У Деррида за пазухой. Как христианские теологи искали пути взаимодействия с философиями постмодернизма
Источник «невозможного дара» или «наука о несуществующих сущностях»: отношения между христианскими теологиями и постмодернистскими философиями далеки от прямолинейных. А кто из теологов считал необходимым диалог между ними?
Почему деконструкция может быть «благословением» для религии? Как христианские богословы отреагировали на философию Делёза? Какова связь между философией Фуко и христианской идеей первородного греха? Разбирается Филипп Никитин.
Постмодернизм принес в наш мир много перемен. У одних он вызвал вопросы, другим предоставил новые перспективы. Одним из сообществ, которые постмодернизм заставил переосмыслить себя, стал христианский мир. С его появлением перед последователями Иисуса встал вопрос: что делать? И он был неизбежным, ведь, как известно, постмодернизм отрицает истину и метанарративы. Христиане утверждают, что Иисус есть истина. Христианство представляет собой метанарратив. Конфликт провоцирует и идея смерти автора. Фундаменталистские течения христианства считают, что у библейского текста один авторский смысл, они ставят задачу его отыскать и представить своим общинам как единственно правильный. Часть христианского мира, сразу и не вникая, отвергла идеи постмодернизма, другая принялась читать Фуко, Лиотара, Делёза и Деррида, во-первых, чтобы дать христианский ответ на их идеи, во-вторых, чтобы использовать их тексты в качестве нового интеллектуального инструментария для осмысления христианской жизни, богословия и места церкви в обществе.
Постмодернизм на пути христианина: за и против
Джеймс Смит, христианин реформатского исповедания, в книге «Церковь и постмодернизм. Как найти место в церкви Лиотару, Фуко и Деррида?» фиксирует отношение к постмодернизму в среде верующих людей следующим образом:
«В современной церкви идея постмодернизма воспринимается и как яд, и как лекарство. Некоторые считают постмодерн смертельным ядом для христианской веры, новым врагом сродни секулярному гуманизму; они демонизируют его, пугая страшными последствиями. Другие видят в постмодернизме веяние тихого ветра Духа, посланного оживить сухие кости церкви».
В западноевропейском христианском мире на постмодернизм активно отреагировали два движения: «Появляющаяся церковь» (Emerging church) и «Радикальная ортодоксия».
Первая, ориентируясь на культурные изменения, стремится донести до постмодернистского общества благую весть. По словам философа Елены Степановой, Emerging church «более чем какое-либо другое направление в современном христианстве использует постмодернистский дискурс в своих теоретических и практических изысканиях». Значительная часть богословов, представляющих «Появляющуюся церковь», считает, что церковь может извлечь большую пользу из постмодернистской критики, однако должна воздержаться от того варианта решения проблемы, который постмодернизм предлагает. На русском языке об этом движении можно подробно узнать из книги доктора философских наук и богослова-пятидесятника Романа Соловия «Появляющаяся церковь. Евангелическое христианство перед вызовом постмодернизма».
Главным лицом второго движения является англиканский теолог Джон Милбанк. Его книга «Теология и социальная теория. По ту сторону секулярного разума» является манифестом «Радикальной ортодоксии». Посыл последней — возвращение к средневековым истокам, где разум и откровение едины. Богослов Анатолий Денисенко пишет, что миссия движения состоит в том, «чтобы преодолеть пафос современной теологии и восстановить в терминах постмодерна возможность существования теологии как метадискурса». Сам Милбанк в интервью от лица движения заявляет:
«Мы последовательно работаем с новым нигилизмом, которым является постмодернизм, не сбрасывая его со счетов, и стараемся найти аргументы против него, одновременно кое-чему от него научаясь».
Радикальная ортодоксия — одно из направлений постмодернистской теологии.
