Почему США расходуют свои стратегические нефтяные резервы. М.Хазин
В эфире передачи Экономика по-русски Михаил Хазин обсудил с Александром Фроловым следующий вопрос.
Александр Фролов:
Соединенные Штаты в конце 21-го года начали интервенцию на мировом рынке. Они стали по миллиону баррелей в сутки вбрасывать из своего стратегического государственного резерва.
Михаил Хазин:
Там уже не осталось почти ничего.
Александр Фролов:
Нет, нет, нет, там было 600 миллионов баррелей. Сейчас 385 миллионов, то есть довольно представительный объем остался.
Я на другое хотел обратить внимание, что они начали эти интервенции по миллиону баррелей в сутки вбрасывать и уже тогда звучало, то есть конец 21-го года и январь 22-го года, звучали призывы к Китаю в первую очередь и к другим крупным игроком, мол «Давайте тоже вбрасывайте из своих резервов, они у вас есть.
Объемы на рынок, чтобы сбить цены. Чтобы показать поставщикам, что мы, покупатели, не согласны с диктатом поставщиков»
– у них есть некие диктаты поставщиков – «Мы не согласны с ним. Мы сейчас цены собъем и всех поставщиков накажем».
Это не могло сработать из-за противоречий между участниками рынка из числа покупателей. Ну, то есть, Китаю поддерживать Соединенные Штаты и поддерживать выборы демократической партии было совершенно не интересно, и распродавать свои стратегические резервы тоже было не интересно, они у Китая есть.
Соединенные Штаты, распродав 50 миллионов, нашли только одного союзника в этом процессе – это Великобритания. Она распродала 8 миллионов баррелей.
Ни на что абсолютно не повлияло, но в марте они вернулись к этой идее заново, и начали распродавать сначала 180, потом ещё 15 миллионов баррелей они распродали. Сейчас распродажа кончилась.
Они рассказывают: «Мы распродавали по 96 долларов за баррель, а теперь мы обращаемся к вам наши дорогие нефтяники» – то есть некая логика тут всё-таки присутствует, это я сказал, что они гасят пожар керосином, но там есть логика.
Логика, выглядящая следующим образом: мол нефтяники нам говорят, что они боятся наращивать добычу, а нефтяники в Америке боятся наращивать добычу, у них есть опыт 14-го-16-го годов, есть опыт 18-го-19-го годов и очень яркий опыт 20-го года, который, я думаю, знают абсолютно все.
Михаил Хазин:
Есть ещё опыт реформ Обамы. Это год 10-й-12-й. Это очень интересная история. Дело в том, что это никто не заметил, что Обама провёл очень серьезную экономическую реформу, суть которой, именно экономическая, была в следующем: давайте снизим энергозатраты компаний за счёт снижения цен на нефть, и за счёт этого у нас будет сильный рывок экономики.
Результат получился следующий. Во-первых, нефтяные компании из топа по капитализации ушли. Я помню чуть ли не день, когда Эксон Мобил перестало быть номер один по капитализации. Вместо неё Apple пришел.
Я это ещё хорошо помню, потому что я на Астанистском экономическом форуме обсуждал эту тему с первым вице-президентом Эксон Мобил, и он мне говорил, что: «Да, действительно, сейчас у нас будут сильные изменения».
Соответственно, результат получился следующий. Выяснилось, что все деньги, которые нефтяные компании тратят на развитие по мультипликации в экономике, превышали те доходы, которые получали все остальные компании, вследствие чего экономика не выросла, а упала.
Получилась такая же история – считали одно, а получилось совершенно другое. Поэтому нефтяники сейчас к правительству относятся с лёгким недоверием.
Александр Фролов:
А учитывая, что правительство говорит: «Ваша нефть, ваш газ нам не будут нужны и уже к концу десятилетия мы тут все уйдём в зелень и только автомобили, только хардкор» – простите, опять же, за низкий слог.
Это выглядит с точки зрения нефтяников, вот эти призывы конкретно сейчас – возьми деньги, вложи в добычу, а потом ты все потеряешь – выглядят несколько, мягко скажем, странно.
Михаил Хазин:
А потом у инвесторов ещё неприятный момент со сланцевой нефтью и сланцевым газом, потому что массовые банкротства именно инвесторам принесли довольно существенный убыток.
Александр Фролов:
Безусловно, там 200-250 компаний только с 19-го по 20-й год включительно разорилось, при том там речь не только о компаниях, у которых одна скважина – такие есть, там 10 000 компаний в общей сложности. Мы с вами если бы 2 миллиона долларов в те времена могли бы найти, могли бы нанять буровую установку, она бы нам скважину построила и всё, могли бы быть «крупными» американскими нефтяниками.
Михаил Хазин:
Если бы нам в Америке дали большой кредит, то, конечно. Наши люди бы взяли кредит и не стали бы ничего бурить.
Александр Фролов:
Не соглашусь. Некоторые наши люди брали кредиты, бурили. Немного прогорели, но это ладно. Не будем уже о грустном вспоминать. Я немного о другом хотел сказать, что банкротство затронуло и средний сегмент.
