Придерживаясь направления по компасу, иду террасами сопок. Близится вечер и пора подумать о ночлеге. Спустившись с террас в низину, можно попробовать напрямик выйти к Бикину, но кто знает, сколько по пути будет проток и трудно проходимых зарослей. В которых можно долго идти параллельно реке, не приближаясь к ней. Это на больших картах Бикин течет с востока на запад. Тут он местами меняет свое направление и под прямым углом, да и сам рисунок реки может меняться каждое половодье.

Выйдя на небольшую текущую по границе сопок и низины речку, решаю ночевать здесь. Но не так просто найти правильное место для костра и палатки. Останавливаю свой выбор на каменистом островке-отмели. Если пойдет дождь и воды в реке прибавится, меня скорее всего, подтопит. Но это меньшее зло, чем лесной пожар в тайге по колено засыпанной сухой листвой.

Разведя костер, первым делом сгребаю туда всю листву с островка. Обрывистым берегом и сопкой я защищен от ветра, не на шутку разгулявшегося в верхах. Носимый меняющимся в низине направлением ветра дым предупредит находящееся в пойме зверье, что сюда ходить не надо. Разве что любопытный медведь или тигр может прийти за мной по моим следам.

Если это так, надеюсь, что костер убедит зверя соблюдать дистанцию. Натаскав дров и поставив палатку, используя как сковороду крышку котелка, готовлю жаркое на ужин, а в котелке тушу кабанятину в дорогу.
Сказать, что ночевать в тайге, где тигры и медведи, мне не страшно, было бы не правдой. Я здесь на тех же правах, как и все живое вокруг.

Ветер в верхах усиливается. Лес трещит падающими ветвями и шуршит листвой. По небу клочьями несутся подсвеченные луной облака. Но усталость дает себя знать, и сон смаривает меня.

Прежде чем забраться в палатку, на всякий случай стреляю в воздух из ружья. Рюкзак в чехле от дождя подвешиваю на освещенное костром дерево, рядом с рекой. В случае подтопления мне нужно будет только выбраться из палатки и сдернуть её.

Засыпая, вижу картинки из фильма «Дерсу Узала». Те, где всю ночь вокруг их места ночевки ходил тигр. Все это было где-то здесь. Да и ночь с непогодой очень похожа.

Выспаться, как следует, не удалось. Приходилось подниматься, подкладывать в костер дров. Поправлять его так, чтобы завихрения опускавшегося вниз ветра не несли искры на палатку. Шумела тайга, ревел в верхах ветер. К утру все стихло.

Сомневаясь, что речушка, на которой я ночевал, именно та, за которую я её принял, а не одна из проток Бикина, поднимаюсь по ней немного вверх. Убедившись, что все правильно, забираю круто влево.

Иду посвистывая, покрикивая, перехожу одну низину, вторую, за которой выхожу к сидящему на поваленном дереве охотнику. Задумавшись о чем-то, он смотрит в сторону и нервно курит. На коленях карабин «Тигр». Окликаю его, чтобы обозначить себя, подхожу, здороваюсь. Спрашиваю, далеко ли до метеостанции.

-Да. Здесь рядом. А ты-то откуда.

Рассказываю ему, кто я, откуда иду о своей ночевке в лесу.

- Так это ты, значит, ночью стрелял?

Докурив одну сигарету, закуривает вторую.

- А ведь я тебя только что чуть не застрелил…

- Сначала стадо кабанов прошло стороной. А потом вижу, еще кто-то идет. Людей в той стороне точно быть не должно. Думал изюбрь…

После паузы продолжает:

- Уже на мушке держал, и палец на спусковом крючке. Потом мелькнул оранжевый цвет, засомневался. У изюбря такого нет.

Сергей тяжело вздыхает.

Странно, но в момент, когда легкого нажатия спускового крючка было бы достаточно, чтобы весь этот мир для меня кончился, не было никакого предчувствия, ни намека. Ни изнутри меня, ни извне. И сейчас никаких эмоций. Даже напротив, удивляющее меня полное спокойствие. Кроме, разве что, чувства вины перед человеком, который по нелепой случайности чуть не стал убийцей.

