Злодеи-передовики в СССР и почему спортсменам дарили «бесплатные» квартиры

1. В советское время народ призывали к трудовым подвигам, вокруг превозмогания была выстроена значительная часть советской пропаганды. Оно и понятно — неумелый менеджер, повышая эффективность коровы, обычно начинает со стратегии «чаще доить и меньше кормить». Получается обычно плохо, так как даже если удаётся вынудить работников к ударному труду, в итоге вылезают неприятные и дорогостоящие побочки. Инженер-нефтяник рассказывает (ссылка):
 

Когда-то давно, еще на самой заре карьеры в нефтянке, мне пришлось работать со старым мастером во всех смыслах этого слова. Ему тогда уже было почти 60, а мастером капитального ремонта (КРС) он работал 30 с хвостиком лет.

Приехали на скважину, она была пробурена ещё в 1970-х годах, но по какой-то причине стояла в простое несколько десятилетий. Почему – не знаю, но такое бывает. Иваныч, назову мастера так, берет план, читает и говорит: «Ну все, воткнёмся мы с это скважиной». Я беру план, читаю – и не могу понять причины, почему Иваныч так решил.

– С чего ты так решил, Иваныч?
– Посмотри дату сдачи в эксплуатацию.

Я читаю и вижу красивую дату – 7 ноября 1977 года. Тут Иваныч говорит: «60 лет Великой Октябрьской социалистической революции. Представляешь, какие гонки были, обязательно понаделали дел. Так всегда бывает, особенно если бурил какой-нибудь герой или ударник труда, сталкивался я с такими». Все это было произнесено с желчью, что не знай бы Иваныча то я бы заподозрил его в банальной зависти. Но нет, он был не такой.

Его слова оказались пророческими. Веселье началось сразу. Скважина была «консерва», то есть законсервирована. Во время консервации над нефтеносными пластами ставят цементный мост, то есть заливают определенный участок скважины цементом, чтобы наружу не прорвалась нефть и газ.

Чтобы разбурить цементный мост на трубах спускают винтовой забойный двигатель и долото. Трубы измеряют и считают, чтобы не ошибиться глубиной и воткнуться со всей силы в мост. Подсчитал, спускаем и бабах, жёсткая посадка, ещё не спущено пять труб! Иваныч звонит в цех, там орут, что мы – неумехи, не умеем считать, Иваныч в ответ посылает их всех орёт в трубку, чтобы приехали на комиссионный подъем.

Начинаем поднимать, все подсчитано и записано в журнал точно, но в плане работ указана глубина моста на целых 53 метра ниже. Начальство похмыкало, пожало плечами, сказало «Бывает» и уехали даже не извинившись, не барское это дело.

Дальше-больше. После того, как пробурили мост, – что оказалось непросто, потому что каким-то образом к красной дате в нём оказались мелкие железки типа гаек, разбуривать их проблематично, – начали спускать пакер. Перед этом спустили скребок колонный (скрепер). Это такое устройство с лезвиями, которые прижимаются к стенке сжатыми пружинами.

С его помощью со стенок снимают известковую и цементную корку, парафинистые отложения, соли и так далее. Спустили и мы, начали скребкование, чувствуем, что он ходит свободно. По идее должны быть изменения веса на электронном индикаторе, так как ножи упираются в стенки колонны. А тут ничего. Сообщили в цех, мол так и так, болтается свободно, как будто вообще не касается стенок скважины. Там похмыкали и велели спускать пакер.

Начинается самое вкусное, спускаем пакер – специальное устройство, которое позволяет разобщить части ствола скважины. <…> …пакер выпускается разных размеров. Если диаметр будет меньше колонны – то он не сядет, если больше – то не зайдёт.

Начали спуск, доходим до колонны и пакер не садится. В цеху ор, мат, Иваныч орёт тоже, никто не знает, что делать и почему так получилось. Бригаду обвиняют, что мы плохо проработали интервал посадки, поэтому и скользит пакер по стенкам и якоря не срабатывают.

Поднимают пакер – всё нормально, он чистый. Были бы наслоения парафина или грязи – весь пакер был бы в них. Спускают новый – опять нет посадки. Начали появляться подозрения, что в скважину просто спущена другая обсадная труба, а не та, которая указана в паспорте. Приехали геофизики, отработали – так и есть, вместо 140 трубы спущена 146. Поэтому и бултыхался скребок не касаясь стенок, поэтому и не сел пакер!

Был скандал, но вся проблема в том, что кого-то обвинить и наказать уже некого. Люди давно на пенсии, прошло почти три десятилетия. Махнули рукой и кое-как её запустили в работу.

Иваныч после этого спросил меня: «Ну что, убедился? Я же говорил, что если красная дата, передовик или герой – то жди самой дикой дичи». А что тут сказать, он оказался прав, сразу видно человека с огромным опытом.

