Фото: Валерий Шарифулин/ТАСС

Мы сами говорим и от многих слышим, что нам — народу и Государству Российскому — необходима идеология: идеология развития, соответствующая нашим ценностям и мировоззрению. В связи с этим возникает много вопросов — тем для серьёзного анализа, обсуждения. Некоторые из них обозначим в данной статье. Не перегружая газетный текст вариантами определений понятия "идеология", просто напомним, что этим словом обозначают сумму идей, касающихся власти и субъектов политики, их политических целей и методов.

Об идеологии говорят по-разному: её надо "найти", "выработать" или "получить". Быть может, она существует как элемент общественного сознания, причём как часть ноосферного социокультурного кода, на основе которого из поколения в поколение формируется русский народ, и её предстоит выявить, опознать, сформулировать и применить на практике в соответствии с реалиями дня сегодняшнего? Или же идеология — это конструкт, продукт интеллектуальной деятельности, специально созданный философами и политиками для решения текущих задач, движения страны и народа в желанном, по их мнению, направлении? Или же вся эта работа — видимая и невидимая — уже проделана, и осталось дождаться благоприятного хода вещей, счастливого момента, когда стране и народу идеология будет каким-то образом "дарована"?

И ещё, говоря о государственной идеологии, мы что имеем в виду: идеологию тех, кто государством управляет и существенно влияет на его стратегию? То есть чиновников, олигархов и их обслугу в СМИ, образовании, культуре? Кроме того, важно, что народ в идеологическом смысле неоднороден. Какая его часть должна быть охвачена общими идеологическими принципами, чтобы идеология считалась общенародной?

Вопросы на этом далеко не исчерпаны. Базовые понятия — ценности, мировоззрение и идеология — нуждаются в растолковании, раскрытии смыслов и, что особенно важно, в выявлении тех слоёв общества и властных структур, которые хотят и могут на них опираться, жить в соответствии с ними и строить стратегию дальнейшего развития.

Идеологический гербарий

За последние лет двести оформилось множество идеологий, ставивших в центр своих концепций различные основания. Например, форму правления (автократия или демократия), или экономическую систему (капитализм, социализм), или положение в спектре политической борьбы (левые, правые, центристы), или философский, моральный базис (либерализм, консерватизм, коммунизм) и т. д.

Эти и другие идеологии описаны, оформлены концептуально и в таком виде существуют в текстах. О приверженности какой-либо из идеологий нередко заявляют политические партии ("либеральная", "демократическая", "коммунистическая" и т. п.), есть и такие, которые обходятся без подобной маркировки, но не без идеологии ("Единая Россия", "Родина", "Партия дела" и т. п.) На одном и том же идеологическом базисе могут возникать разные политические партии и движения с несовпадающими программами, делами и образами целей. Скажем, либеральные партии типа "Союз правых сил", "Яблоко" или ЛДПР, используя в своей лексике одни и те же понятия (свобода, справедливость и т. п.), придерживаются разных взглядов на государственное и общественное устройство. В реальной политической жизни апелляция к идеологическим концепциям — не более чем упрощённая маркировка и рекламно-политический приём. Партии в ходе политической борьбы весьма гибко и прагматично пользуются идеологически окрашенными образами, не слишком заботясь об идеологической чистоте. Хочется спросить: если такое происходит в партиях, то что же происходит в головах граждан? Реальность такова: "классические" идеологии существуют только в текстах, напоминая гербарий с засушенными листьями некогда живых растений.

В головах людей фрагменты разных идеологий сосуществуют как фантастические смеси противоречивых образов, и это не вызывает дискомфорта. У большинства людей, вообще-то, нет природной потребности относить свои взгляды к той или иной идеологии. Мы стремимся оперировать другими представлениями — моральными традициями, следуем сложившимся типам поведения, представлениям о добре и зле, о должном и недолжном. Исходя из этого мы реагируем на политические призывы и платформы, формируем отношение к политическим лидерам. Именно по этой причине идеологи, желая направить нас в нужную сторону, обращаются к базовым ценностям и образно-чувственному восприятию политических программ.

На бытовом уровне мы легко оперируем идеологическими характеристиками: "либерасты", "коммуняки", в ходу и ценностно-мировоззренческие прозвища: "совки", "мракобесы" и т. п. Чтобы потрепаться и выпустить пар, этого бывает достаточно, но чтобы осознанно взаимодействовать со сложными, во многом неочевидными факторами нашей жизни, — нет.