Спасибо знакомому, который, купив себе новый рюкзак, предложил мне этот, ставший ему не нужным. Хорошо, что собираясь в тайгу, я не купил себе новый рюкзак, а починил и укрепил этот, с оранжевыми вставками.
Сергей провожает меня до бывшей метеостанции. Теперь тут только метеопост и свежие постройки принадлежащей ему принимающей рыболовов базы.

Здесь несколько работников, занимающихся строительством еще одного гостевого дома, и приемом клиентов. Между постройками на цепях у конур-срубов три лайки. В стороне дымит завешанная рыбой коптильня.

Знакомлюсь с начальником метеопоста. Александр хороший охотник. Зимой занимается промыслом. Отношение его ко мне вполне доброжелательное, и я предполагаю задержаться тут на день-два, в надежде на попутную лодку.

Туристов-рыболовов с проводниками местными сюда поднимается уже немного. Сказывается удаленность и стоимость бензина. От Красного Яра до сюда примерно сто сорок километров. Вверх, до Улунги, до которой отсюда по реке около семидесяти километров, лодки и вовсе ходят редко.

Постройки метеостанции на коренном берегу, метрах в двухстах от основного русла. С реки их не видно. Сразу за территорией тайга, в которую на шесть километров уходит буранник.

Около тропинки, рядом с берегом Бикина, огромный тополь с дуплом, в которое ведет дверь, вырезанная из этого же дерева. Здесь оставляют рыболовные снасти, весла и лодочные моторы, чтобы не носить на базу.

На перекате за отмелью ловит хариусов жена Александра, удэгейка. По совместительству она повар базы. Рыбалка её простая. Мути воду, шевеля донные камушки сапогами, и отпускай от себя мушку, по-местному – «химию».

Снасть грубая, но здесь это значения не имеет. Главное вовремя подсечь. Хариус не крупный, но наловить его можно много. Сейчас время, когда с похолоданием воды он начал спускаться с верховий.

По тропе вдоль протоки ухожу посмотреть избушку, которая, по словам Александра, в трех километрах отсюда. Если она пустует, возможно переберусь туда. У избы лодка. Это в преддверии скорого промыслового сезона приехал с друзьями хозяин этого охотничьего участка. Все русские. Пока один, самый молодой из них, на реке машет спиннингом, знакомлюсь с остальными.

Мужики в возрасте. У двоих под майками «алкоголичками» густая синева наколок. Купола, купола…. Но, вполне доброжелательны.

Приглашают попить чаю, а потом и вовсе перебираться к ним. Поблагодарив, говорю, что их и так четверо, и что уже нормально разместился.

С ними несколько беспородных, лишь отдаленно напоминающих лаек, собак.

Выходя, обращаю внимание на камень с дыркой, висящий над входом в избушку. Из тех, что в своем детстве мы называли куриный бог.

Находка такого камня, сулила исполнение желаний. Здесь, по местным поверьям, найти камень с дыркой, обещает удачу в промысле. А камень, подвешенный над входом, защищает жилище и его обитателей от злых духов и лихих людей.

Тем временем подъезжает на бате еще один охотник. Молодой удэгеец с охотничьего участка в устье Оморочки. Назад к базе уплываю с ним. По пути хвастает, что пару дней назад подстрелил переплывавшего реку белогрудого медведя.

Вечером по-настоящему хорошая баня. Сухая, держащая жар, с веничком из листьев местного дуба.

На ночлег размещаюсь на широкой лавке в предбаннике. Когда тушу свет, на террасе, где сейчас временная столовая, нагло шуршат мыши. А по чердаку и крыше бегает кто-то крупнее. Всю ночь во дворе беспокойно лают собаки.

За завтраком работники базы говорят, что, скорее всего, рядом ходил тигр. Для них это вроде как обыденность, а переживают они разве что за собак, которых следующей ночью, на всякий случай, собираются запереть в недостроенном доме.

У выходящей из-под бани вентиляционной трубы кусок картона намазаный спецклеем. Это ловушка для мышей, которых привлекает его запах. Из трубы время от времени высовывается молодой горностай и пытается оторвать от картона одну из прилипших к нему намертво мышей. Посмеявшись над его усилиями, убираю картонку, чтобы тот сам не влип в ловушку.

Ухожу прогуляться по бураннику. Чтобы было удобнее возить на базу дрова, этим летом его немного расширили.

