат, у которого от пьянства уже ноги в жопу провалились! Мы неблагонадежные, нами управлять трудно. Ох и варварская страна. А мы от этого страдаем в особенности. Смотри, в Швеции или Голландии, говорят, разрешены браки между мужчинами, а у нас иной раз боятся парни под руку по улице Горького пройтись.
Не понимают наши вожди-долб***ы, что, сколько меня ни сажай и ни прорабатывай, я не переменюсь. Это просто не от меня зависит. Я родился такой. Для меня все, что вы зовете нормальным сексом, противоестественно, отвратительно. Ах, если бы наверху узнали, какие славные имена в наших рядах... Их же собственные гэбэшники, комиссар милиции, кое-кто в правительстве, а народные артисты, заслуженные деятели искусства...»
«Мама Влада» также рассказал Козловскому о сопротивлении, которое оказывали некоторые гомосексуалы сотрудникам КГБ, часто засылаемым в места их встреч для последующей поимки с поличным. Так, один из агентов, отправленный в Екатерининский сквер на площади Островского в Ленинграде, напротив Александровского театра (это место было известно среди ленинградских квиров как «Катькин сад» и считалось главным местом встреч), столкнулся с молодым гомосексуалом, который неожиданно дал ему отпор:
«Говорят, одна такая „насадка“ нарвалась на нашего карате; тот ему красную книжку, а парнишка не сплоховал, гикнул и врезал тому так, что малая берцовая кость вошла в большую и через жопу вышла! И еще двадцатник из его партийного бумажника прибрал — за беспокойство и для острастки. В следующий раз не сунется, если из больницы выйдет».
Но подобные случаи уличного квир-сопротивления, скорее всего, были исключением.
Помощь Запада
Однако в результате процветающего квир-активизма на Западе положение советских гомосексуалов стало привлекать внимание зарубежных квиров. Иностранные гей-активисты, которые активно боролись за свои права у себя дома, с сочувствием относились к советским геям и поэтому пытались внести посильный вклад в борьбу с советской гомофобией. Некоторые из них, притворяясь фанатами коммунизма, получали визу в СССР, приезжали в страну, встречались с гомосексуалами в крупных городах, брали у них интервью, а иногда и участвовали в публичных демонстрациях.
В 1977 году итальянец Анджело Пеццана, один из основателей организации Fuori! — одной из первых итальянских групп в поддержку гомосексуалов в Италии — приехал в Москву с тайной целью: организовать публичную акцию в защиту советских геев. За несколько дней до акции, которую Пеццана планировал провести на Красной площади, он побывал в гостях у Андрея Сахарова, известного советского диссидента, чтобы попросить его поддержки. Сахаров отказал ему:
«Я не могу вас публично поддержать: скажут, что я гомосексуалист, а я должен бороться за гражданские права каждого. Но то, что вы делаете, это очень правильно».
Пеццана не отчаялся: он решил воплотить свою идею в жизнь во что бы то ни стало. Однако вскоре сотрудники КГБ узнали о его планах. В день акции они задержали итальянца у входа в гостиницу «Метрополь». Вырвав у него из рук плакат с надписью «Свободу гомосексуалам в СССР», сотрудники КГБ усадили его в машину.
На Лубянке ему устроили допрос: через переводчика просили представить список знакомых ему гомосексуалов, с которыми он был лично знаком в Москве. Пеццана отказался и сказал, что никого в Москве не знает. Тогда сотрудники КГБ начали угрожать ему депортацией и отказом в визе. На что Пеццана ответил: «Я и не хочу возвращаться, пока здесь не установится настоящий либертарианский социализм».
Не добившись ничего от итальянца, силовики посадили его на первый рейс до Милана.
Скрытый активизм советских юристов
Среди советских юристов также были те, кого можно было назвать «скрытыми активистами». Первые попытки отменить статью за мужеложство (введенную Сталиным в 1934 году) советские юристы предприняли еще в 1959 году. Тогда на обсуждении специальной юридической комиссии поправок в новый Уголовный кодекс РСФСР известный советский юрист Борис Никифоров предложил исключить первую часть статьи, криминализирующую гомосексуальные отношения между двумя взрослыми мужчинами.