В пространстве этих понятий, вернее, явлений, ими описываемых, мы находимся постоянно, взаимодействуя друг с другом и с государством, обществом. От того, насколько точно и глубоко мы понимаем природу и последствия идеологических воздействий, зависит наше субъективное благополучие, а также судьба страны. Мы находимся в чрезвычайно агрессивном информационном поле, создаваемом в основном СМИ. Это поле всегда идеологизировано, даже если это "просто новости", "просто кино" или передача "про путешествия". Важно не только понимать или чувствовать идеологическую окраску происходящего, но и знать, зачем и кем это делается. В идеологические вихри легко вовлекаются простые граждане: мы до сих пор участвуем в борьбе красных и белых, западников и славянофилов, сталкиваемся по всем иным линиям раскола политической истории. При этом за пределами нашего понимания и внимания остаётся другой вопрос: насколько вовлечена и подвержена влиянию идеологических факторов наша политическая и экономическая элита? В какой мере идеологические конструкты вплетены в конфликты экономических и политических интересов основных действующих лиц государственного управления и бизнеса? Влияют ли идеологические мотивации на стратегии политических элит или это для них лишь один из инструментов управления "народами"? В этой статье мы обозначаем некоторые темы для широкого обсуждения.

Рождение идеологии

Выше задан вопрос, откуда берутся идеологии, и приведено несколько возможных вариантов ответа. Моё мнение: идеология вырабатывается в ходе того, что принято называть общественно-политическим и научным дискурсом (словечко — так себе, но краткости ради будем им пользоваться). Этот дискурс идёт давно и небезуспешно — не только по объёму сказанного и написанного, но и по качеству и глубине мысли. Специфика дискурсов такова, что многоплановые обсуждения, разрозненные публикации, критический анализ идей — всё это довольно долго трансформируется, превращаясь в продукт, пригодный для практического применения как в политике, так и в сфере личного миропонимания. Важными элементами такого процесса являются газетные, общедоступные публикации, вовлекающие в созидательный процесс широкие массы. В этом состоит цель данной и нескольких последующих публикаций, посвящённых проблеме идеологии.

Необходимость выработки идеологии, которая может стать общенародной (термин неточный, но за неимением лучшего пока используем и его), — актуальная задача. И решать её надо не призывами, а понимая, как рождаются, создаются и распространяются идеологии. Становление идеологий проходит определённые стадии. Сначала возникают интеллектуальные продукты неких "мудрецов", центров мысли, вызванные, как правило, тем или иным протестом против социальной практики. Затем они становятся предметом обсуждения, критики в кругу заинтересованных лиц — учёных, политиков. Начинается то, что называют дискурсом: идёт выработка языка описания образов, в том числе и в форме, понятной широким слоям, в которых происходит дальнейшее обсуждение, корректировка. Всё это осуществляется, как правило, на фоне попыток применения идеологических инструментов в реальной жизни и критической оценки их результатов, возникает обратная связь между идеей и её практическим использованием. В качестве примеров можно вспомнить историю становления многих классических идеологий, таких как либерализм, марксизм-социализм, фашизм и пр.

Идеология и цензура

Призывы к введению государственной идеологии часто продиктованы желанием оградить общество от разных "вредных влияний": разрушения одних ценностей и внедрения иных, воспринимаемых как чужие, неприемлемые. У всякой идеологии есть такая функция: провозглашать и отстаивать определённую систему ценностей. Если государство объявляет какую-то идеологию главной, то защитные идеологические меры оно берёт на себя, используя доступные возможности: внедрение соответствующих программ образования и воспитания, контроль за идеологическим, морально-нравственным содержанием ТВ-программ, спектаклей и кинофильмов, книг, статей и пр. К этим — традиционным — сферам цензурной деятельности государства теперь добавляется ещё и пространство интернета, социальных сетей. Такая роль государственной идеологии важна и необходима. Но надо помнить, что именно эта функция идеологий, бывших государственными, послужила одной из причин и катализатором процессов конституционной ломки страны во время революций 1917 года и в период распада СССР. И дореволюционная, и советская цензура, опираясь на господствующие идеологические нормы, существенно влияла на многие стороны жизни. Ограничивая влияние "чуждых ценностей", цензура не только допускала ошибки, ограничивая то, что можно было и не ограничивать, но и использовалась как своего рода инквизиция для расправы с теми, кого считали "чуждыми элементами". Размышляя о том, как на современном этапе следовало бы реализовать цензурную функцию той идеологии, которую хочется сделать государственной, надо не забывать о двойственной природе цензуры и негативном опыте.