Идеи Деррида («нет ничего кроме текста»), Фуко («власть‑знание») и Лиотара («недоверие к метанарративам») на первый взгляд вступают в конфликт с христианской верой. Джеймс Смит, редактор серии «Церковь и постмодернистская культура», считает, что это не так, видит в этих тезисах возможность для нового возвещения христианской истины и провозглашает:
«…фактически все эти утверждения имеют глубокое сходство с основными христианскими утверждениями».
Реформатский богослов Дональд Карсон в статье «Опасности и привлекательные стороны постмодернизма» пишет:
«Осведомленные христиане не будут делать из постмодернизма или модернизма ни идолов, ни демонов. Хотя оба направления основаны на твердых идолопоклоннических предпосылках. Как в одном взгляде, так и в другом есть положительные стороны, которые, при правильном использовании в христианском мировоззрении, позволят более плодотворно влиять на мир, в котором мы живем».
Христиане и текст
Христианство во многом является религией книги. Вопрос интерпретации Священного Писания — чрезвычайно важный для христиан. История или идентичность некоторых конфессий и деноминаций покоится на ряде библейских текстов, которые в той или иной мере определяют практику их приверженцев. Примером может послужить пятидесятничество с его акцентом на Святом Духе.
Сама Библия неоднократно говорит о чтении Писания. Иоанн в своем послании так передает слова Иисуса, обращенные к иудеям:
«Исследуйте Писания, ибо вы думаете чрез них иметь жизнь вечную; а они свидетельствуют о Мне».
Деяния апостолов сообщают, что последователи нового учения из города Вереи «…были благомысленнее Фессалоникских: они приняли слово со всем усердием, ежедневно разбирая Писания, точно ли это так». В общинах современных российских евангеликов существует отдельный вид богослужения, который посвящен изучению Библии и называется «разбор Слова».
Примером того, как сегодня христиане обращают внимание на проблему интерпретации текста, является запись в телеграм-канале евангельского христианина-баптиста:
«Текст — это ткань мыслей, выраженная в форме систем языковых символов. Поскольку язык создается, развивается и меняется, то есть находится в постоянном движении, в разных временных контекстах или даже в одном временном периоде одно и то же слово может обретать различные оттенки и значения в зависимости от ситуации, дискурса и нарратива <…> Как только мысль становится текстом или речью, у читателя или слушателя появляется необходимость в интерпретации. Вероятность правильного истолкования будет зависеть от того, насколько адресат или читатель знаком с языковой областью, контекстами и личностью автора <…> Еще важно заметить, что я писал о проблемах понимания текстов вообще. Если Библия не относится к категории „просто текста“, то, вероятно, не все изложенные методы получится к ней отнести».
Христиане и Деррида
Жак Деррида является ключевой фигурой, когда речь заходит о влиянии постмодернизма на вопросы интерпретации Священного Писания. Историк и библеист Алексей Волчков в диссертации «Теологические аспекты критической герменевтики Жака Деррида и ее роль в библейских исследованиях» пишет:
«Сразу после появления первых работ Жака Деррида идеи французского мыслителя начинают оказывать влияние на христианскую теологию. Ряд богословов предпринимают попытку ревизии христианского богословия в свете идей Деррида. Наиболее серьезное влияние постструктурализм оказал на те разделы христианского богословия, которые были связаны с вопросами интерпретации текстов, то есть на герменевтику и экзегетику Библии».
Деррида полагал, что любое знание сконструировано лингвистическими средствами. Вместо поиска одного верного содержания текста на первый план выходит субъективная игра идей, образов и смыслов, которая связана в первую очередь с интересами читателя. Французский интеллектуал критиковал логоцентризм западной философии познания. Это означало деконструкцию того, что основывается на логосе: понятий «истина», «Бог» и «объективная реальность». Как отмечает Роман Соловий, «вслед за Деррида постмодернистские богословы критикуют акцент консервативного богословия на устном и написанном слове, расценивают его как логоцентричный продукт модернизма».
В экклезиологии, одном из направлений богословия, деконструктивизм привел к сомнению относительно привилегированной роли церкви, а также к отказу от идеи церкви как сообщества с особым статусом.