Первые попытки отменить статью за мужеложство советские юристы предприняли еще в 1959 году
«Итак, мужеложство, — объявил председатель юридической комиссии, ответственной за внесение поправок в Уголовный кодекс РСФСР, профессор Алексей Герцензон. — Какие будут предложения по первой части?» — «Совершенно непонятна норма по первой части», — сухо сказал присутствующий юрист Никифоров. «Первую часть можно исключить», — добавил юрист по фамилии Степичев. Изначально никто не возразил этой смелой инициативе. А ведь это был 1959 год. Однако вскоре другой юрист, по фамилии Коротков, заявил: «Нельзя эту норму исключать. На каком основании вы хотите это сделать?»
Когда председатель комиссии Герцензон попытался начать дискуссию, никто больше ничего не добавил. В итоге обсуждение было закрыто, и закон остался в Уголовном кодексе РСФСР.
Следующую попытку отменить первую часть статьи 121, которая криминализовала добровольные сексуальные отношения между взрослыми мужчинами, предпринял юрист Павел Осипов из Ленинградского университета в конце 1960-х. Он открыто критиковал уголовное преследование «ненасильственного», то есть добровольного гомосексуального контакта:
«Спрашивается, какую цель может поставить перед собой законодатель, преследуя ненасильственный гомосексуализм, если речь идет о лицах с биологически искаженной направленностью полового инстинкта? Вряд ли можно сомневаться в том, что с помощью уголовного закона невозможно исправить эту биологическую аномалию и побудить соответствующих лиц к гетеросексуальному удовлетворению половой потребности».
Другой известный советский юрист, Алексей Игнатов, также активно выступал за отмену уголовного наказания за «добровольное мужеложство». В своей докторской диссертации «Проблемы уголовной ответственности за преступления в области половых отношений» он писал:
«В обширной медицинской и юридической литературе, как отечественной, так и зарубежной, убедительно доказывается, что добровольные гомосексуальные связи взрослых людей не представляют общественной опасности и не причиняют ущерба государству».
Однако такие смелые заявления не находили поддержки у партийных чиновников. В 1974 году, за несколько недель до защиты диссертации Игнатова во Всесоюзном институте по изучению причин и разработке мер предупреждения преступности, на кафедру юриста позвонил высокопоставленный партийный чиновник, который выразил недовольство тем, что Игнатов якобы пропагандировал разврат. Игнатову сообщили об этом, но защиту диссертации отменять не стали.
6 мая 1974 года состоялась защита диссертации. Сначала Игнатов рассказал присутствующим экспертам о своей диссертации, а затем те начали задавать ему вопросы. Один из них спросил Игнатова о юридическом статусе гомосексуальности в СССР: «Исходя из принципов уголовного права, нарушает ли гомосексуализм основные нормы социалистической морали?»
Игнатову пришлось изворачиваться — на кону была его карьера:
«Мне представляется, что проблема ответственности за гомосексуализм и вообще проблема мужеложства должна решаться комплексно. Она выходит за рамки чисто юридического вопроса, требует еще своего дальнейшего, глубокого, всестороннего исследования. Выдвигать предложение об отказе от ответственности за мужеложство, по-видимому, преждевременно. Общественное сознание, общественное мнение еще не готовы к такому решению вопроса. И в этом плане вы правильно сказали, что это деяние действительно осуждается социалистической̆ моралью и рассматривается как нарушение основных принципов социалистической морали нашим Уголовным кодексом».
Ответ экспертов устроил. Да, Игнатову пришлось взять свои смелые предложения обратно. Но несмотря на это, он не отказался от своего скрытого активизма. Несколько лет спустя после защиты, в 1979 году он отправил письмо в Министерство внутренних дел СССР, где вновь просил обратить внимание чиновников на то, что необходимо отменить уголовное наказание за мужеложство. Письмо осталось без ответа.
Первые попытки самоорганизации советских геев
В 1984 году молодой филолог из Киева Александр Заремба переехал в Ленинград, где решил организовать подпольную группу для защиты прав гомосексуалов по примеру западных организаций. Он обратился в Международную ассоциацию лесбиянок и гомосексуалов (ILGA) с просьбой принять его группу в качестве активистов.