Государство и без провозглашения официальной идеологии контролирует СМИ, опираясь на юридические нормы, запрещающие пропаганду насилия, наркотиков и т. п. В сущности, эти нормы — часть идеологии, даже если она напрямую никак не названа. Кроме прямых запретов государство ведёт и фактическое цензурирование, исходя из тех или иных текущих задач и угроз, осуществляя его путём редактирования материалов. Таким инструментом пользуется не только государство, но и идеологически окрашенные персоны, коллективы, группы влияния и т. п. Результаты именно этой работы видны всем гражданам и вызывают призывы к введению государственной идеологии в надежде (мало обоснованной, на мой взгляд), что государство в достаточной мере отражает интересы народа и встанет на их защиту.

Ум с сердцем не в ладу

Наше отношение к окружающему миру всегда окрашено эмоционально: от простой эмоции "нравится — не нравится" до более сложных переживаний, составляющих целый спектр чувств и эмоций: гнев, обида, агрессивность, радость, восхищение, удовлетворённость… Среди явлений окружающего мира, пробуждающих эмоции, есть как природные, так и те, которые связаны с людьми, обществом, государством, политикой, культурой. Наше отношение к ним складывается из эмоциональной и рациональной составляющих. Эмоциональная включается постоянно, рациональная — не всегда. Рациональная — это стремление понять суть явления, установить его причины, оценить последствия на основе доказательных рассуждений. Нередко, реагируя на что-либо, мы говорим сами себе: я вроде бы понимаю, почему и зачем это делается, но мне это как-то не нравится. Состояние, когда "ум с сердцем не в ладу", мы переживаем довольно часто: в отношениях с другими людьми, с государством, его политикой. Даже когда мы "в целом" поддерживаем политику власти, многие конкретные дела, фактическая реализация политической стратегии на отдельных направлениях вызывают неприятие, недоумение и досаду. Разобраться в причинах таких расхождений непросто. Мы не всегда знаем: то ли мы неверно понимаем "генеральную линию", то ли её "искажают на местах", то ли что-то ещё?

В поисках ответа мы чаще всего удовлетворяемся некой смесью эмоционального и рационального, причём рациональные доводы не выстраиваем всякий раз сами, а просто верим, что они имеются у кого-то, кому мы доверяем (разного рода авторитетам), и принимаем их.

Роль эмоций в политической жизни часто важнее роли логических построений. Скажем, неприязненное отношение одних слоёв населения или народов к другим — мощнейший фактор, приводящий к тяжёлым конфликтам, войнам, гибели людей и государств. Неприязнь нередко носит длительный, устойчивый характер, и когда ясные его причины обнаружить не удаётся, воспринимается как чувство иррациональное. Наряду с очевидными примерами дня сегодняшнего вспомним, к слову, о таком актуальном явлении, как русофобия, описанном И. Шафаревичем сорок лет тому назад, в котором особая роль агрессивного агента принадлежит так называемому малому народу, охваченному иррациональной ненавистью к некоторым важным аспектам окружающего мира и стремлением к их уничтожению. В действительности подобный волевой настрой, возникающий у некой социальной группы, есть вполне рациональное следствие идеологического — ценностно-мировоззренческого — воздействия его собственных внутренних социальных установок, возникших чаще всего вполне целенаправленно в силу особенностей этой группы или целей тех, кто кодирует их сознание. Технология воспитания ненависти к другим народам известна давно и широко применяется.

В основе наших переживаний и размышлений лежат ценности и цели, мировоззрение и идеологии, под воздействием которых мы оказываемся. Такие компоненты нашего сознания (личного и общественного) не являются неизменным набором устоявшихся представлений, это динамичное "варево", складывающееся на протяжении жизни или под воздействием текущей ситуации, — это смесь личного опыта и здравого смысла с внешним влиянием.