Православные богословы не остались в стороне от осмысления постмодернизма. Наиболее заметными являются американский интеллектуал Дэвид Бентли Харт и профессор философии Колледжа Святого Креста (США) Джон Мануссакис.
Работа Харта «Красота бесконечного: эстетика христианской истины» получила положительные отклики католических и протестантских теологов. Вместе с тем она осталась почти незамеченной в православном сообществе. Православный теолог в контексте целей своей книги дает такое определение и христианскую оценку новой культурной реальности:
«…[постмодернизм] означает некую территорию в современной интеллектуальной культуре, общую конвергенцию различных идеологий и методов <…> постмодерн указывает на утреннее изумление, следующее за ночным забвением: Запад наконец-то пробуждается от кошмара философии, изгоняя даже последние призраки просветительского разума, дабы радостно открыть несводимо эстетический характер и окончательную безосновность „истины“. В мире неуправляемого плюрализма, составленного из бесконечной множественности нарративов, не может быть никакого главного метанарратива <…> нет никакой всеобъемлющей диалектики <…> Христианскую мысль эта перспектива отнюдь не приводит в уныние. Ведь если Бог действительно стал отдельным человеком, то Истина низошла, чтобы стать отдельной истиной, от чьей исторической случайности нельзя просто перейти к категориям всеобщей рациональности; а это означает: что бы ни подразумевали христиане, когда они говорят об истине, последняя не может просто вовлекать в насильно-диалектическое извлечение абстрактных принципов из неподатливых фактов».
Евгений Галёна, рецензент книги, отмечает:
«Пожалуй, это одна из немногих книг, которая с такой настойчивостью пытается ответить на вызов постмодерна в области теологии, прибегая к таким уже традиционным для самой постмодернистской философии категориям, как: дар, свидетель, жертва, дистанция, желание, различие. Харт пытается показать, что у патристики есть собственный оригинальный подход к тем проблематикам, которые затрагивает современная философия».
В «Красоте бесконечного» Харт обращается к природе христианской риторики. Опираясь в том числе на Жака Деррида, православный богослов выдвигает тезис о том, что невозможно философскими средствами победить дискурс «насилия».
Джон Мануссакис в своей книге «Бог после метафизики: богословская эстетика» сближается с Деррида, заявляя, что говорить на языке — значит играть в игру. В одной из глав книги, посвященной языку, теолог описывает различные причины, по которым в философии XX века происходило умалчивание Бога. В этой связи он обращается к раннему творчеству французского интеллектуала.
Деррида считал, что христианское апофатическое богословие является псевдоапофатикой. Мануссакис отвечает:
«…с христианской апофатикой все не так просто, как выходит у Деррида <…> апофатизм, унаследованный от неоплатоников и модифицированный христианскими авторами, не позволяет никакого сравнения — даже гиперболического — между Богом и творением, настаивая на их радикальной несоизмеримости, благодаря более последовательному и дерзновенному пониманию отрицания, чем мог бы себе представить всякий деконструктивизм».
На основе метода деконструкции ученик Деррида, авторитетный католический теолог Джон Капуто, создал деконструктивную герменевтику.
Капуто видит в философии своего учителя религиозную доктрину, усматривает в деконструкции родственность с «духом Реформации» и считает, что «деконструкция — это благословение религии, она оберегает ее от фанатизма и представляет собой возрождение религии».
В книге «Что деконструировал бы Иисус?» он говорит, что деконструкция — это «радостная весть» для церкви. По словам теолога, она служит христианам во благо, ведь из-за этого эпистемология становится менее ограниченной чем-то определенным и познаваемым. А это уже открывает путь к становлению, неполноте и в результате вере.