Неподалеку шумит по камням река Оморочка. А вокруг окруженные более низким подростом мощные стволы корейского кедра. Сейчас их огромные шишки уже осыпались и валяются на подстилке вышелушенные лесными обитателями. Изредка попадается такая, в которой еще осталось несколько орехов. Да и те большей частью пустые.

Листва взрыта стадами кормившихся кабанов, попадаются следы изюбря.

Здесь, по левому берегу Бикина, предгорья Сихоте-Алиня уходят в сторону от реки. Дальше, вверх по течению, вдоль берега обширная труднопроходимая марь. Если не будет попутного транспорта, лучше перебраться на противоположный берег и идти вверх по нему, террасами сопок, там где сто лет назад спускался в ноябре отряд Арсеньева.

Уйдя от метеостанции на три километра, в стороне от тропинки слышу шорох. Замерев и прислушавшись, понимаю, что это перемещается кормящееся стадо кабанов. Не видимое за густым кустарником, оно, то шурша листьями и хрустя корешками, то разом замирая, медленно приближается к тропинке.

Я уже вижу, как в двадцати метрах от меня шевелятся кусты. После очередного затишья кустарник, как-будто по нему идет нечто невидимое, шевелится уже в десяти метрах прямо передо мной. Я знаю, что кабаны уже совсем близко, но не вижу ни одного.

Вдруг, как изображение на фотобумаге, они проявляются разом сразу в нескольких местах. Из кустов высовывается несколько кабаньих морд. Различимы матерые кабаны, свиньи, подсвинки. Кто-то из них издает короткий звук, и они разом замирают. Несколько недобрых, исследующих пар глаз в упор смотрят на меня.

Между нами шесть метров открытого пространства и тонкая березка. Ветер от них, и они не могут определить меня как опасность по запаху. Зная о подслеповатости кабанов, стою, не шевелясь, наслаждаясь редкой картинкой.
Малейшего движения или чуждого лесу звука будет достаточно, чтобы их спугнуть.

Когда же они вдруг дружно вываливаются из кустов мне навстречу, как картофелины высыпаются из упавшего мешка, машинально подхватываю висящее на плече ружье.

Я, конечно, предполагал что испугавшись они рванут с места, надеялся что в сторону, но то что произошло, превзошло все ожидание. Стадо разом сорвалось вперед. И, через мгновение, вокруг, мимо меня вскачь несется живая лавина. Чтобы не попасть под них, я, уворачиваясь, кручусь почти на месте, давая кабанам обтекать меня.

Изменив направление и загородив собой подсвинков, матерый секач по косой летит в мою сторону. Я вижу его злобный взгляд и даже, кажется, слышу скрежет его подтачиваемых друг о дружку клыков. В последнее мгновение успеваю довести ствол и взять его на прицел. Возможно, только это и убедило его отказаться от желания сходу полоснуть меня клыками.

Пробегают отставшие и через несколько секунд в тайге вновь тишина. Как будто ничего и не было. Я даже не успел испугаться, но картина несущегося вокруг меня стада теперь со мной навсегда.

На обратном пути слышу шум вертолета. На подходе к базе встречаю одного из её клиентов с ружьем. Он идет встретить приятелей, рыбачащих на реке Оморочке. От него узнаю, что прилетавший вертолет привез на базу пару геодезистов. А еще говорит, что на тропе рядом с базой егеря обнаружили тигровую метку, и даже возвращается со мной, чтобы показать её мне.

Выглядит это как сбитая кем-то из проходивших по тропе и запнувшихся листва.

Только царапины от широко расставленных когтей на земле убеждают, что это действительно сделал тигр. Так он заявляет о своих правах на свою охотничью территорию. Когда я утром проходил по тропе в лес, этого здесь не было.
Узнав о том, как я разошелся с кабанами, хозяин базы Андрей говорит, что надо было стрелять. Что и лицензия незакрытая есть, и мясо на базе кончилось. А ему с хозяйственными делами некогда её закрыть.

Геодезисты, пара молодых парней из Владивостока, прилетели делать здесь съемку, необходимую для официального закрепления земли под метеопункт. Через пару дней за ними прилетит вертолет и отвезет их на метеостанцию в Охотничий (Улунгу).

Познакомившись с ними спрашиваю, смогу ли я подлететь вместе с ними. Парни не против, вопрос в том, захочет ли вертолетчик.

Вечером захожу на чай к Александру. Он и его жена заняты изготовлением хариусовых мушек, которые в Приморье называют «химия».

