«Хочу повернуть семестр задом наперед: сначала экзамен, а потом семестр. Вы не против?»
Григорий Громыко, инженер-физик, эксперт по технологии парного обучения.
Нечасто можно встретить человека вашего возраста, у которого есть собственный канал на Youtube. Как это у вас получается?
Я писал диплом в ядерном институте в Обнинске. Тогда, чтобы считать интегралы, нужно было крутить, как на мясорубке, ручку механического арифмометра «Феликс». Чтобы вычислить один интеграл, приходилось сидеть несколько ночей — днем «Феликсом» пользовались только аспиранты и кандидаты. Я не выдержал и пошел изучать «Алгол», единственный на тот момент язык программирования, и написал свою программу. После моей защиты программировать научилась вся лаборатория.
В сеть я впервые вышел в 1992 году: тогда это был Фидонет, — чтобы соединиться, нужно было набирать номер телефона. Свой сайт начал делать в 1995. С тех пор все делаю сам. Каждый день приходится осваивать новые программы, новые функции, сервисы. От этого голова пухнет, полный кошмар!
Но вообще я считаю, если человек перестал учиться, он уже умер.
Но на преподавателя вы не учились.
Да. Я был инженер и есть инженер. И сейчас если что-то преподаю, то только как инженер.
Как инженер, который решил переконструировать систему образования.
Я пришел в образование на второй день работы на заводе, куда меня распределили после МИФИ. Вместе с рабочим столом бывшего сотрудника мне досталось и его место в вечернем институте. Так я начал преподавать физику. С тех пор практически непрерывно сам учился в разных местах: в заочном институте, в школе, на повышении квалификации. И в какой-то момент вся эта учеба привела к взрыву: я понял, что должен уничтожить эту педагогику, безобразные методы обучения.
Был 1981 год, я пришел к проректору Обнинского института атомной энергетики ИАТЭ и сказал: «Хочу повернуть семестр задом наперед: сначала экзамен, а потом семестр. Вы не против?» Она согласилась, эксперимент вышел успешным, и я написал о нем заметку в «Комсомольскую Правду». Но когда в институте об этом узнали, меня тихо ушли. Испугались. Через несколько лет я узнал, что на парткоме они решили сказать, что мне не хватило часов. Моему горю не было предела.
Хочу повернуть семестр задом наперед: сначала экзамен, а потом семестр. Вы не против?
А потом я поехал в Ленинград, где встретил Александра Соколова. Он работал в лаборатории новых методов образования, под руководством Валентины Архиповой. Уже тогда они разъезжали по Советскому Союзу, одну неделю в месяц учили школы парному обучению — тогда это называлось коллективным способом обучения. Дело было летом, от нечего делать он мне все это рассказывал часа три. А на следующий день я пришел уже с коллегами.
Это была их собственная теория обучения? Или у нее есть какие-то корни?
Вообще-то, это никакая не теория, а просто опыт нескольких поколений учителей.
Если начать издалека, то в еврейских школах уже две тысячи лет обучаются в парах.
Потом история приводит в Швейцарию, где в 1804 году отец Жирар открыл подобную школу для детей бедняков. Потом были декабристы — они привезли из Франции методики и с разрешения царя Александра открыли за три года 70 школ. Они так и назывались «школами взаимного обучения» и обычно создавались при полках, где были дети разного возраста, беспризорные. Дальше цепочка ведет нас к Александру Ривину, который в 1918 начал практиковать парное обучение и создал «Дикий вуз». На месте гостиницы «Россия» в 1920-ые годы стоял заброшенный свечной завод, там расчистили один цех, поставили лавки и столы, и по вечерам студенты-добровольцы из Бауманского училища обучали безграмотных рабочих сначала грамотности, а потом инженерному делу. За три года подготовили около тысячи человек. Но когда они обратились в Министерство с просьбой принять у них экзамен и выдать дипломы, Вышинский ответил: «Полная фигня!» Тогда они написали письмо Сталину. Стране нужны были инженеры, и он приказал принять экзамен. Можете себе представить, какой это строгий был экзамен. Но в итоге тысяча рабочих получила дипломы, официально нигде не учась. А через две недели всю команду Ривина тихо арестовали и расстреляли. Это, кстати, иллюстрация к тому, как относится академическая педагогическая наука к парному обучению. Я бы сказал, что если коллективный способ обучения и технологию работы в парах признает Академия наук, все диссертации, которые были до этого защищены в педагогике, нужно выбросить на помойку. Потому что педагогики как науки на сегодняшний день просто не существует.