Многообразие неопределённостей в восприятии и эмоциональная чувствительность в ощущении относятся ко всем социально-политическим явлениям: от радикального изменения государственного устройства до его последующих трансформаций и корректировок ценностной матрицы общества, базового мировоззрения, идеологических конструкций. С помощью этой триады (ценности, мировоззрение, идеология) общество ведут туда, куда ведут: идеологии — это дудочки крысоловов, мировоззрения — мелодии, ценности — нотки, из которых всё сложено.

Сравнение это не лишено оснований, но не свободно от недостатков. Дудочка видна, мелодия и нотки слышны и различимы. А вот ценности, мировоззрения и даже идеологии вроде как и видны, и слышны, но не очень отчётливо — как аморфные расплывчатые призраки. Это при том, что в нашем сознании существует немало образов и эмоций, связанных со словами "либерализм", "демократия", "социализм", "нацизм", "религия", "наука" и т. д. Смыслы этих слов описаны в учебниках, но слова, звучащие (в разных контекстах) повсеместно, порождают в индивидуальных сознаниях неодинаковые последствия. Повторю: имеются в виду не статьи, раскрывающие смысл этих понятий, а те продукты нашего сознания, которые возникают под воздействием явлений политики и культуры — книг, фильмов и спектаклей, процессов в экономике, внешней политике, в утверждении и распространении норм общественного и личного поведения, эталонов вкуса, оценки событий прошлого в описании истории страны.

Идеология и чаяния

В какой мере оправданы наши ожидания в связи с надеждой на внедрение официальной идеологии? Нет ли в этом какого-то подвоха: то ли идеологию "не ту" назначим быть официальной, то ли те, в чьих руках она окажется, станут решать свои, а не наши задачи?

На эффективность государственной идеологии мы уповаем, вспоминая опыт СССР — государства идеологического, использовавшего идеологические нормы как своего рода фильтры и эталоны, сравнение с которыми должно было отбирать всё, что им соответствует, и тормозить, отвергать то, что не соответствует. В экстремальные периоды, такие как войны, поиск и становление новых форм государственного устройства и т. п., этот метод принятия стратегических решений нередко оказывался эффективным. Но всегда проявлялась и его обратная сторона: сужение спектра возможных подходов к постановке целей и выбору методов их достижения, что приводило к торможению развития и, в конечном итоге — привело к гибели государства. Мог ли исход быть иным? Видимо, да, но это умозаключение носит теоретический характер, к тому же не подкреплённый сколь-нибудь глубокой конструктивной аналитикой опыта социалистического строительства в СССР: научный анализ пока ещё не проводился, его заменили безапелляционным приговором и пропагандистской травлей, растянувшейся на долгие годы вплоть до дня сегодняшнего. Тем не менее мы помним, что советская система была "заточена" на решение социальных — общенародных, коллективистских по своей сути — проблем.

Размышляя о возможной эффективности государственной идеологии сегодня, важно понять особенности современного государственного устройства России, связь элементов госуправления с идеологически окрашенными образами, распространёнными, с одной стороны, в обществе, с другой — в клановых структурах и среде персон, принимающих решения, влияющие на жизнь страны. Выскажу в связи с этим предположение, что та "общенародная" идеология, о которой грезится, внутриклановым коалициям и их лидерам не нужна. Многие исходят в своих решениях не из идеологических установок, а из прагматических ситуативных задач, среди которых личные интересы преобладают над общественными, а общественные принимаются во внимание лишь в связи с наличием или отсутствием угрозы интересам личным. К тому же и внутренняя жизнь нашей политико-экономической элиты не свободна от серьёзных противоречий. Не только обычной для их способа жить внутривидовой борьбы, но и специфических напряжений, характерных для российского капитализма. Строительство сословного общества находится в зрелой, очевидной фазе. Есть две разные по происхождению и сути части элиты. Одни — кто хапнул собственность в 1990-е, обладает наследуемыми активами и высоким уровнем пассивного дохода. Вторые, кто сидят "на кормлении": чиновники разных уровней, руководители госкомпаний. Они (порой — на взятках и откатах) накопили огромные капиталы (зачастую — "чёрные" и "серые") и пытаются влиять на политику государства. Они тоже хотят устойчивого, прогнозируемого будущего для себя и своих потомков. Один из вариантов решения — передача должности (места кормления) по наследству — похоже, уже начинает воплощаться. Ценностные приоритеты у этих групп схожи: богатство, власть и устойчивость (безопасность) пользования ими. В связи с этим общенародная патриотическая идеология может быть ими допущена к распространению, чтобы воодушевлённый народ, защищая и развивая свою страну, защищал и базис благополучия элиты. Такое фундаментальное свойство государственного устройства — расхождения и совпадения менталитетов народа и элиты — следует учитывать в идеологическом дискурсе.