Здесь так и говорят:

- На что ловил?
- На химию…

Несмотря на то, что рыбы в реке пока хватает, для того, чтобы ловить успешнее, имеет значение и цвет, и размер, и форма мушки. Здесь чаще используются мушки морковного цвета, но у Саши свои секреты.

Сидя за столом, он разбирает на капроновые нити кусок монтажного пояса. Зеленые нити в нем именно того оттенка цвета, которые любит здешний хариус. Его жена, у которой страсть к рыбалке в крови, внимательно смотрит, как он наматывает волокна на крючок, и из простых компонентов рождается уловистая мушка.

Несмотря на то, что его жена выглядит очень молодо, в Улунге у них взрослый сын.

Александр оттуда родом и здесь живет относительно недавно. В рассказах о жизни этого села, он упоминается как хороший охотник и незаменимый хозяйственник. Как Саша говорит о себе сам: «Последний из рода Могильниковых».

Предки Александра одни из тех староверов, которые основали в двадцатых годах двадцатого века в Уссурийской тайге большое село.

Ночью опять лают собаки. Теперь уже запертые в недостроенном доме, в который наскоро вставили дверь и окна.
Знакомый во Владивостоке, рассказывал, что в этих местах живет тигрица, которая целенаправленно охотится на собак. Может несколько дней сопровождать сплавляющихся по реке туристов, чтобы выждать подходящий момент и утащить захваченную ими для компании собачку. Где-то здесь пару лет назад прямо из-под его ног тигр в один прыжок унёс его любимого спаниэля.

В ожидании вертолета надо чем-то заняться. На следующий день вновь ухожу в лес. Если повезет, помогу Андрею с закрыть лицензию и добыть мяса. Прохожу чуть дальше того места, где накануне встретил стадо кабанов. Выхожу на Оморочку, в надежде перевидеть зверей на более-менее открытом месте. Но, в отличие от дня предыдущего, лес как будто вымер. Нигде ни треска, ни шороха. Даже мигрирующие белки сегодня, кажется, идут другим путем.

Похоже, присутствие тигра действительно вынудило зверье убраться подальше от такого соседства. Раздающийся неподалеку треск кедровки говорит о том, что там есть кто-то, раздражающий её. Может соболь, а может и кто другой.

Солнечная погода сменяется хмарью. Это последние дни осени. Сколько их еще будет мне неведомо, но чувствую, что зима уже совсем близко.

Выходя от реки обратно на тропу, поначалу промахиваюсь мимо. До неё менее двухсот метров, но под павшей листвой тропа едва различима. В пасмурную погоду без компаса в тайге легко ошибиться с направлением даже в знакомых местах.

Найдя тропу, поначалу сомневаюсь в ней. Только попадающиеся на обратном пути, уже запомнившиеся мне ориентиры, убеждают меня, что я на верном пути.

Неожиданно по тропе навстречу мне выбегают собаки. После моего окрика, следом за ними выходит и охотник. Это один из избушки ниже метеопоста, хотя по виду вовсе им не компания. Настроен он решительно и недоброжелательно.

- Что тут делаешь, почему ходишь по нашему участку?

Ответить не успеваю. Следом подходят другие, уже знакомые мне охотники, и разряжают обстановку, предложив ретивому защитнику их интересов успокоиться. Перекуриваем вместе. Двое из четверых, те, что постарше, с наколками, явно люди опытные.

У одного из них обычная двустволка, а у другого и вовсе видавшая виды одностволка, с обтесанным до бела прикладом, потемневшим от времени стволом и погоном (плечевым ремнём), почти распавшимся на отдельные пряди.
В тринадцать лет, с такой же одностволкой, я открывал для себя на Урале свои первые охоты.

Заметив мой взгляд, Иван, хозяин одностволки, говорит, что положил из нее не один десяток медведей. С понягой за спиной выглядит он очень колоритно. От моей просьбы сфотографировать его отказывается.

Когда говорю им о бродящим в этих местах тигре, компания так переглядывается, что у меня возникают большие сомнения в том что встреться он им, ему удалось бы унести свою шкуру целой. На такие мысли наталкивает и то, что в такую даль из села ими привезено несколько вроде как совсем не охотничьих собак.

Бывает, что у хорошего охотника и дворняжка работает по зверю почище элиты. Но, для такого случая не завозят целую стаю.