Деррида у подножия креста
В такое местоположение ставит философа Джеймс Смит в цитируемой выше книге. Так называется один из разделов его труда. Реформатский теолог поясняет контекст и историю фразы «нет ничего кроме текста». Он отмечает, что некоторые христиане, в том числе богословы, воспринимают Деррида как лингвистического идеалиста. Из этого следует, что деконструкция и христианская вера несовместимы, а утверждение, что ничего кроме текста нет, противоречит христианскому исповеданию.
Смит не считает таковым Деррида и выступает против взгляда, согласно которому Евангелие объективно, то есть мы можем посмотреть на описываемые в евангельских текстах события как на «вещи как они есть».
Говоря о взгляде на евангельские события как на толкование, Смит приводит в пример распятие Христа. Сотник, который, согласно Евангелию от Матфея, был свидетелем этого события, после того как Иисус «испустил дух», сказал: «воистину Он был Сын Божий». Смит комментирует это так:
«Евангельские рассказы показывают, что не каждый видит то, что видит сотник. Конечно, все видят и сталкиваются с теми же материальными реалиями — кресты, тела и в конечном итоге трупы, но эти материальные явления становятся текстами, которые нужно толковать. Сотник и первосвященники столкнулись с одними и теми же событиями, но видят их по-разному, что подтверждает мнение Деррида: опыт и события — это дело толкования».
Деррида мотивирует теологов
В позднем творчестве французский интеллектуал обращается к религиозной и этической проблематике. Его идея о «невозможном даре» стала импульсом к появлению оригинальной концепции феноменологии «данности» католического богослова Жан-Люка Мариона — учителя Джона Мануссакиса. Эта концепция выступила фундаментом его теологии.
О значимости Деррида для христиан, осмысляющих свою идентичность в свете постмодернизма, говорят следующее. Согласно авторам книги «Многообразие постмодернистской теологии», эта теология делится на два больших направления, одно из которых, деконструктивистское («а/теология»), покоится в том числе на идеях французского философа.
Делёз и верующие люди
Думающие христиане не могут оставить без внимания тексты Жиля Делёза. В «Логике смысла» он провозглашает:
«Более нет нужды верить в Бога <…> Теология теперь — наука о несуществующих сущностях, тот способ, каким эти сущности — божественное или антибожественное, Христос или Антихрист — оживляют язык и создают для него это великолепное тело [для чистого разума], разделяющееся в дизъюнкциях».
По мнению теоретиков постмодернизма, идея об иерархически центрированном порядке бытия, которую транслирует западноевропейская форма мышления, должна быть переосмыслена.
Постмодернисты в противовес этому порядку предложили такие термины, как «лиминальность», «хаосмос», «ацентризм», «ризома», «номадизм».
Французский мыслитель обращался к религии в контексте номадологии — концепции, которую он разработал вместе с Феликсом Гваттари. Номадизм соотносится с тремя семантико-топологическими ориентациями постмодернизма — децентрированностью, деиерархизованностью и деструктурированностью. Номадологический (nomad — «кочевник») проект являет собой теоретическую программу пересмотра социально-политического порядка, которая акцентирует внимание на ацентрической и антиструктуралистской установках постмодернизма.
Основной тезис концепции заключается в существовании двух противоборствующих теоретических моделей социально-политического порядка: государства — оседлой центрированной структуры, которая управляется законом (логосом), и «номадического» («кочевого») способа организации бытия.
Авторы концепции полагали, что христианство было неотделимо от имперского государства, содействовало идеалу оседлости и, как государственная религия, выступало противоположным полюсом для «номадической культуры».
В книге «Тысяча плато. Капитализм и шизофрения» французские философы пишут:
«…священное место религии — это, фундаментальным образом, центр, отталкивающий темный nomos. Абсолют религии — это, по существу, всеохватывающий горизонт, и если сам абсолют проявляется в особом месте, то предназначен он для фиксации в глобальном крепкого и устойчивого центра <…> религия конвертирует абсолют. В этом смысле религия — это деталь аппарата Государства <…> даже если она обладает могуществом возносить такую модель до уровня универсалии или конституировать абсолютный Imperium».