Однако вскоре возникли проблемы: для членства в организации требовалась оплата в валюте, а также участие в ежегодных региональных конференциях с делегированием двух представителей. Без валюты и официальной визы сделать это было невозможно. Но группа Зарембы нашла выход: они делегировали все эти обязанности финской организации SETA.
К июлю 1984 года в группу Заремба, получившую название «Гей-лаборатория», входило уже 30 человек. Основными задачами группы были формирование квир-осознанности, изучение иностранных языков, борьба за отмену 121-й статьи, а также создание клубов для геев и лесбиянок в СССР по аналогии с западными организациями. Заремба активно занимался организационной работой, имея для этого все необходимые ресурсы: большую квартиру в центре Ленинграда, знание иностранных языков, а также обширные связи с квир-сообществом по всему СССР и за рубежом.
Когда в мире началась эпидемия ВИЧ, в Советском Союзе об этом молчали. В это время группа Зарембы активно работала над распространением информации о СПИДе среди советских гомосексуалов, информировала о методах профилактики и предупреждала об опасности половых контактов с иностранцами без презервативов.
Пока в Советском Союзе молчали о ВИЧ, группа Зарембы активно работала над распространением информации о СПИДе среди советских гомосексуалов
Часть участников группы занималась переводами западных гей-журналов и газет, а сам Заремба собирал информацию о судебных преследованиях за «мужеложство» в СССР и организовывал демонстрации у советских посольств за рубежом. Однако вскоре о группе узнали в КГБ, и она была вынуждена прекратить деятельность.
Гей-активизм во времена перестройки: Москва и Ленинград
Тем временем в СССР начинались серьезные общественные, экономические и политические перемены. Молодой генсек Михаил Горбачев, избранный на свой пост весной 1985 года, замыслил «перестройку» советского общества. В обществе началась либерализация. События развивались достаточно стремительно. Уже в 1989 году происходят выборы народных депутатов в СССР — впервые советские избиратели могли выбирать кандидатов в высший орган власти СССР. Первый съезд народных депутатов открылся 25 мая 1989 года, все его заседания транслировались в прямом эфире.
По мере того как в СССР либерализовался климат, возможностей для квир-активизма становилось все больше. 9 октября 1990 года Горбачев подписал закон «об общественных объединениях», который разрешал регистрировать некоммунистические политические организации в стране (до этого в СССР существовала только КПСС и ее ответвления — комсомол и профсоюзы). А уже 15 октября 1990 года в Москве происходит значимое событие для советского гей-движения — учредительный съезд «Московской организации лесбиянок и гомосексуалистов» (МОЛГ) под руководством активистов Евгении Дебрянской и Романа Калинина.
Организация начала издание собственной квир-газеты «Тема», в первом номере которой
объясняла свои цели:
«Мы взяли в качестве примера ту борьбу за свои права, которую уже долгие годы ведут гомосексуалисты во всех цивилизованных странах. Мы хотим изменить отношение общества к нам, сделать его более терпимым. Союз ставит своей задачей борьбу с дискриминацией граждан по сексуальному признаку. Прекращение уголовного преследования гомосексуалистов. Социальная реабилитация больных СПИД. Борьба с распространением СПИД путем пропаганды безопасного секса. Просвещение населения на тему гомосексуализма. Прорыв информационной блокады гомосексуализма. Создание мест для встреч и знакомств. Мы хотим убедить людей не замыкаться в одиночестве, не чувствовать себя ущербными, а жить счастливой, полнокровной жизнью».
Одновременно с этим в других советских городах также предпринимались попытки создать и официально зарегистрировать местные квир-организации. В том же 1990 году двенадцать ленинградцев решили учредить группу по поддержке советских квиров «Невские берега». 10 сентября 1990 года на одной из частных квартир учредители группы приняли устав организации, а затем передали все документы, необходимые для официальной регистрации, в комиссию по общественным организациям Исполкома Ленсовета. Цели «Невских берегов» были схожи с МОЛГ:
«Ассоциация создается, чтобы бороться с отчуждением гомосексуалистов и лесбиянок от общества, а также для преодоления их чувства подавленности и одиночества путем предоставления необходимой психологической помощи, предотвращения кризисных ситуаций, разъяснения населению неоправданности обывательских страхов по отношению к гомосексуалистам и лесбиянкам, помощи людям в реализации своих представлений о любви и счастье».