Ценности и идеология

Ценности — базовая часть любой идеологии. Если я неосознанно и при этом негативно реагирую на какие-то идеологические призывы или образы, значит, оказались задеты мои ценности. Они лежат в глубинах сознания и подсознания, мы о них чаще всего не думаем, не ведём их перечень, но сигналы одобрения или неодобрения от них поступают. Безоговорочно доверять этим сигналам не следует, они служат для того, чтобы напомнить о необходимости обдумывания, размышления. Ценности, "загружаемые" в наше сознание, приходят в самых разных формах: сказок и поучений в детстве, школьных предметов, образов и поступков киногероев, в ходе убедительных объяснений происходящего разными экспертами по ТВ или просто развлекательных программ, наконец, они со всей силой вдалбливаются рекламой. В сознание ценности проникают не сами по себе, а с помощью людей, стремящихся их туда внедрить. И мы чаще всего не очень-то хорошо себе представляем, чем нас окормляют и к чему это может привести в смысле изменения нашей ценностной матрицы. Мы стоим на зыбкой почве, окружённые подвижными ориентирами. Поэтому нам надо постоянно ощупывать и оценивать пространство, стремиться к осознанию местонахождения и направления движения. Пытаться понять, в смеси каких идеологий мы существуем, на каких мировоззренческих платформах стоим, каких ценностей придерживаемся, а какие утратили. Мы должны время от времени "поверять алгеброй гармонию", подвергать рациональной оценке свои эмоциональные порывы, пробуждённые дудочниками, пытаясь тем самым привести в гармонию ум и сердце.

Надо задавать вопросы. Скажем, нас призывают придерживаться традиционных ценностей. Мы слышим такие призывы уже не только от общественных деятелей, но и от ведущих политиков, от президента страны. Что такое традиционные ценности? Слушая общественных деятелей, их пропагандирующих, мы можем решить, что речь идёт прежде всего о религиозных, православных ценностях. Допустим. А как к этому относиться неверующим или представителям других религий? У атеистов есть традиционные ценности? У коммунистов? А у советских патриотов, относящихся к религии и церкви нейтрально-позитивно? Если мы не хотим аксиомахии — битвы ценностей — на поле традиции, надо найти и принять компромиссные взаимоприемлемые решения, эмпатичные линии поведения и ценностные образы. Делать это надо: мы один народ, состоящий из людей с несовпадающими ценностными матрицами, из которых надо собрать нечто общее.

Или вопрос о патриотизме. Он непрост: любовь к Родине и государству — одно и то же или нет? Где границы моей Родины, если я родился в СССР? Если я русский патриот, то объектом моей любви и преданности является весь Русский Мир, но это понятие не географическое и не юридическое… Ещё одно важное — и модное — понятие: евразийство. Чем отличается русская идеология от евразийской и может ли русско-евразийская (или шире: цивилизационная) идеология стать государственной? Как на идеологическом уровне увязывать ментальные пространства с территориями, государственными границами? Какой должна быть — а она необходима — идеология суверенитета? Вопросы важные, и заменять их формулами, похожими на мантры, можно, если не иметь в виду достижение результата в практической политике и жизни, а ограничиваться увлекательными рассуждениями на умственных посиделках.

Ещё вопрос: если некто критично относится к политической жизни России последних трёх десятилетий, не принимает многое из того, что происходило и происходит, то где те красные линии в его личной матрице ценностей, преступать которые не следует, ибо за этим — предательство по отношению к чему-то, что предавать нельзя? Где аналогичные красные линии в пространстве идеологии и общественной, культурной жизни? Можно или нельзя, скажем, слушать и ходить на концерты певца или певицы, который выступает "против"? Как себя вести в этом сложном пространстве идей и морали, если россиянин живёт не в России, но ощущает себя русским патриотом? Как к этому приспособиться, если жизнь требует компромиссов, где грань между адаптацией и предательством? Причём не только на внешнем поведенческом контуре, но и в разговоре с самим собой, со своей совестью, с духовным стрежнем предков, семьи?