2. Были, конечно, и передовики, которые работали нормально. Добивались хороших показателей не яростными ударами кувалды, а тщательным планированием и ответственным трудом. Проблема была в том, что сразу после этого нормировщики увеличивали норму — зарплата в итоге оставалась прежней, а работать за эту зарплату приходилось больше. Поэтому передовиков считали в СССР опасными дураками, которые портят жизнь и себе, и всему коллективу. Цитирую Сергея Цветкова (ссылка):
 

Советская власть строго следила, как бы кто-нибудь случайно много не заработал. А советский рабочий знал, что если он будет работать больше, то ему «родное государство», «где он хозяин», срежет расценку и увеличит норму.

[Журнал «Знание-сила» 6/1986]: Из интервью, взятого у работницы фарфорового завода: «У нас в цехе провели собрание, и начальник отдела труда и заработной платы разъяснил нам, что нельзя нормы выполнять больше, чем на 120 процентов… «Не нагоняйте, женщины, высокий процент, сказал он нам, а то нормы пересмотрим». Сознательные работницы послушались, но в цехе есть несколько выскочек. Они приходят на работу раньше всех, а уходят последними. Из-за них нам пересмотрены нормы на многие изделия. Я попросилась на повременную оплату, так как нет смысла работать сдельно».

Из интервью с работницей кожевенно-обувного предприятия, которая оказалась «виновницей» пересмотра норм: «Я знаю, что больше 160 рублей зарабатывать не разрешают, говорят, 200 рублей – это мужская зарплата, а не женская. Но летом народа было мало, и мастер просила меня поработать побольше. Я получила два месяца по 240 рублей, а потом нормы пересмотрели».

Корень проблемы заключался в том, что социализм — это строй временщиков. Хозяина, который мог бы оставить себе заработанные «излишки», при социализме нет, идеология не предусматривает. Система была так устроена, что за перевыполнение плана приходилось страдать на всех уровнях, даже на уровнях руководства. Цитирую из известной книги Александра Прохорова:

Заинтересован ли начальник цеха (да и директор завода) в том, чтобы позволить рабочим перевыполнять нормы как им заблагорассудится? Как только советское предприятие резко увеличивало процент выполнения плана (более чем на безопасную величину — 3-5% в большинстве отраслей) или снижало себестоимость, вышестоящие органы увеличивали ему план и снижали плановые затраты. Любое предприятие находилось в таком же положении, как и отдельный рабочий, — если перевыполняешь норму, будешь наказан.

Почему так действует плановое управление министерства? Потому что над министерством есть Госплан, а над Госпланом — отраслевой отдел ЦК КПСС, и на всех уровнях перевыполнение плана экономически наказуемо вышестоящей организацией. Над каждым начальником есть свой начальник, в отношении которого приходится проводить политику утаивания резервов. Это оптимальная линия поведения каждого звена управления. Что обнаружится, если в поисках злодея, устроившего эту бредовую систему, подняться на самый верх управленческой пирамиды, на уровень генерального секретаря? Точно такое же отсутствие свободы маневра и невозможность что-либо всерьез изменить, так как самое вышестоящее в стране лицо поставлено на этот пост по сговору других лиц и вынуждено поддерживать баланс различных сфер, министерств, ведомств, служб, обременено внутри- и внешнеполитическим проблемами.

Ни на одном из уровней иерархии нет такого управленца, которого можно было бы прижать к стене и доказать ему — дурак, себе же во вред делаешь! Никто ничего не делает себе во вред.

3. Владимир Снигур пишет в комментариях на Дзен (ссылка):

Я когда-то интересовался воспоминаниями бывших советских футболистов, футбольных «звезд» времён моей болельщицкой юности. Они, обсуждая свои профессиональные дела, писали как бы межу прочим: «Тренер уговаривал меня перейти в его московскую футбольную команду, обещал квартиру в Москве, обещание сдержал».

Такая же история с футболистами и тренерами команд Ленинграда, Киева и других городов СССР. Причем, в комментах болельщиков к статьям футболистов это воспринималось как само собой разумеющееся, что меня немножко удивило.

Оказывается у советских спонсоров команд были резервы квартир, которые они «дарили» по своему усмотрению.

Когда я слышу о справедливости в распределении благ из общего советского котла, об очередях на жилье, о советских контролирующих органах, которые следили за справедливым распределением – мне становится смешно. Интересно было бы почитать воспоминания этих советских спонсоров.

Переманивали ведь не только футболистов, но и других спортсменов. И не только спортсменов. И на всех был резерв квартир?

Действительно, звучит не очень-то справедливо. Сейчас, при капитализме, всё просто: плотник хорошо трудится, строит дома, получает хорошую зарплату сообразно своему труду. Накопив нужную сумму, плотник покупает себе квартиру или дом. Честно и понятно.

При развитом социализме, однако, плотник много лет стоит в очереди, а «бесплатную» квартиру, на которую он в наше время давно бы уже себе заработал, отдают молодому спортсмену в качестве взятки за переезд в другой город. Поправьте меня, если я ошибаюсь, но мне кажется, что советский плотник был такой системе распределения квартир не очень-то рад.