Компания уходит дальше по тропе, к своей второй избушке, а я возвращаюсь на базу.

Следующим утром небо завешено хмарью и вот-вот разродится затяжным моросящим дождем. Рюкзак собран и остается только гадать летная ли погода в Лучегорске, да согласится ли экипаж захватить попутного пассажира. Если не получится подлететь, попрошу перевезти меня на лодке на другой берег и дальше пойду им. Геодезисты свою работу закончили и тоже собирают вещи и оборудование.

Вертолет прилетает ближе к вечеру, когда его уже не ждем. Не Ми-2, которого ждали, а МИ-8. Не глуша двигатель, он ждет геодезистов. Александр представляет меня командиру экипажа. Выслушав мою просьбу, вначале тот смотрит на меня оценивающе, как бы гадая, какую цену назначить за подвоз, но, всё взвесив, говорит:

- Грузись. Что мне на себе везти…

Закидываю в нутро вертолета рюкзак и взлетаем.

В вертолете полно народа. Тут и пожарные, летящие тушить тлеющие где-то сопки, и лесозаготовители, летящие на работу, и туристы, забрасывающиеся для сплава. Экипаж озабочен тем, что совсем близко по всему Приморью идет проливной дождь.

Им надо успеть и всех высадить, и получить разрешение на взлет. А внизу, за мутноватым стеклом иллюминатора потемневшая, с осыпавшейся листвой тайга, над которой зелеными кудрями возвышаются кедры.

Проплывают мари, гряды сопок и отдельные горки и, конечно, Бикин с разветвляющимися венами проток, завалами, косами и перекатами.

Прильнув к стеклу, стараюсь запомнить как можно больше. Мне еще предстоит здесь идти.

Тот путь, на который пешком у меня ушла бы неделя, пролетаем за полчаса. Вначале, на одном из притоков Бикина, высаживаем туристов с лодкой, потом на заваленной бревнами лесозаготовке - пожарных и лесорубов. Затем, буквально, перелетев через гору, оказываемся над Охотничьим (Улунгой).

Это всего-то несколько домиков, метеостанция на берегу Улунги (Светловодной), да небольшая часовенка в стороне.

От посадочной площадки доходим до первых строений. Это небольшая турбаза Лучегорского комбината. Пара домиков, банька, да веранда на берегу реки. Если с прилетевшими по делу геодезистами все понятно, то на меня местные обитатели посматривают настороженно.

На вопрос: «А это кто?», командир экипажа вертолёта, с улыбкой, в шутку, бросает: «Шпион…»

Ну, шпион так шпион, разберемся.

Приглашают в избу пить чай. Не обходится и без предложения по стопке китайской водки «за встречу». Это тот случай, когда отказываться нельзя. Обстановка вполне доброжелательная. Водитель лихо подкатившего ГАЗ-66 - сын начальника метеопункта «Родниковый», - Андрей. Закинув вещи и оборудование в кузов, переезжаем к метеостанции.

Её начальник, женщина бальзаковского возраста, кормит нас вкусным борщом, поит чаем, а потом размещает на проживание в пустующем доме неподалеку. Чуть позже она заносит нам колун, керосиновую лампу, да коробку с консервами на два дня, из продовольственного обеспечения метеостанции.

Под навесом во дворе напиленные дрова. Наколов да натаскав их в избу, пытаемся растопить печь. В нежилом доме, это может оказаться задачей более сложной, чем разжечь костер под проливным дождем. И дрова сухие и сложены правильно, а не горят и все тут. Дым из печи упорно не хочет идти в трубу, им уже полон дом.

Говорят, что в дымоходе долгое время нетопленной печи застаивается холодный воздух, пробка из которого не дает подниматься дыму вверх. Соответственно, если нет тяги, то нет и притока воздуха из поддувала, обеспечивающего горение кислородом.

Для меня это объяснение не меньшая мистика, чем, скажем, существование домового. Но факт остается фактом. Чтобы в печи возникла тяга, и дрова начали гореть, ее надо «прожечь». То есть прогреть внутреннее пространство дымохода.

После неудачных попыток «прожечь» дымоход бумагой, проблему решили народным способом. Треть маленькой банки из под консервов наполнили керосином из лампы, в него кусок тряпки, поджигаем и аккуратненько ставим в растопок.