Эти и многие другие вопросы не должны остаться за пределами дискурса об идеологии.

Субъекты идеологии

Вопрос о носителях идеологий важный, болезненный и на определённом уровне публичной аналитики — почти табуированный. Наше общество весьма неоднородно, причём неоднородность эта имеет место в самых разных измерениях: имущественное положение и близость к власти, уровень образования и культуры, этничность, религиозность и многое иное позволяют выявлять и описывать разные социальные группы. У некоторых из них легко различить общность или близость взглядов по многим вопросам, у других не всё столь очевидно. Практическая социология накопила большой материал для анализа отличий и сходства в системе ценностей и в отношении к политическим процессам в разных группах, различающихся по многим параметрам: от возраста и пола до национальной или религиозной принадлежности. Ведя разговор об идеологии и мировоззрении, мы редко принимаем во внимание важные особенности того, кто на практике осуществляет идеологическое воздействие. А это стоит делать. Если кто-то — влиятельный в силу богатства и близости к власти, авторитетный — в силу учёных степеней и занимаемой должности, обаятельный и харизматичный — в силу красоты лица, тела, голоса или оказывающий воздействие иными средствами, если он кого-то хвалит или ругает, что-то советует делать, а что-то не делать — постарайтесь присмотреться к его персональным особенностям и оценить возможную близость и расхождение ваших ценностей, мотиваций и целей. Подумайте, не относится ли он к специфической субкультуре? Не упрощайте, думая: он такой же русский, россиянин, как и я. В русской культуре, в российском обществе сосуществуют различные субкультуры и, соответственно, социальные страты, отличающиеся на базовом, ценностном уровне, что во многом обусловливает идеологические симпатии и антипатии. В непубличном контексте мы можем услышать, например, что "все евреи — либералы", "мусульмане — фундаменталисты", "русские — красно-коричневые" и много других подобных гиперобобщений. О существовании субкультурной структуры российского общества и её связи с пространством идеологий надо непременно говорить, только не на уровне бытовых реплик, а профессионально и ответственно. Мелодия дудочника может звучать прелестно и даже называться хорошими словами, но ведёт он туда, где ему, возможно, и будет хорошо, а нам с вами — гибель.

Обозначив несколько аспектов обсуждения возможной общенародной идеологии, мы далеко не исчерпали тему и надеемся, авторы и читатели газеты примут активное участие в дискуссии.

Среди возможных актуальных тем, например, антисоветская идеология. После распада СССР возникло 15 антисоветских государств: во всех антисоветизм стал идеологической доминантой, не является исключением и Россия. В связи с этим важно понять, в какой мере это нас как страну и народ ослабляет и в какой укрепляет? Является ли антисоветизм позитивным ресурсом? Близкая к этому тема: русский и советский патриотизм. Достаточно ли в качестве позитивного события выбрать и взять на идеологическое вооружение одну лишь Великую Победу, отказавшись от обращения к множеству других факторов и причин для гордости и опоры в сегодняшнем созидательном труде? Кому сегодня выгоден антисоветизм?

Представляется важным рассмотреть, в частности, такие темы, как идеология и мировоззрение, какова их взаимосвязь и взаимовлияние? Актуальным является анализ современной агитационно-пропагандистской работы с идеологической точки зрения. С этим связаны как проблемы информационной гигиены ("фильтрации базара"), призванной сохранить социальное здоровье, так и более важный аспект: пропагандисты — не аналитики и не идеологи. Но они могут убедительно действовать на этом поле и, стремясь делать свою работу так, чтобы начальству нравилось, заводить общество — все его слои, в том числе и управленческие — не на самые выигрышные позиции в текущей идеологической борьбе. Упомянем и такие животрепещущие темы, как идеология и современные технологии, в частности, цифровые, — старая тема о связи идеологии и науки должна продолжиться с учётом современных реалий.

Размышляя над этими и другими вопросами, попытаемся разобраться в некоторых сложностях, попробуем предвидеть последствия нашего взаимодействия с политическими реалиями, постараемся с большим вниманием и бережностью обращаться к памяти о собственной прожитой жизни и жизни страны. Словом, попытаемся приобщиться к искусству жить в эпоху перемен.

Сергей Белкин