В октябре 1990 года руководитель «Невских берегов» профессор Кухарский отправился в комиссию по общественным организациям Ленсовета. Там учредителей новой организации встретили с нескрываемым любопытством и вполне доброжелательно. Кухарский сразу же заявил комиссии, что вопрос о личной сексуальной ориентации при приеме в члены ассоциации не рассматривался, а также что среди учредителей организации были граждане СССР, состоящие в законном браке и имеющие детей.
Комиссия просмотрела устав организации, и вопрос у них вызвал только один пункт, в котором говорилось о создании «независимой городской инфраструктуры, ориентированной на гомосексуалистов».
«Не означает ли это намерения вашей ассоциации пустить по городу „голубой трамвай“?» — задал довольно странный вопрос один из членов комиссии.
Но вопрос был исчерпан после того, как учредители «Невских берегов» предложили заменить слово «инфраструктуру» на «структуру». В конце обсуждения комиссия Ленсовета единогласно утвердила состав новой организации и рекомендовала зарегистрировать ассоциацию. Однако не все было так просто. В СССР до сих пор действовала уголовная статья 121 о мужеложстве, и гомофобные чиновники активно использовали ее для того, чтобы помешать созданию политических организаций гомосексуалов.
Несмотря на то что комиссия по общественным организациям Ленсовета не возражала против регистрации «Невских берегов», тогдашний прокурор Ленинграда выступил против. Он заявил: «Содержание устава организации противоречит закону, и их действия могут быть расценены как поощрение действий, предусмотренных статьей 121 и другими статьями Уголовного кодекса. Деятельность этой ассоциации будет способствовать распространению нездорового интереса».
После высказываний прокурора 10 декабря 1990 года Исполком Ленсовета отказал ассоциации «Невские берега» в регистрации.
Тогда «Невские берега» подали на Исполком в суд, который состоялся 20 февраля 1991 года. Судебный процесс снимался на видео. Исполнительный директор «Невских берегов» Кухарский акцентировал внимание на гуманитарной, правозащитной и просветительской направленности организации, что, казалось, воспринималось судьей с пониманием.
Однако когда Кухарский начал рассказывать о планах организации открыть гей-ресторан и гей-дискотеку, судья не смогла скрыть брезгливости. После того как Кухарский и другие члены ассоциации изложили свои аргументы, судья задала вопрос, который в итоге стал решающим: «Будут ли среди членов организации лица, занимающиеся мужеложством?» — «Я не могу исключить такой возможности», — честно ответил Кухарский.
Услышав о планах организации по созданию гей-ресторана и гей-дискотеки, судья не смогла скрыть брезгливости
«Невским берегам» отказали в регистрации. Суд объяснил решение следующим образом: «Из объяснений представителя ассоциации установлено, что ее деятельность будет активно способствовать лицам, совершающим преступления, предусмотренные статьей 121 УК РСФСР (им будут предоставляться помещения, а также материальная и юридическая помощь)».
Городской суд также оставил решение районного суда без изменений. Но несмотря на сопротивление властей, ленинградские гей-активисты продолжили свои попытки по созданию новых организаций, и в конце концов у них это получилось. Через несколько месяцев ленинградским активистам все-таки удалось зарегистрировать местные гей-организации: «Фонд имени Чайковского» и «Крылья».
Несмотря на активное сопротивление со стороны бюрократов, движение за отмену 121-й статьи активно поддержали советские рокеры. В начале 1991 года они даже выпустили специальное сообщение, которое было впоследствии перепечатано в только начавших свою жизнь гей-изданиях «Тема» и «Риск»:
«К нашим фанатам, их друзьям и противникам и всем разумным людям СССР.
Рок-музыканты Союза ССР обращаются к вам в надежде быть услышанными и правильно понятыми. Мы хотим гласно высказать свою точку зрения касательно действующей статьи 121 части 1 УК РСФСР и сожалеем, что ранее этой возможности у нас не было.
Мы убеждены, что эта статья противоречит гуманистическим принципам, свободе волеизъявления, праву выбора всякого цивилизованного человека планеты. Она лишает конкретно в нашей стране каждого разумного, внутренне свободного и зрелого (либо на пороге зрелости) человека права на сексуальный выбор.