Основное слово здесь «аккуратненько». Потому как обжечься и выронить банку легко, а вот потушить горящий дом бывает непросто.

Для тех, кто не знает, растопок - это вспомогательное отверстие с дверкой с обратной от очага стороны печи, ведущее прямо в дымоход. После этой операции все получилось. Наконец-то дым пошел из трубы, дрова начали гореть, а печь нагреваться.

С наступлением темноты идем на базу, куда нас приглашали «пить чай». В сарайчике рядом с ней журчит миниэлектростанция. Здесь есть свет, работает телевизор.

На обратном пути сворачиваем с дороги к еще одному строению, в котором горит свет. Это небольшая, неприметная днем избушка три на три метра. Внутри по местным меркам более чем комфортно. Здесь живут двое парней, один из которых сын Саши с метеостанции «Родниковой».

Андрея сейчас нет. На своей «шишиге» он поехал к месту где Светловодная впадает в Бикин, встречать возвращающихся с рыбалки клиентов базы.

Хозяин избушки явно под хмельком или в ином изменённом состоянии. Хвастает, что может многое себе позволить, показывает нам лежащий на берегу и вроде как принадлежащий ему катер на воздушной подушке. Говорит, что в конце октября сюда собирается прилететь на рыбалку и охоту губернатор Приморья и что к тому времени чужих в поселке быть не должно.

Когда спрашиваю его чем он зарабатывает на своё «могу много себе позволить», враз смолкает и замыкается. Потом «объясняет», что неплохо подрабатывает, чистя и обрабатывая улов ленивым богатым туристам. Ну-ну…. И здесь свои секреты и, похоже, не шуточные.

Приехавший Андрей рассказывает, что только что на идущей по селу колее чуть не сбил медведя.

Посидев еще немного, возвращаемся в выделенную нам под жилье, уже прогревшуюся избу. Свет керосиновой лампы отражается в окне, за которым тьма. Как будто и не было здесь никогда иного.

В начале двадцатого века пришли сюда староверы и так обжили эти дикие места, что появилось здесь огромное зажиточное село. На километры расстилались вокруг их сельхозугодья. Держали лошадей, скотину, водяную мельницу, пасечничали, соболевали.

Но, в начале сороковых годов Советская власть объявила их бунтарями. Более сотни человек расстреляли на месте, сталкивая убитых под лед Улунги, более пятисот угнали в безвестность да на погибель.

Рассказывают, что тех, кого довели под конвоем, загнали в трюм баржи, которую потом затопили.

Еще пять лет после отлавливали да расстреливали разбежавшихся по тайге. А теперь вот то, что есть. На месте былых усадьб села - заросли шиповника, на месте бывших полей расстилается вдаль от бывшего села ровная березовая роща.

Утром геодезисты уходят по своим делам, а я отправляюсь навестить отшельника, живущего выше по реке.

Алексей Гришков удалился сюда от мира более двадцати лет назад по соображениям идейным, во многом сходным с теми причинами, по которым становятся дауншифтерами сегодня.

Его принципы: ни на кого не работать, ни от кого не зависеть, жить в ладу с собой и миром. Последнее даже здесь в глуши получалось плохо. В советские времена власть присматривалась к нему как к потенциальному, да-да, антисоветчику. Подозревая вызов обществу даже в том как он посторил себе дом.

Не "как у всех", а из стоящих вертикально бревен.

Гришков же объясняет все просто. Чтобы положить бревно горизонтально нужно два человека, а чтобы его поставить вертикально, достаточно и одного.

Алексей показывает мне освоенные им тридцать соток земли. Кроме дома на них крытый рубероидом чум, небольшая, внутри два на два метра, экономичная в плане расхода дров избушка, хозяйственные постройки да огород. Здесь Гришков выращивает картошку с клубнями весом по килограмму каждый.

Секрет в специально заготавливаемом для удобрения компосте. Хранит картошку в специально обжигаемом перед закладкой урожая погребе.

Осмотрев усадьбу, за столом из мельничного жернова оставшегося от былого села Улунга, на берегу реки Улунга, пьем с ним чай.

Для жителей села, коих здесь не больше десятка, Гришков что-то вроде отдушины. Приходят к нему в гости поодиночке. Посидеть, поговорить за жизнь с видом на бегущую мимо воду.