Анастасия Зубковская в магистерской диссертации «Проблема кризиса христианства в постмодернистской философии и теологии» так обращает внимание на религию в контексте номадологии:
«[в концепции] предлагается переосмысление общественно-политического положения христианства как социального института, включенного в область государственного порядка, и присвоение ему „номадического“ статуса, суть которого состоит в выведении христианства за рамки любых социально-политических структур <…> предлагается, с одной стороны, трансформация традиционного статуса христианства в соответствии с „номадической“ моделью, ориентированной на децентрализацию любых структур. С другой стороны, христианство интерпретируется как „ризоморфная“ неупорядоченная семиотическая система и противопоставляется принципу государственной структуризации, при этом подразумевается разделение государства и религии, что в классической социологической теории обозначается термином „секуляризация“».
Несмотря на противопоставление христианства и разработанной с Гваттари концепции, Делёз давал ему шанс на получение номадического статуса. Для этого христианству нужно изменить вероучение с ориентацией на постмодернистское общество и атеистическое мировоззрение — это позволит ему быть вне любых социально-политических структур.
Христианские богословы обращались к идеям Жиля Делёза. Деконструктивистская теология возникла в 1980-е годы в том числе благодаря номадологическому проекту. Американский богослов, представитель этого направления в теологии и главный редактор Journal for Cultural and Religious Theory Карл Рашке брал на вооружение делёзовскую терминологию. Он полагал, что в результате секуляризации произошла «рассеянность» религиозных символов по всей культурной системе. «Рассеяние религии» в постмодернистской теологии является «детерриториализацией» в понятийном аппарате Делёза.
Рашке считал, что религия является семиотической реальностью, что соотносится с общетеоретическими положениями постмодернизма.
Марк Тейлор, представитель этого же теологического направления, профессор департамента религиоведения в Колумбийском университете и автор книги «Деконструируя теологию», также обращался к текстам Делёза. Он считал, что важным принципом Царства Божьего является равенство. По мнению Тейлора, постмодернистская борьба с центризмом и структурализмом ставит крест на иерархии, создавая единое пространство «гиперреальности». И в этом смысле, полагал богослов, эпоха постмодерна является эсхатологией современности. После нее восторжествует «постхристианская религиозность», которая, как отмечает Анастасия Зубковская, «в духе делезовского „номадизма“ понимается как идеальный тип внеинституциональной конфигурации религиозных символов в „ризоморфном“, секулярном пространстве „общества постмодерна“».
Христиане и Фуко
Мишель Фуко своим творчеством тоже привлек внимание пытливых христианских умов. Французский интеллектуал на своем академическом пути обращался к религии. Например, проявлял интерес к христианской апофатике и побуждал вернуться к «негативному богословию», которое говорит о Боге только в понятиях незнания.
Идея Фуко о связи знания и власти не оставила равнодушными христианских богословов. Философ считал, что за любым дискурсом об истине кроется претензия на знание, а это — насильственное навязывание институтов власти. В таком случае, отмечает Роман Соловий, истина является «всего лишь убедительным рассказом представителей властных структур с целью увековечивания их способа видения и организации естественного и социального мира». По мнению богослова, такая эпистемология фактически не оставляет пространства для провозглашения универсально-авторитетного, объективного значения библейского текста.