Нам кажется необходимым на пути восстановления правового государства, чтобы вы обратили внимание на опыт в решении этого вопроса развитыми цивилизованными странами. Там давно поняли, что так называемые сексуальные меньшинства есть часть всего общества. Вы должны понять, что человеку не по силам исправить природу, опираясь на выдуманные им несовершенные законы, меняющиеся по его прихоти. Эти законы не укрепят нравственности и не очистят носителей „скверны“… Человек — не выше природы.
Мы призываем к здравомыслию и терпимости, особенно сейчас, когда страна погружается в хаос… Этим людям необходимо вернуть их право на свободу, лишить их страха. Стыдно, что такая статья действует в нашей державе, которая убеждает весь мир в своем приоритете человеколюбия. Поймите: мир многообразен, и в этом его сила. И сексуальные склонности тоже не однотипны. Долой дискриминацию тех, кто не такой, как ты!»
Конференция гомосексуалов в Ленинграде и Москве
С 23 июля по 3 августа 1991 года в Ленинграде и Москве состоялось еще одно значимое событие в развитии советского гей-активизма: международная конференция-кинофестиваль, в которой, по разным подсчетам, участвовало около 20 тысяч человек.
Один из участников, Леонид, отмечал: «Впервые в истории нашей страны геи собрались вместе». Кроме кинопоказов, на фестивале шла работа секций, посвященных различным проблемам: ВИЧ и здоровью, искусству и культуре, политике и активизму. Как вспоминали организаторы конференции, советская пресса проявила к событию огромный интерес:
«Советская пресса превысила все наши ожидания. Бывшие положительные коммунистические газеты украсили первые полосы фотографиями целующихся мужчин; самая популярная российская телевизионная программа новостей посвятила впечатляющий кусок вечерней программы показу отрывка из конференции; даже ортодоксальные русские газеты поместили заметку о событии, пусть на свой реакционный манер».
Конференция окончилась неслыханным — гей-демонстрацией перед Большим театром. Стоя на треснувших ступенях театра, российские и зарубежные геи скандировали:
«Мы не боимся!»
«Боритесь со СПИДом!»
«Отмените статью 121!»
Многие из участников демонстрации, включая самого Романа Калинина, никогда не участвовали в такой акции у себя дома и уж тем более на русском языке. Еще в 1989 году Роман Калинин должен был использовать псевдоним, чтобы не попасть в руки милиции. А теперь вместе с другими советскими геями он стоял в центре Москвы и скандировал эти лозунги.
Помощь Ельцину
Тем временем ситуация в стране стремительно выходила из-под контроля. Речь уже давно не шла о «перестройке»: намечалась ясная тенденция к обретению независимости советскими республиками, в том числе РСФСР. В августе 1991 года группа высокопоставленных советских бюрократов из правительства СССР, а также из КГБ, недовольных реформами Горбачева и их последствиями, решила провести государственный переворот. Они сформировали специальный правительственный орган — ГКЧП. 19 августа сотрудники КГБ изолировали Горбачева на его даче, а в Москву были введены танки.
Руководители гей-движения, которые, естественно, были на стороне демократических сил, не на шутку испугались. Ведь если власть в стране опять перехватят коммунисты, все либеральные достижения окажутся под угрозой и никакого гей-активизма больше не будет.
Роман Калинин, президент «Московской организации лесбиянок и гомосексуалистов», тоже был сильно напуган. Понимая, что путчисты начнут арестовывать общественных активистов, он осознавал, что будет одним из первых. В тот же день он переехал к Томасу Боелсторфу, своему соратнику и гей-активисту из США, который помогал ему при создании «Московской организации лесбиянок и гомосексуалистов», а также в разработке газеты «Тема».
Несмотря на смятение в первые часы, к четырем часам дня на станциях метро начали появляться листовки с объявлениями Ельцина и других лидеров демократического движения, которые призывали дать отпор путчистам. Вокруг этих листовок собиралось немалое количество людей.
Когда путчисты объявили о запрете всех газет, кроме официальных коммунистических, Калинин и Боелсторф начали волноваться еще сильнее — ведь теперь их газета «Тема» была официально нелегальной. В те минуты казалось, что у путчистов все получится и переворот удастся. На следующий день, 20 августа, Калинин и Боелсторф отправились на Манежную площадь. Но она была огорожена танками, грузовиками и солдатами.