Тысяча рабочих получила дипломы, официально нигде не учась.
А сейчас?
Точно так же. Консервативные институты укрепились еще больше. Но парной технологии повезло. Когда всю команду Ривина расстреляли, он уцелел — был в это время в командировке — и в 1941 встретил Виталия Дьяченко, который тогда был десятиклассником. Он и донес до нас эстафету. Его отовсюду выгоняли, пока ректор Красноярского политехнического института не дал ему площадку для экспериментов. В 1984 году Дьяченко начал парное обучение физике, потом математике. Постепенно вокруг него сплотилась команда, и сейчас они продолжают регулярно готовить несколько десятков учителей ежемесячно.
Это все тоже существует полуофициально?
На этот раз все нормально. Дьяченко удалось включить коллективный способ обучения в программу развития образования Красноярского края. Печаль вот в чем — в самом Красноярске нет ни одной школы, где бы это практиковалось, только в сельских школах.
Из названия более-менее понятно, что такое парное обучение, но наверняка все не так просто.
При поверхностном взгляде кажется, что это элементарно: сели два ученика и началось. Но на самом деле работа в парах требует некоторых новых навыков. Потому что работать в паре — это глаза в глаза. Нельзя отвернуться, сразу партнер скажет: «Эй! Ты куда? Я же для тебя тут говорю!».
Нельзя отвернуться, потому что партнер говорит: «Эй! Ты куда? Я же для тебя тут говорю!»
Учителя, которые используют работу в парах, почему-то называют себе дирижерами. Обычно ведь приходится руководить, отдавать приказы: «Делай так! Так не делай!». В большинстве своем учителя хотят видеть отдельного ученика и по-другому не умеют: вот у нас отличники, вот хорошисты, а это двоечники, их надо выгонять. Здесь ситуация меняется — учителя становятся управляющими, налаживают процесс.
Часто учителя спрашивают: «Как же так? Ведь все дети разные, учителя разные, повторяемость результатов при вашем методе получить невозможно!» Да, в индивидуальном плане результаты каждого ученика будут разные, а технология работы в парах дает коллективный результат. И он всегда одинаковый. Во-первых, это полное отсутствие отстающих. Во-вторых, хорошая глубина знаний, не просто натянутые тройки, настоящие знания. И третье: все участники процесса получают радость.
А как быть с содержанием? Есть какой-то определенный набор знаний, примерное содержание, которое само по себе не интересно никому из участников процесса. Примеры мало касаются жизни, учебники говорят на неживом языке. Можно ли при парном обучении учить скучному и неинтересному, поможет ли оно освоить стандартную программу?
Конечно, потому что работает внутренняя мотивация.
Что говорит обычная педагогика о мотивации? Она говорит: учись хорошо — получишь хорошую работу. Может ли это мотивировать ребёнка? В реальности этого не происходит. Психологи говорят другое: мечтай! Cоздай себе мечту и стремись к ней! Такой способ тоже не работает. Используются различные виды наказаний, в том числе отметками, а результаты плачевные — в школе большой процент брака. А что такое настоящая внутренняя мотивация? Она появляется в момент выбора. В обычной жизни таких моментов в день бывают десятки, а на уроке — ни одного. Если человек сделал выбор — сказал: «Буду суп. Кашу не буду», — он уже мотивирован. В парном обучении таких ситуаций выбора пять. Первое — я буду с Машей или с Сашей? Я должен решить. Вот я иду к доске, а там стоит несколько учеников, и мне из них надо выбрать нового партнера.
И конечно все выбирают самого красивого мальчика или девочку.
Да. А эта красивая девочка говорит: «Я с тобой не пойду». И вот стоит выбор — что предпринять? Обругать её? Стукнуть портфелем? Улыбнуться?
И у доски остаются те, с кем никто никуда идти не хочет.
Да, так тоже бывает. И функция учителя — это разрулить. А потом дети начинают понимать, что благородно с таким человеком работать. И когда это видишь, счастью просто нет предела.
