Писатель Беседин рассказал о появлении жанра слэшеров

Ровно полвека прошло — сейчас должно быть что-нибудь банальное в духе «как быстро летит время», но оно и правда летит быстро, как копье, брошенное Джиперсом Криперсом, — с тех пор, как на экраны вышла культовая лента «Техасская резня бензопилой». Премьера фильма, которому предстояло изменить кинематограф, состоялась 1 октября в городе Остин, штат Техас. В американский кинопрокат лента вышла 11 октября 1974 года. И когда я говорю «она изменила кинематограф», то нисколько не преувеличиваю.

Как появился жанр слэшера

«Техасская резня бензопилой» действительно задала направление. Пожалуй, она была первой в жанре слэшера, имевшего культовый статус в 70-х годах и первой половине 80-х прошлого века. Затем интерес к этому жанру спал, а после, в середине 90-х, его ненадолго вернул культовый «Крик».

«Резня» была до «Хэллоуина» и «Пятницы, 13-е»; кстати, лично мне первая франшиза нравится больше остальных (вы помните ту музыку Джона Карпентера, да?). В качестве же отправных точек критики называют «Подглядывающий» и «Психо» великого Альфреда Хичкока, но, на мой взгляд, это все же из другой когорты. Да и ленты Хичкока — искусство, а не масскульт.

Опять же, «Резня» не была первопроходцем в жанре съемок псевдодокументального кино, но режиссер Тоуб Хупер (он же продюсер и автор сценария, написанного вместе с Кимом Хенкелом) смог сделать все максимально убедительно.

К слову, ничего более значительного, чем «Резня», Хупер так и не снял. Хотя его «Салемские вампиры» по Стивену Кингу — довольно-таки неплохое кино. А вот Карпентер ухитрился сделать не только «Хэллоуин», но и революционное «Нечто», к примеру.

И раз мы уж тут о носферату, то я всем настоятельно рекомендую недооцененное кино Карпентера 1998 года «Вампиры» с Джеймсом Вудсом в главной роль. Там еще играет Лора Палмер (она же Шэрил Ли).

Революция, сделанная бензопилой

Но вернемся к «Техасской резне». Ясно, что, придумав эту ленту, Хупер и Хенкел знать не знали, что приоткрыли дверь в Nightmare Eldorado. «Резня», как и «Хэллоуин», как и «Пятница, 13-е», стала бесконечной историей.

Ее снимали, снимают и будут снимать. Ну и переснимать, ясное дело, тоже (на этот счет мне вспоминается отличная шутка из второй части «Джея и Молчаливого Боба»).

«Резни» настолько много, неприлично много, что, когда я решил пересмотреть ее аккурат к юбилею, выяснилось, что оригинала (какой позор!) я как раз-таки и не видел. Или видел, но он затерялся среди других впечатлений.

Меж тем зрители, которые лицезрели это ещё в 1974-м, несомненно, ошалели от увиденного. Много ярости, страха, ещё больше насилия и крови. И очень, ну очень много криков: главная героиня по имени Салли орёт подчас так, что самому хочется её побыстрее заткнуть.

Сыграла Мэрилин Бёрнс, что называется, как в последний раз. В целом актёры в «Резне» были не профессионалами, набирали их из разных мест, и они так походили на студентов, решивших сняться в дипломной работе. По её итогам выносили решение: жить им или погибнуть.

Но такая игра добавила фильму неуправляемого безумия. Ощущение такое, будто и не кино уже смотришь, а нечто, вышедшее за рамки задуманного изначально. И в этом, кстати, тоже один из секретов фильма. Полагаю, не надо объяснять, что актёрские судьбы снявшихся в «Резне» не сложились. Они запомнились, если запомнились, всем по одному фильму, а некоторые вообще ушли из профессии; судьба их вышла трагической.

Кинематографически «Техасскую резню бензопилой» есть за что ругать. Более чем. Там и ляпов хватает, и выглядит всё это местами карикатурно и пошло; даже со скидкой на то, что вышло это в 1974 году. Впрочем, нужна ли эта скидка?

Почему-то принято сообщать в комментариях, что старые фильмы ужасов смотрятся ныне скорее забавно, нежели пугающе. Но кто это сказал? Да, в нынешние времена принято заливать зрителя кровью, выпускать героям кишки и использовать бесконечные скримеры, построенные на эффекте шока. Ну и? Что хорошего?

Мастера ужасов из прошлого умели создавать прежде всего атмосферу — и это главное. Вспомните лицо Минни Кастевет в дверном глазке в «Ребенке Розмари» 1968 года. Вспомните музыку Джона Карпентера в его же фильме «Хэллоуин» 1978 года. О Хичкоке, работающем с подсознанием, я вообще молчу. Жуть — это не вопли, когда отрезали ногу и заставили кого-то ее сожрать; жуть — это то, что скребется из закрытого чулана в дальнем углу подсознания.

Впрочем, в «Резне» есть и очевидные кинематографические достоинства. Например, в некоторых кадрах оператор Дэниэл Перл (вот уж точно жемчужина!) являет мастерство высшей пробы и очень оригинально выстраивает план, работая с тенями, бликами, затуманенностью, движением. Хорош, безусловно, и ход с как бы документальностью ленты. Погружает с первых же кадров, когда нам показывают, выхватывая из темноты, разложившийся труп.