Алексей показывает мне вырезанные для кого-то на заказ деревянные ложки, делится умением, как из одноразмерных жестяных банок из под консервов сделать изгибаемую под любым углом трубу.

Говорим о том, что человек, живущий один на один с дикой природой, начинает тоньше чувствовать окружающий мир. И иногда даже предчувствовать какие-то события.

Когда собираюсь обратно, Алексей выдаёт мне гостинец - несколько огромных, по килограмму, картофелин. Вечером пожарили её с геодезистами. Картошка оказалась очень вкусной.

Через день я еще раз заходил к Гришкову с одним из геодезистов. Попрощаться да отдать ему оставшиеся у нас излишки продуктов. И опять сидели у костра до полуночи, пили крепкий, почти чёрный чай со сгущенкой, говорили.
Когда собирались уходить:

- Выберешься, плюнь от меня на асфальт.

Это его отношение к добровольно оставленному им «цивилизованному» миру.

Кроме него, из постоянных жителей Улунги - семья Барыльников. Сегодня это Игнат с женой и двумя детьми и его младший брат Иннокентий.

Отец их, Александр Георгиевич, с женой Натальей приехал сюда из Минеральных вод в 1979 году. От него в наследство сыновьям осталась обустроенная на двух гектарах усадьба. Удивительно, как в такой глуши ему удалось не только приспособиться к местной жизни, но и создать для себя и своей семьи по настоящему полноценный мир.

Сыновей своих с малых лет он учил не только общему образованию, но и всему тому, что необходимо знать для жизни в дикой тайге.

С пяти-шести лет по очереди он брал их на два месяца в тайгу на промысел. А к двенадцати годам каждый из них сам уже был промысловиком и следопытом. Будет нужно, одним топором в тайге лыжи смастерят, зимовье поставят. Будет хищник "хамить", успокоят и его. А внешне ни как не скажешь. Вежливые, культурные парни с чистыми, искренними глазами.

На их усадьбе ухоженные клумбы и грядки. В двухэтажном доме, рядом с основным, настоящая общедоступная для всех Улунгинцев библиотека. В этом, отстроенном их отцом для них некогда учебном зимовье, живет сейчас Иннокентий, собирающийся выучиться на метеоролога, отстроить свой дом и завести семью.

Это их мир, в котором они родились и выросли и откуда никуда не собираются уезжать. Напротив усадьбы в березовую рощу почти на километр уходит прорубленая и вручную отсыпанная их отцом аллея. Александр Барыльник хотел здесь сделать настоящий парк.

Это ли не пример, что в любом месте и в любых условиях, кем ты будешь, и как ты будешь жить, по большей части зависит только от тебя.

Если не помешают им и не выживут отсюда те, для кого они и их образ жизни не сходится с их "понятиями", именно они будут той основой, из которой сможет вновь возродиться здесь живое и здоровое село. В апреле 2010 года я встречался с ними во Владивостоке, где Игнат и Инокентий учатся.

Через неделю Игнат собирался назад в Улунгу, своим ходом от посёлка Восток. Это почти сто километров по лесовозным дорогам и около сорока километров через тайгу. Для них это - обычное дело.

На следующий день пришел вертолет, и геодезисты с клиентами базы улетели домой. Был соблазн улететь вместе с ними, но погода пока ещё позволяла задержаться. Перейдя Улунгу вброд, взбираюсь на высокий склон над селом. Отсюда все как на ладони.

Метеостанция, дом нанайца охотника Мити, маленькая избушка, усадьба Барыльников, дома авиаслужбы и турбазы, часовенка, отстроенная назначенным сюда, но не ужившимся с местными жителями священником.

Спустившись, ухожу к слиянию Улунги и Бикина.Здесь на берегу и небольшом островке свежие следы молодого тигра. Говорят, что ночами он нередко прохаживается по дороге, ведущей к посадочной площадке.

Вернувшись назад, знакомлюсь с вернувшимся с верховьев Бикина смотрителем Верхнебикинского заказника и расспрашиваю про обозначенные на карте зимники. В отличие от зимника, тянущегося на побережье моря в Максимовку, тем, что ведет к поселку Восток - уже два года никто не пользовался. Но, судя по карте, это будет и более короткий, и более надежный вариант возвращения.