Тогда они направились к зданию Моссовета, где висели листовки с заявлениями Ельцина. Калинин и Боелсторф взяли одну из листовок: те были настолько низкого качества, что едва можно было разобрать, что на них написано. Они решили внести свою лепту в демократическое движение России. У Томаса в квартире были компьютер Macintosh, лазерный принтер и ксерокс, с помощью которых они печатали газету «Тема»; эти устройства были предоставлены им международными гей-организациями.
Наличие такой продвинутой техники в квартире делало ее одной из немногих серьезных типографий, которые путчистам еще не удалось закрыть. Калинин и Боелсторф перепечатали лозунги Ельцина и сделали сотни высококачественных копий. На следующий день они отправились к Дому правительства, где начали активно раздавать листовки.
Калинин и Боелсторф распечатали сотни копий лозунгов Ельцина и активно раздавали листовки возле Дома правительства
В тот же день стало известно, что путч провалился. Конечно, было бы преувеличением сказать, что он провалился из-за листовок Калинина, но, как отмечали журналистка и ЛГБТ-активистка Маша Гессен и сам Калинин, среди тех, кто защищал здание парламента, было много геев — участников конференции, прошедшей неделями ранее.
«Я думаю, благодаря этой конференции они почувствовали себя свободнее, — объяснял Калинин желание гомосексуалов участвовать в сопротивлении путчистам. — Мы даже рассматривали возможность выпустить прокламацию по вопросам ЛГБТ, но решили, что сейчас не время привлекать внимание к этому, выделять различия и потенциально предоставлять коммунистам повод дискредитировать сопротивление».
В декабре 1991 года Борис Ельцин, уже президент республики РСФСР, подписал Беловежские соглашения, положив конец Советскому Союзу. В стране начались реформы.
Тем временем Калинин и другие активисты продолжали направлять письма в Министерство юстиции и Ельцину с требованием отменить статью за добровольное мужеложство. Активистов поддерживали врачи, которые боролись со СПИДом. Одним из них был Вадим Покровский, известный советский эпидемиолог и инфекционист.
В 1992 году Покровский и его коллеги обратились к Ельцину с заявлением:
«Мы, сотрудники Всесоюзного центра по борьбе со СПИДом, направляем Вам обращение, содержание которого продиктовано как соображениями дальнейшего развития демократии в России, так и задачами практической борьбы со СПИДом… Мы призываем Вас своей властью приостановить действие части первой статьи 121 УК РСФСР, предусматривающей уголовное наказание за мужеложство, и содействовать ее дальнейшей полной отмене…
Существование в республике этой статьи является особенностью, отличающей нашу страну от демократических государств… Существование 121-1 статьи затрудняет проведение просветительской работы [по профилактике СПИДа] и сводит на нет бо́льшую часть работы наших эпидемиологов, в то время как в США распространение вируса среди гомосексуалистов практически остановлено. Мы выражаем надежду, что наш призыв не останется без Вашего внимания и положительного решения. Этим Вы спасете тысячи жизней. Спасибо».
Отмена статьи и конец активной фазы гей-сопротивления
Испытывая давление гей-активистов и международного сообщества, российские власти были вынуждены пойти на отмену первой части статьи 121. Это было сделано 29 апреля 1993 года — тихо и без привлечения лишнего внимания прессы. Законодатели сделали это в рамках более широкого процесса либерализации юридического кодекса, тщательно сформулировав законодательные изменения, чтобы избежать прямого утверждения, что гомосексуальность больше не является преступлением. Так они хотели избежать возможного широкого общественного сопротивления, учитывая преобладающие гомофобные настроения.
Для многих квир-людей это было настоящей победой. Теперь можно было не бояться уголовного преследования. С отменой статьи за мужеложство активная фаза гей-активизма и деятельность МОЛГ практически прекратились. Роман Калинин ушел в клубный бизнес.
Но с отменой уголовного преследования проблем у российских геев и лесбиянок совсем не убавилось. Отмена статьи не гарантировала российским квир-людям равенство перед законом в сфере частной жизни. И в этом плане их борьба за признание и равноправие только начиналась.