Но, безусловно, в первую очередь не из-за кинематографических ухищрений «Техасская резня» стала культовым фильмом, совершив небольшую революцию в массовой культуре. А она сделала именно это.

В нормальности зла

В первую очередь смыслы, которые несёт «Резня», определённо важны и подлежат к обсуждению. Кто-то видит в ленте Хупера аллюзию на вегетарианство — и это тоже. Однако есть там куда более любопытные пласты. Ведь главное, что по-настоящему удалось создателям «Техасской резни бензопилой», — это передать атмосферу нарастающей тревоги, которая обволакивает и постепенно уничтожает, как ядовитый выброс с секретного завода.

Уже в первых кадрах зритель видит падение пухленького юноши из инвалидного кресла. Он слаб, он беспомощен, он раздражён. Чуть позже ему полоснёт руку ножом странный попутчик (hitchhiker), посетивший до этого скотобойню. Позволю себе такой образ: киноэкран, когда мы смотрим на нём «Техасскую резню», подобен желтоватой, застиранной простыне, на которой медленно выступает кровь. И, ясное дело, как в любом ужастике, её хочется побыстрее отдёрнуть, хоть и жутко, дабы узнать, что там, за ней.

Однако сам режиссёр не спешит. Он развивает повествование спокойно, не торопясь. Особый момент — то, как Хупер фиксируется на зубах: они здесь играют роль того, что Жак Лакан называл синтомом. Если же мы обратимся к мистической традиции, то узнаем, что зубы, как считали древние, — это карта грехов человеческих. В том числе поэтому селебрити и политики заменяют свои зубы не своими, как, например, сейчас, прикрывая винирами. Волки в овечьих шкурах на приёме у стоматолога.

Конечно, одна из ключевых тем в «Резне» — это тема американской глубинки, которая плавно перетекает в тему глубинного. То, что прячется внутри, то, что скрыто. Позднее и чуть ли не лучше всех это обыграет Дэвид Линч в легендарном сериале «Твин Пикс». Да, да, совы — совсем не то, чем они кажутся. И в этих вроде бы милых людях, заказывающих себе вишневый пирог и водянистый кофе, скрыто зло, которое пробуждается при определенных обстоятельствах.

Пришло ли оно извне? Или изначально находилось в них? Линч разворачивает великое полотно на этот счёт. «Техасская резня», ясное дело, работает по другим законам — куда более простым и местами даже примитивным.

Однако эта семейка Сойеров — вот в чём акцент — не просто психопаты, но они носители доминантной идеи современного общества о палачах и жертвах. Бубба Сойер распиливает жертв бензопилой, спрятав уродливое лицо за кожаной маской, а уже вскоре старший брат Дрейтон распинает его за никчёмность. Жертва и палач здесь одно; они спаялись в единое уродливое, сатанинским образом проиллюстрировав мещанское выражение «не мы такие — жизнь такая».

И в начале ленты, вместе с титрами, режиссёр отлично даёт сводку новостей («ограблены склепы», «оторваны части трупов», «три резервуара взорвались», «вспышка насилия, вызванная самоубийством» и пр.), из которой мы сразу же понимаем, что всё катится в тартарары — ну и как жить в этом? Помните из советского рока? «Из моря информации, в котором мы тонем, единственный выход — это саморазрушение».

В «Резне» примерно то же самое — только куда страшнее и кровавее. Да и разрушать себя можно по-разному, пуская кровь и доказывая себе, что ты реален, однако куда легче причинять боль другому.

Я не слишком люблю — честно сказать, ненавижу даже, — когда злодея начинают оправдывать внешними факторами. Мол, его довели, и он жертва (помним, да, палач и жертва спаяны в одно?). Например, в ремейках того же «Хэллоуина» (авторства Роба Зомби) это делается постоянно. Однако, безусловно, нельзя отделить Сойеров от общей ткани бытия, от поражённого болезнью социума — они есть часть и его порождение.

Самое жуткое в «Техасской резне бензопилой» — это уничтожение самого понятия нормы. Нормальное ненормально? А ненормально нормально? В этом можно запутаться, да, но именно такая путаница и происходит в обществе, показанном в «Резне», — причем Сойеры запуталась окончательно в дебрях сознания, а оно хрупкое, как детская поделка из спичек.

Неудивительно, что «Техасская резня бензопилой» при всех своих очевидных слабостях и пошлых банальностях прозвучала, а со временем стала культовым фильмом, породив и бесконечное число сиквелов, приквелов, ремейков и, по сути, целый жанр (хотя настаиваю, что для слэшера и хоррора Карпентер и Хичкок сделали куда больше).

Тут цепляют на крюк жертву-зрителя не на ужасные картинки, а на смыслы. И они намного страшнее, чем горы конечностей и литры крови, которые нам явили позднее в бессмысленных ужасах уже нового времени.

«Техасская резня бензопилой» работает в темноте и с темнотой. В чём-то она и есть тьма. В ней слышатся жутковатые звуки, а потом раздаётся отчаянный крик — крик человечества, доведённого до конечной стадии потребления, когда начинают пожирать самих себя.