Дальше, когда я выбрал партнера, нам с ним нужно выбрать место и задачу: «За какую сядем парту? Какие примеры будем решать?» Потом снова выбирать для себя темп и продолжительность работы. Вот пять таких важных параметров, которые всегда есть в парном процессе. И учителю заботиться не надо, этот постоянный выбор мотивирует до небес. Дети входят в азарт. А что касается контента, я, к сожалению, не могу выбирать — контент определен за учителя, его спустили «сверху». Я говорю учителям: «Ребята, реальность вот такая, давайте не будем фантазировать. Мы просто быстренько это выучим, а сверх этого еще много того, что нам самим интересно, потому что у нас экономится много времени». Например, года через два полностью отпадает необходимость в домашних заданиях — всё успевают сделать на уроке. Представляете отсутствие домашних заданий? Это просто счастье.
Мы просто быстренько это выучим, а сверх этого еще много того, что нам самим интересно.
Счастье начинается уже тогда, когда ученики просто встают от парты, получают свободу перемещения по классу. А насколько эта методика развита в мире?
У меня есть коллега, немец, он провел исследование немецкой педагогической литературы. Нашел одну книжку 1965 года, в которой изучалась эффективность обучения в зависимости от количества участников в группе, начиная с 10-ти. Когда дело дошло до числа «два», в тексте появляются сплошные знаки восклицания. Скачкообразно меняется само качество. Но примеров использования технологии работы в парах в мире не так много. Мои ученики работают в разных странах, и я, конечно, всех расспрашиваю, но практически нигде этого нет.
То есть вы сейчас, можно сказать, один в поле.
Нет, в Красноярске есть команда, это самый крупный центр. То, что делали Соколов и Архипова в Ленинграде, тоже дало всходы. В Казахстане, в Павлодаре, обучают учителей начальных классов. У меня есть своя
площадка на Педсовете.
Вы там очень строго с ними обходитесь. Учителя к вам приходят по личной инициативе, ведь их не отправляют официально?
Да, они мотивированы по-настоящему. Обычно приходят с уже определенной проблемой, и мы вместе находим решение. Потом я прошу, чтобы рассказали, как всё прошло на практике. В последние два года даже видео иногда присылают — они уже научились немножко держать в руках видеокамеру и сгружать видео в компьютер. Иногда говорим по скайпу сразу со всем школьным коллективом, и они тут же сами работают в парах.
Но бывает и по-другому. Дети в классе входят во вкус, идут на следующий урок к другому учителю. И что они ему говорят? «Давайте тоже так делать». А 90% учителей это не нравится. Ведь от них требуется встать на равных с учеником. Одна учительница сказала: «Когда я запустила этот процесс и увидела, что я им не нужна, аж мурашки по телу побежали от ужаса». Но это хорошая учительница, она стала управлять процессом, а большинство, привыкшее владеть классом, так не могут.
А 90% учителей это не нравится. Ведь от них требуется встать на равных с учеником.
А как родители воспринимают? Была обычная школа, и тут вдруг на их детях ставят эксперименты.
Родители рады. В этом нет никакого эксперимента на детях, ведь в обычной жизни на 99% как раз и происходит общение в парах, посмотрите на жизнь чуточку внимательнее. Ребенок приходит из школы неутомленный, постепенно объем домашних заданий приходит к нулю. Это именно то здоровьесбережение, про которое что только ни говорят! В Иркутске в 90-ых провели исследование «Здоровье детей в парном классе и в непарном». В первый класс пришло 22% детей с хроническими заболеваниями, к окончанию начальной школы в парном классе их было 18%, а в непарном — 32%. В обычной фронтальной школе к окончанию не меньше 80% хроников выходит из школы. Вдобавок, работа в парах бережёт и здоровье учителя.
Не приходится бесконечно громко говорить. А дети во время занятий не болтают о чем-то своем?
А вот на это и есть учитель, чтобы подойти и спросить: «Что тут у вас? А нужна ли моя помощь?» И это один из навыков — слышать все пары сразу. Знакомая немецкая учительница говорит, какую бы она работу ни дала, дети все равно переводят ее в пары. Вообще примеры можно приводить бесконечно. Так уже лет 15 работают в программировании — два специалиста пишут программы за одним компьютером. Получается существенно меньше ошибок.
Наташа Чеботарь