То есть Эксон Мобил – это топ, но это топ мировой. Эксон Мобил и ряд других компаний, но есть компании крупного регионального уровня. То есть для Соединенных Штатов компания, которая добывает 40 миллионов тонн, если на наши пересчитывать, 40 миллионов тонн нефти – это очень крупная компания.
Это одна из крупнейших. Вот их тоже затронуло банкротство и никто не хочет повторения. Притом самое забавное было, что в конце 16-го года, когда американские слансовики начали восстанавливать добычу, в России и не только в России говорили следующее, что «Ребятки, вы сейчас либо возьмёте под контроль вот этот рост, либо вы столкнётесь с кризисом перепроизводства, при том очень быстро.»
Пришел 18-й год. За 18-й год на 2 миллиона баррелей в сутки американцы увеличили добычу, цены рухнули. Там они поднимались до 85 долларов за баррель и рухнули до 40 с небольшим, потом стабилизировались благодаря опек плюс коварному, с точки зрения американцев коварным, где-то на отметке 65 долларов.
Михаил Хазин:
Так американскому сланцу 40 долларов за баррель – это катастрофа. Это же уже ниже уровня окупаемости.
Александр Фролов:
Безусловно. Тут, строго говоря, были более-менее выгодные плеи, то есть вот эти вот месторождения. Тут некоторые коллеги настаивают, что это всё-таки не месторождения в классическом смысле, поэтому их надо называть так, как они называется – плеи. Из уважения к этим коллегам – плеи. Есть более выгодные, есть менее.
Некоторые компании сохраняли рентабельность, даже приносили хороший доход, но их было учитывая, что две трети добываемой нефти к кризису 20-го года – это была нефть сланцевая, ударило довольно сильно.
Притом обрушения тоже никто не ожидал такого быстрого. Все прогнозировали на миллион баррелей за год, может быть, неторопливо сократится. А миллион баррелей американские компании взяли за полтора месяца и потом рушились ниже отметок в 2 миллиона. В общем, все это помнят. Это было не так давно.
И все понимают, что сейчас вы выложите деньги в развитие, вам потом по машут ручкой и скажут: «Всё. Нефть не нужна. До свидания».
Американское правительство говорит следующее: «Мы понимаем ваши опасения, поэтому мы предлагаем вам выкупить вашу нефть по фиксированной цене 70 долларов за баррель и мы эту фиксированную цену, конечно, которая сейчас ниже рыночной будем держать, даже если эталонные сорта будут стоить меньше этой отметки и мы должны были бы купить вашу нефть по более низким ценным».
То есть я слышал от ряда политологов, в том числе западных, некоторые насмешки над администрацией Байдена, мол они все распродали, а сейчас они будут покупать втридорога.
Они пытаются провернуть вот такой фокус. У них есть ещё довольно значимые запасы в этих резервах – 385 миллионов – это много. Это если Соединенным Штатам отрубить добычу и поставки извне, Соединенным Штатам этого хватит на полмесяца. Это, может быть, кажется немного, но, учитывая аппетиты штатов...
Михаил Хазин:
Ну ладно. Это абстракция.
Александр Фролов:
Да, это безусловно. Но для понимания масштаба, чтобы просто, когда мы говорим 385 000 000 баррелей – это ни о чем. Это нужно какой-то масштаб задать.
Михаил Хазин:
Все те, кто в этом реально разбирается, они говорят, что проблема не в том, что осталось, а проблема в том, что она подошла к тем минимумам, ниже которых они старались никогда раньше не опускать.
Александр Фролов:
А это безусловно. Да, это минимальная отметка за примерно 40 лет. То есть они пытались держать запасы на уровне на месяц, чтобы если что хватило на месяц. Это, собственно говоря, фантомные боли после кризиса 70-х годов, когда железный пояс превратился из железного совсем даже наоборот в ржавый, когда и цены на энергоносители скакали очень сильно и это больно ударило по потребительским предпочтениям.
Михаил Хазин:
Тут есть ещё одна причина, что они же закрывали всегда свой баланс импортом самой дешёвый нефти и по этой причине они таким образом снижали общую цену. «Ребята, если вы будете забирать цену на свою нефть, мы закупим более дешевую».
И по этой причине, когда у них большой запас, то они всегда могут это сделать, даже если на мировых рынках дешёвой нефти уже нет. То есть они могут из запаса продавать, сбивая вниз цену.
Александр Фролов:
Да, распродажа в общем-то была и в течение 21-го года. Они 21-й год начинали с отметок выше 650. То есть куда-то делось 30-40 миллионов баррелей за 21-й год к началу интервенции на мировом рынке, а потом уже интервенция довольно сильно, более чем на треть проредили объемы.
Собственно, я веду к тому, что сейчас правила игры настолько поменялись, что Штаты пытаются закрыть идеи потолка цен даже для своих внутренних поставщиков, те проблемы, которые они уже сами сформировали определённой риторикой, определенным поведением на рынке и так далее.
Читать в продолжение темы:
Почему с властями США разговаривают таким тоном