Потенциал для христиан в творчестве Фуко разглядел Джеймс Смит, посвятив ему главу своей книги. В ней он размышляет о концепции «власть-знание», опираясь на текст «Надзирать и наказывать». Автор делает попытки ответить на вопрос: что французский философ может дать постмодернистской церкви? Смит полагает, что последователям Христа нужно поучиться у Фуко пониманию того, как глубоко дисциплинарное формирование проникает в культуру. Это позволит христианам открыть глаза, чтобы увидеть реальность. Он поясняет:
«…помимо простого признания того, что культурное формирование — это явление весьма распространенное, нам также надо признать, что искомый результат или цель, на которую направлены эти дисциплины, в корне не соответствуют (и даже противоречат) вести Евангелия и тому, что определено как закономерный конец человечества. Нам нужно признать непоследовательность того, как капитализм позднего периода определяет людей и что говорит о нас христианская вера. Из-за замаскированного характера этого формирования христиане часто не замечают, в кого они превращаются <…> дисциплинарные механизмы „Диснея“, MTV и Gap настолько коварны, что мы [христиане] не осознаем, как их послание и видение задачи человека формируют нашу индивидуальность. Прежде всего, христианам необходимо осознать, что дисциплинарное формирование происходит в культуре, распознать антитезу между пониманием доминантной культуры о человеческом призвании и библейским пониманием нашего первоначального призвания».
Отталкиваясь от теории Фуко, Смит предлагает церкви принять контрмеры и установить альтернативную дисциплину, которая будет способствовать преобразованию в образ Христа. Он призывает церковь установить дисциплину, которая будет нейтрализовывать действия телевизионной рекламы и MTV.
Уделяет внимание Фуко и православный Харт. В своей книге он пишет:
«Богослов, пожалуй, мог бы впасть в искушение истолковать Фуко как невольного феноменолога первородного греха. В конце концов, он (Фуко) часто говорит, кажется, не больше того, что уже предполагается богословием: что мир (world) находится в порабощении у престолов, господств, начальств, властей и сил <…> хотя к этому наблюдению христианская традиция добавляет, что данные силы являются как изначальные или как окончательные лишь внутри того порядка, который они представляют, охраняют и которым управляют — и который преодолен Христом <…> И когда Фуко <…> выражает удивление по поводу сложности и изобретательности власти вопреки отсутствию какого-то объединяющего центра замысла или воли, он рискованно подходит вплотную к описанию греха в богословских терминах».
Серьезная попытка подступиться к Фуко из перспективы реформатского богословия была сделана в 2018 году Кристофером Уоткиным. Первую часть книги автор посвятил изложению идей французского мыслителя, а также его представлениям в философском и историческом контекстах. Во второй части Уоткин анализирует тексты Фуко в свете Священного Писания. Он не только критикует Фуко, но и показывает, чем философ может быть полезен для христиан.
Лиотар и церковь
Жан Франсуа Лиотар, автор книги «Состояние постмодерна», открыл для христиан перспективу и расчистил для них секулярное пространство тем, что определил научную рациональность как языковую игру со своими правилами. Как следствие — христианству представилась возможность вернуться на интеллектуальную арену в качестве полноправного игрока. Голос христиан стал равным, но не господствующим.
Лиотар соприкасается с религией в первую очередь тогда, когда говорит о метанарративах и производных этого понятия — метаистории, метаповествовании, метадискурсе.
Французский философ ставил историю христианства об исполнении Божьей воли на земле и спасении человечества в ряд других метанарративов — всеобъемлющих форм мировоззрения, «объяснительных систем», организующих западное общество и служащих для него средством легитимации.
Интеллектуал призывал к недоверию к метанарративам, оставляя пространство локальным повествованиям, которые принимаются разными сообществами и культурами.
Джеймс Смит в уже упоминаемой книге отмечает, что анализ и критика метаповествований Лиотара имеют важное значение для христианской веры и жизни церкви. Он пишет:
«…христианские философы должны найти в лиотаровской критике метаповествований и автономного разума союзника, который открывает горизонты для радикального христианского свидетельства в постмодернистском мире — и в теории, и на практике. Ставя под сомнение сам идеал универсального автономного разума (который был в Просвещении основой для отвержения религиозной мысли) и дальше показывая, что всё знание укоренено в повествовании или мифе, Лиотар делает относительным (светское) право философии на независимость и таким образом признает легитимность философии, которая укореняется в христианской вере. Раньше такая явно христианская философия была бы исключена из „чистой“ сферы философии из-за ее „инфицированности“ предвзятостью и предубеждениями».