Рассчитываю по зимнику добраться до урочища Старая речка. А там, чтобы не лезть через большую марь, до метеостанции Родниковая пойти по другому берегу Бикина. Дальше есть уже известные мне варианты. Или по реке до Красного Яра, дождавшись попутный бат, или по тропе и лесовозной дороге на поселок Восток.

По пути к месту жительства встречаю одного из обитателей маленькой избушки. Удивившись тому, что я не улетел вместе с геодезистами, говорит, что они зайдут ко мне вечером.

- Надо исправлять ситуацию..

Звучит это уж очень как-то двусмысленно. Не то хотят зайти да выпить за доверие и взаимопонимание, не то, как-то иначе урегулировать свои подозрения в том, что я случайно узнал лишнего об их "сельхозугодьях" и "заготовках".

Не скажу, что меня это не напрягло. Но страха показывать нельзя, и я говорю, что буду их ждать.
Вижу, что и мой ответ прозвучал не однозначно. Ничего, пусть подумает.

Что уж и как они там хотели «исправить», для меня так и осталось неведомым. Вечером никто не пришел. А утром, поднявшись пораньше, вернув хозяйке метеостанции колун и поблагодарив за гостеприимство, выхожу в обратный путь.

Мне очень хотелось забраться и выше по Бикину, но, оценивая ситуацию здраво, я понимаю, что и так нет повода сетовать на удачу. Осень задержалась почти на весь октябрь.

Попрощавшись с Улунгой, ухожу на лесную дорогу.

Километра через три она кончается, упершись в сухое болото. Среди высоких кочек непросто определить место, где когда-то проезжала машина. Бывшую дорогу удается найти только за марью. Местами она завалена буреломом, местами ручьи промыли поперёк её глубокие канавы.

По утреннему морозцу, пока не пригрело солнце, намереваюсь пройти как можно больше. Но, вскоре зимник вновь выходит на мари с кочками высотой мне по пояс. Вымотавшись, решаю выходить на Бикин. Берегом тоже идти не сахар, но там хотя бы есть шанс на попутную лодку.

Пробираясь вдоль реки, к вечеру выхожу на обширную галечную отмель, на которой решаю остановиться. Непонятно, какая, из двух расходящихся здесь под прямым углом проток основная. Что там дальше неизвестно, а здесь в достатке дров и хорошее место для рыбалки.

Поставив палатку, наскоро настраиваю спиннинг и к воде. За несколько дней я соскучился и по этому занятию, и по вкусной рыбке. Несколько раз блесну до берега сопровождают хариусы и небольшие ленки. Похоже они здесь уже ученые. Но, когда блесну удается точно положить в затишье за корягой у противоположного берега, мои старания тут же вознаграждаются приличных размеров ленком.

Это как раз то, что надо. Голова, хвост и плавники - на уху, остальное - пожарить.

Собирая дрова на костер, в прогале ивняка, на месте обмелевшей протоки, вижу мелькнувшую косулю. На отмели полно их следов, есть и следы медведя.

Кухаря, напеваю: «Добрые соседи- тигры и медведи…», не забывая оглядываться по сторонам.

Судя по закрученным клочьям облаков и выплывшей над сухостоем мутной луне, погода вскоре может поменяться, но сегодняшний вечер точно хорош, и я наслаждаюсь им в полной мере.

Хороша уха из ленка приготовленная на костре. На второе - кусочки жареной рыбы с дымком, которые прежде, чем отправить в рот, макаю в соевый соус с васаби. Да, такую вкуснотищу можно отведать лишь в таких диких местах.

Когда совсем темнеет, на краю ивняка, совсем близко от меня одиночно и отрывисто «лает» самец косули, по местному - гуран. Не нравится ему что кто-то расположился на его любимом месте. Бросив в темноту камень, по шуршанию гальки слышу, как тот немного отбежал и уже оттуда, прежде чем уйти, еще несколько раз тявкнул.

Здесь еще в достатке зверья. Но всё это только потому, что не вырубаются ближние к Бикину леса. Хватает на поросших дубами и кедрами террасах корма кабанам. Ну и, конечно, потому, что сами удэгейцы и нанайцы, кормящиеся этой рекой и этим лесом, как могут, защищают свои охотничьи участки от пришлых охотников.

Следующим днём вновь пробираюсь вдоль берега. Идти сложно. То и дело, огромные завалы из леса на ответвляющихся от основного русла протоках,