Критика метаповествований, по мнению Смита, имеет большое влияние на публичное свидетельство и христианское служение: постмодерн должен показать новые способы для христианского свидетельства на широком рынке идей.
При этом теолог призывает христиан быть аккуратными и не распространять это свидетельство по-модернистски: навязывать рационалистические доказательства истины христианской веры культуре плюрализма.
В другом тексте Смит пишет, что постмодернистская философия способствует возвращению августинианской эпистемологии, которая исповедует структурную необходимость веры прежде понимания (верю, чтобы понимать). Он отмечает, что большáя часть современных христианских философов не вполне правильно интерпретирует лиотаровское определение постмодернизма как недоверия к метаповествованиям.
Несмотря на то, что Смит находит идеи французских интеллектуалов полезными для верующих, в своей книге он также пишет, что «многое в работе Деррида, Лиотара и Фуко заслуживает критики, особенно с христианской точки зрения».
Постмодернизм стучит в дверь российским христианам
Отечественный христианский мир еще далек от той рецепции постмодернизма, которая произошла на Западе. Приведу лишь некоторые примеры ответа российских христиан на новую культурную реальность. В 2018 году Нижегородская духовная семинария посвятила номер журнала «Дамаскин» теме «Христианство и постмодерн». Говоря о православии, можно также упомянуть книгу Татьяны Горичевой «Православие и постмодернизм», статью Андрея Яхина «Слово о постмодернистской экклезиологии» и диспут богослова Олега Давыдова и философа Светланы Коначевой, в рамках которого обсуждалась «слабая теология» Джона Капуто.
Протестантский мир в лице лютеран ответил переводом книги «Времена постмодерна. Христианский взгляд на современную мысль и культуру». В Анненкирхе, петербургской лютеранской церкви, в 2024 году прихожане в рамках церковных встреч читали Джорджо Агамбена, в том числе в перспективе христианского ответа на вызовы постмодернизма. Попытки так или иначе ориентироваться на идеи, близкие «Появляющейся церкви», делало движение по основанию новых церквей «Дом Отца».
Консервативное крыло евангельско-баптистского сообщества в лице Международного союза церквей евангельских христиан-баптистов (МСЦ ЕХБ) отреагировало статьей «Что дает церковь?», опубликованной в главном периодическом издании Союза — «Вестнике истины». Ее автор производит апологию церкви, поясняя, зачем она нужна, почему важно быть ее членом и что она дает христианину. Ответы на эти вопросы предваряет упоминание «Появляющейся церкви» в качестве антиориентира. Автор этого текста посвятил одну из своих проповедей теме «Эпоха постмодернизма и толерантности». Популярный и авторитетный в этом Союзе проповедник и пастор Денис Самарин периодически упоминал о постмодернизме в своем телеграм-канале, а также записал подкаст по книге Стивена Хикса «Объясняя постмодернизм». Другой представитель Союза оставил у себя в телеграм-канале заметку «Проблемы понимания текста в философской герменевтике», в которой, в частности, упоминает Фуко и Деррида. Молодой христианин пишет:
«Как только мысль стала текстом, нет больше авторского первоначального замысла. Есть только „свободная игра интерпретаций“, где интертекстуальная переинтерпретация текста превращается в произведение читателя. Деррида также подразумевает „бесконечное становление“, где все, являясь текстом, взаимно генерирует новые значимости. В некоторой степени я признаю данные явления, но расцениваю их как проблему. Перед герменевтом как раз и стоит задача, пройдя через напластования деконтекстуализированных современных контекстов, выяснить, что именно подразумевал автор („воскресить его“), а не в том, чтобы посредством современных структур языка деконструировать новый смысл, устранив автора».
Как на низовом, так и на институциональном уровне в российском христианском мире наблюдается повышение интереса к постмодернизму в контексте христианского ответа на этот вызов. Возможно, новым импульсом для ответа послужит книга Капуто «Слабость Бога. Теология события», которая готовится к изданию на русском языке.